Последний посетитель, пожелав нам доброй ночи, наконец‑то скрылся за дверью. В «Очаге» стало тихо. Так тихо, что было слышно, как гудит старый холодильник. Именно в эту тишину, словно два айсберга, вплыли Ташенко. Степан и Наталья. Они молча опустились за столик в самом дальнем углу. От ужина, конечно, отказались. Настя поставила перед ними две чашки с чаем и испарилась.

– Ну что, есть новости? – спросил я, подсаживаясь к ним. Разговоры предстояли не из приятных.

– Есть, – глухо буркнул Степан. Его огромная ручища, которой он, наверное, мог бы быка завалить, сжимала крохотную фарфоровую чашку так, что я боялся, как бы она не рассыпалась в пыль. – Молчат, гады. Как воды в рот набрали. От адвокатов отказываются, на допросах смотрят в стену. Петров говорит, первый раз с таким сталкивается. Будто их там заколдовали.

Наталья сделала маленький, аккуратный глоток и поставила чашку на блюдце. Стук был едва слышным, но в звенящей тишине он прозвучал как выстрел. Её взгляд был холодным и острым.

– Их не заколдовали, Игорь. Их купили. Или запугали. Скорее всего, и то, и другое одновременно.

Я молчал. Она просто озвучила то, что крутилось у меня в голове с самого утра.

– Возможно, им пообещали, что отсидят самый минимум, а на выходе их будет ждать мешок денег. Или же доходчиво объяснили, что случится с их семьями, если они вдруг решат развязать язык. Стандартная схема, когда у тебя есть деньги и нет совести.

Её слова были точным, безжалостным диагнозом. Никаких эмоций, только сухие факты.

– Это очень продуманный ход, – продолжила она, глядя куда‑то в стену, словно читая там невидимый текст. – Глупое, шумное нападение превратили в тихую и аккуратную операцию. Свидетелей нет, хулиганы пойманы, общественность успокоилась. Теперь они затаятся. Сядут на дно и будут ждать, пока всё уляжется. А потом ударят снова. Но в следующий раз ошибки не будет.

– Мурат – это просто витрина, шумная и безвкусная. Заправляет всем его мать, – сказал я прямо, без обиняков.

Наталья впервые за весь вечер посмотрела мне в глаза. И я увидел в её строгом взгляде что‑то похожее на уважение. Совсем крохотную искорку.

– Вы очень проницательны, молодой человек. Именно так. Фатима Алиева – это не её сынок‑истеричка. Она умна, она терпелива, и у неё нет никаких принципов. Она будет действовать через связи, через подкуп, через шантаж. Тебе нужно быть очень, очень осторожным.

– Знаю, – выдохнул я. – Но также не стоит отбрасывать идею, что эти «залётные» являются друзьями Кабана или Аслана, и решили отомстить за своих дружков. Либо, что крайне мало вероятно, всё это совершенно глупая и несвоевременная случайность.

– Ваня тоже так говорит, – задумчиво пробормотал Степан, и я не сразу понял, что он говорит о сержанте. – Он всё‑таки полицейский, и им необходимо прорабатывать все версии. Но… – он снова нахмурился и скрежетнул зубами, – я уверен, что за всем стоят Алиевы. Глупо это отрицать.

Что ж, с ним я согласен. Получается, что до моего появления (переселении душ) в Зареченске было относительно спокойно? Да, Алиевы здесь всем рулили, и даже граф Белостоцкий, судя по всему, закрывал на многое глаза и подыгрывал им. Но что изменилось с моим появлением?

Всё просто – Акела промахнулся. Это я сейчас о Мурате. Он решил, что раз все в городе ему подчиняются и дают на лапу, то и я прогнусь, но… его поспешность и истеричность привели к тому, что другие хищники, что до этого боялись тявкнуть в его сторону, почуяли кровь. И теперь они вцепятся в его шкуру и сдерут её заживо. Конечно же, моими руками. Или с их помощью.

С другой стороны, пока наши планы совпадали, мы в одной команде. Что будет дальше, я не знаю, но как‑нибудь прорвёмся.

Мы просидели ещё минут десять, переливая из пустого в порожнее. Степан кипел и рвался «поговорить по‑мужски» с Кабаном и Асланом (потому что этих двух упырей мясник знал, а они знали его грозный нрав) прямо в камере, но Наталья его быстро остудила. Она холодно заметила, что это только даст Алиевым повод выставить нас агрессорами и замять дело. В итоге они ушли, оставив после себя ещё более густое ощущение тревоги.

