И вот тут я все понял…

Сначала я увидел на экране телефона дату, а потом когда Леня провел по нему пальцем, увидел свое лицо. На меня как из зеркала смотрел паренек лет двадцати пяти. Брюнет, с выделяющимся скулами и карими глазами.

Новый я.

Осознание свалилось, как ушат ледяной воды. Это точно не мое тело и сейчас не 1996-й.

— Какой сейчас год? — спросил я.

— Че? — Леня рассматривал получившуюся фотографию на экране мобильника.

Второй, так и не снявший маску с удивлением посмотрел на меня.

— Слышь, тебе ж по голове вроде не прилетело…

— Год какой? — повторил я. — Две тысячи двадцать пятый?

— Две тысячи двадцать пятый, угу! — усмехнулся Леня, не отрываясь от экрана.

Я почувствовал как по спине пробежал холодок. Две тысячи двадцать пятый… прямо как мушкетеры тридцать лет спустя. Ну почти… двадцать девять.

Я перевел взгляд на второго.

— Где я?

Тот усмехнулся, но уже не так уверенно.

— Да не гони! Ты бы лучше думал, что боссу будешь говорить, Сань…

Он не успел продолжить. Щелчок замка и дверь кабинета распахнулась. На пороге появилась девушка. Молодая. Даже слишком.

Что-то в ней сразу вызвало отторжение. Нет, девка была реально красивой, но… я не сразу понял, человек это или манекен. Улыбка как в телемагазине, голос как у робота. Кожа блестит, ногти хищные и изогнутые.

На нее, может, и засмотрелся бы, если бы не чувство, что это все ненастоящее. Как будто она не живая…

— Проходите, Ефимов, Сергей Игоревич ждет, — сказала она тихо.

Я поднялся, оглянулся на охранников, те сразу спрятали свои мобильные при виде бабы.

— Только… он не в настроении. Ему звонила Илона Викторовна, — почти шепотом, добавила девчонка. — Она уже в курсе ситуации!

Дверь за спиной закрылась бесшумно. Снова щелкнул замок.

Я мог бы развернуться и уйти. Мог бы. Но я пообещал Светке, что позабочусь о Линде, а значит, должен выжить. Ну а чтобы выжить, надо понять, где я и кто тут главный. А заодно уточнить свои стартовые позиции.

Внутри через небольшой коридорчик, меня встретил просторный кабинет. Толстые ковры глушили шаги. Пахло кожей, свечами и чем-то химическим, дорогим. Свет был не прямой, шел сбоку, из ламп в стенах. На массивном столе был только стакан воды. Идеальный порядок. Слишком идеальный.

Сергей Игоревич сидел в задумчивости, театрально склонив голову и уперев лоб в растопыренные пальцы. Рост под метр девяносто, спортивного телосложения, все на нем сидело, как с иголочки. Щетина аккуратная, пальцы белые, как у человека, который сейчас пережевывает злость.

Я сел не дожидаясь приглашения. Так называемый «босс» даже головы не поднял, стиснул зубы со скрипом, как будто пытался не взорваться.

— Что это было, Ефимов?

Тишина длилась секунду. Потом пошло как по маслу, с нарастающим паром:

— Ты осознаешь, что натворил? У нас контракты. Спонсоры. Съемки. Виральность, понимаешь это слово?.. Просмотры, клики, метрики! Теперь из-за твоей выходки все пойдет под откос! Федерация может нас лицензии лишить! Это шоу! Это, сука не подворотня! А ты ломаешь мне одного из самых рейтинговых участников!

Он вскочил, заметался по кабинету, будто искал, куда впрыснуть злость. Подошел к стене, ткнул пальцем в рамку:

— Видишь⁈ Это, мать ее, золотая кнопка YouTube!

Я покосился на рамку. Пацана задушил, а он мне про кнопки в рамке рассказывает.

— Это работа! Годы! Бабки! Люди! Конверсия! Все к чертям из-за одного твоего «подвига»!

Я молчал. Черт возьми, я вообще его не понимаю! Какая кнопка? Какая к черту конверсия? Будто мы не про драку говорим, а про математику. «Босс» говорил на русском, но смысла было, как в радиошуме.

Сергей шел дальше, разгоняясь, как будто говорил сам с собой.

— На хрен мне такие охранники, если вы в кадр лезете, ломаете хореографию! Вы че творите!

Я смотрел на него внимательно. Он пацана то видел? Его ногами били, он сознание потерял. А этот мечется по кабинету и орет, потому что «в кадр влезли».