Мы с Настей закрыли заведение. Сестра, вымотанная за день, почти сразу поплелась спать. А я остался на кухне. Прибирался, мыл посуду, раскладывал ножи по местам. Монотонная работа руками всегда успокаивала. Но мысли всё равно крутились вокруг одного – вокруг старой, хитрой паучихи, которая сидела в центре своей сети и спокойно ждала.

Когда последний нож был вытерт насухо и примагничен к держателю, я услышал тихий шорох у вентиляционной решётки. Мгновение спустя на стальной стол спрыгнула знакомая серая фигурка.

– Рат. Что‑то ты сегодня поздно.

Крыс выглядел паршиво. Очень паршиво. Шёрстка взъерошена, длинные усы нервно подёргиваются, а чёрные глазки беспокойно бегают по сторонам. Он даже не стал, как обычно, требовать сыра или ещё какого‑нибудь угощения.

– Там… плохо, шеф, – пропищал он. Голос у него был тонкий и напряжённый.

– Где «там»? – и в голове появилась дурная мысль о том, где мог побывать мой приятель. – У Алиевых?

Рат закивал так быстро, что его голова превратилась в серое пятно.

– Я послал своих… ну, ты понял. Разведать, что к чему. Они даже близко подойти не смогли. Боятся.

Я нахмурился. Чтобы крысы чего‑то боялись? Это должно быть что‑то из ряда вон выходящее. Они же самые наглые и бесстрашные твари в городе.

– Чего они боятся? Кошек? Отравы?

– Хуже, – пискнул Рат и поёжился всем телом. – Они говорят… от дома, от старой женщины… тянется что‑то. Как паутина. Тёмная, холодная, липкая. Она не пахнет злостью, как от её сынка. Злость – она горячая, быстрая, понятная. А это… это пахнет гнилью. Как в старом, сыром подвале, где никто давно не живёт, но пауки всё плетут и плетут свои сети. Запах вековой пыли и… мёртвого спокойствия. Мои сородичи говорят, что если в такую паутину попадёшь – уже не выберешься. Душа замёрзнет.

Я слушал его и чувствовал, как по спине снова ползёт тот самый утренний холодок. Это уже не было похоже на бандитские разборки или нечестную конкуренцию. Это то, чему в моём прошлом мире не было места. Магия. Не та дешёвая, порошковая дрянь из пакетиков, а настоящая. Тёмная и до жути опасная.

Внезапно я понял, что все мои знания о маркетинге, логистике и даже уличных драках здесь абсолютно бессильны. Против лома есть другой лом. А против тёмной, гнилой паутины нужно что‑то… живое.

Я вспомнил ярко‑зелёные глаза, волосы цвета молодой травы и то странное ощущение тепла, которое разлилось по телу от прикосновения одного‑единственного листика. Травка.

– Понятно, – сказал я тихо, глядя на перепуганного крыса. – Ладно, приятель. Кажется, мне снова нужно прогуляться в лес. Пора навестить одного очень специфического консультанта по сверхъестественным вопросам.

Пятница обрушилась на нас сумасшедшим ураганом. Я только‑только успел завязать тесёмки фартука, как в кармане коротко звякнул телефон. Сообщение от Светланы Бодко.

«Вечером. Главный канал. Будьте готовы к славе».

И всё. Никаких тебе «здравствуйте» или хотя бы смайлика. Я нахмурился. Так быстро всё смонтировали? Либо у её команды руки из нужного места растут, да ещё имеется уйма свободного времени, либо сделано халтурно. Хотя, чего я ожидаю от местного канала в провинции?

Хотел было набрать её номер, но входная дверь отворилась, и стало резко не до звонков.

Началось всё с одной семьи, что робко села у окна. Потом зашёл ещё кто‑то. А к обеду… к обеду у нас творился настоящий хаос. В «Очаге» не осталось ни одного свободного стула. Люди стояли в очереди на улице, заглядывали в окна и махали нам, словно старым друзьям. Но я видел в них не обычную толпу голодных горожан. В воздухе висело что‑то другое. Какое‑то тёплое, почти осязаемое чувство… поддержки, что ли?