Я долго молчал, но терпение кончилось. Поговорить с ним по людски точно не выйдет, так что пусть гуляет лесом.

— Слышь, Листьев. Сюда послушай, — оборвал я.

Хайпенко вздрогнул, явно не ожидав, что я посмею его перебить. Я медленно поднялся.

— Ты сам понял, что сейчас сказал? Я за пацана влез. Его, уже без сознания, собрались ногами в пол втаптывать. А ты мне про бабки втираешь. Про рейтинги какие-то. У тебя тут кнопки, а у меня все проще: или ты за своих, или ты гнида последняя.

Сергей побелел, как мел. Начал поправлять узел галстука, словно тот его душил.

— Уволен! — завизжал. — У-во-лен, слышишь⁈ Засужу! Нет… я Ренату скажу, он из тебя…

— Рот закрой, — грубо перебил я.

Хайпенко вытаращил глаза. Я решил, что еще одно слово и сломаю ему нос. Но в этот момент у гниды вдруг зазвонил мобильник. Он покосился на экран, изменился в лице и тотчас взял трубку. Про наш разговор мигом забыл. Снова заметался по кабинету, как лев в клетке, прижимая телефон к уху.

— Да не может такого быть, то был разговор не под запись, утечки быть не могло… — скулил Хайпенко в трубку, как нашкодивший первоклашка, оправдывавшийся перед учителем.

Я не стал ждать, когда он освободиться. Развернулся и пошел на выход. Разговаривать тут не о чем.

У двери, на тумбе под зеркалом, в аккуратной кучке лежали фирменные блокноты, ручки, значки с логотипом «V-FIGHTS». Мимоходом я взял блокнот, подбросил в руке — добротный. Захватил и ручку. Возьму как выходное пособие.

Я уже тянулся к двери, но взгляд зацепился за стеклянную табличку на стене.

Медиа-холдинг «VЕКТОР», ГК «Козлов и партнеры», генеральный директор Виктор Козлов.

Строгий шрифт, металлический отблеск, треугольники, пересекающиеся, как прицел.

Под ложечкой тут же засосало.

В смысле Козлов? Витя?

В голове промелькнули слова бывшего друга о том, что он собирается назвать свою компанию в честь щенка.

Я вышел из кабинета, осознавая увиденное. Козлов живой? Выходит я не убил его? Теперь у него офис, свет, охрана… Если так, то вырос Витя, конкретно вырос. С низов сделал империю, как и обещал. Только все равно воняет от тебя тем же самым.

Мысли крутились не самые приятные… я не знал, что за годы моего отсутствия случилось со Светкой. Родила она? Ее нашел Козлов? Что с Линдой? Если Витька жив… Свете пришлось непросто, как и детям. Линда не просто так не разговаривала.

Что теперь?

Я не владел информацией, но понимал, что пока не вписываюсь в этот мир. Тут все… наоборот. Как в кино, когда неважно, что ты сделал, а важно, как это сняли.

Но я знал, что умер и получил свой шанс снова. Двадцать девять лет спустя.

Дверь за мной захлопнулась. В коридоре дышалось легче, может, потому что меньше воняло деньгами и показухой.

— До свидания, Ефимов, — раздалось сбоку.

Я повернулся. Ирочка косилась на меня с живым интересом. Похоже, слышала весь наш разговор.

— Чао, бамбино, сеньорита, — хмыкнул я. Старый рефлекс, как на автомате. Девчонка усмехнулась растерянно, но по-честному. Видимо, такие реплики тут давно в музее хранят. Надо притормозить и что называется фильтровать базар. А то ещё подумают, что мне триста лет, и я выполз из тьмы.

Девчонка вдруг выдернула листок из блокнота, что-то нацарапала и протянула мне.

Я взял.

Бумага с закорючками, ни имени, ни телефона. Какие-то точки, буквы латиницей.

— Моя инста, — сказала она и даже слегка смутилась.

— Ста?.. — я поднёс бумажку ближе. — Чего твоя?..

— Ну… соцсеть. Запрещенная с фоточками, — пояснила она, озорно хлопая глазками. — Можешь написать в директ.

Я кивнул, но в голове крутилось только одно: что за херню она сейчас сказала?

Инста-директ, мать его…

Сунул бумажку в карман, сделал вид, что всё понял. Но внутри ощущал себя как дед, попавший на рейв — свет, музыка, слова, и всё мимо.