Скале, видимо, стало интересно, кто это посмел напасть на академию без его, ректорского, на то разрешения… И успел как раз к вопросу темного.

– Деда? – выпрямляясь, произнес Темнейший, даже забыв о крови на лице. – У моей дочери от тебя ребенок?

– Ну да, когда девушка проводит ночи в комнате парня, то могут появиться дети, – признание далось Кьяру с трудом.

Но я понимала, зачем он это делает. Для Темного властелина брак не был аргументом. И пси-атака отца это лишь подтвердила. А вот внук, сильный маг, – это уже другое.

– Да, я оказалась в постели с Кьяром в первую же ночь, как прилетела в академию. Клянусь! – выпалила я чистейшую правду. Ведь упала я на кровать светлого, перепутав комнаты? Упала! Так что… – А что мы любовники – так вся академия в курсе, – «добила» я новообретенного родственника.

Темнейший взглянул на «всю академию» в лице Скалы и… Я была готова поклясться, что Владыка не удержался, чтобы не просканировать память Тумина. И, похоже, нашел в ней кое-какие воспоминания. Например, о том, как я рассказываю дознавателю, с кем провела ту ночь, когда из спальни ректора исчез фениксенок.

– И правда в курсе, – спустя несколько мгновений с неудовольствием признал отец.

И, повернувшись уже к Дорсу-старшему, произнес:

– Почтенный герцог, от лица темного Владыки, – при этих словах я сдержала улыбку: забавно было слышать, как Темнейший, находясь под личиной, говорит от своего имени, изображая посла, – выражаю искренние сожаления, но договоренности касательно брака его дочери и вашего сына придется расторгнуть в силу непреодолимых обстоятельств.

Ошалевший от такого поворота событий аристократ лишь уточнил:

– Каких обстоятельств?

– Его дочь, как оказалось, уже успела выйти замуж за… – Тут владыка обернулся к Снежку.

– Кьярвэля Бьеркрина, – не без доли ехидства подсказал светлый.

Герцог при этих словах схватился за грудь, побледнел и совершил то, что у меня никогда не получалось сделать правдоподобно, сколь я ни репетировала перед зеркалом, – грохнулся в обморок.

Причем это произошло столь внезапно, что никто не подхватил Дорса. И первый советник Светлейшего, тень императора, звучно поцеловал затылком пол. Душевный трепет, охвативший герцога, был объясним: все эти годы он не желал признать незаконнорожденного сына, но обстоятельства сложились так, что сейчас он не мог этого не сделать. Но и сделать тоже не мог.

Потому что в свое время совершил выбор в пользу политической карьеры. И фундаментом его успеха стала правильная партия – с троюродной сестрой императора. А такая жена, имеющая вес при дворе, – это, конечно, хорошо, удобно и подспорье в продвижении по службе, но и… опасно.

Именно поэтому Дорс, поняв всю шаткость положения, поспешил на время удалиться из реальности. Так сказать, взять передышку. Оная, к слову, длилась у него несколько дней, по прошествии которых Дорс вернул кровную клятву Кьяру, вынужденно объявил его своим бастардом и… подал в отставку. Правда, Светлейший ее не принял: все же измены изменами, а экономические вопросы чтобы решал на раз, из казны не воровал и другим не давал – такого министра еще поискать надо. Так что, как говорится, сначала дела разберите, а потом помирайте. А поскольку оные никогда не кончаются, то…

Темного владыку же такой расклад вполне устроил. Ему вообще было без особой разницы, какой из сыновей герцога женился на его дочери. Главное – это то, что уже есть внук! А внуки, как и дочери, в хозяйстве лишними не бывают. Особенно если наследник будет со столь же сильным даром, как у отца.

Сообщать Темнейшему, что дар вообще-то мой, просто по обмену, я не стала. А вот кто оказался доволен больше всех, так это Олав. Он получил обратно свою вредную мету феникса, за ослушание лишился отцовского наследства (зато мать отписала ему все свое приданое) и, главное, остался со своей Лив и ребенком – правда, им пришлось перебраться в столицу. В общем, Олаву хватило мужества сделать то, на что не решился его отец, – быть счастливым с любимой женщиной.

Вот только если самый сложный этап пути – уговорить любимую выйти за тебя замуж – Олавом был уже пройден, то Кьяру это испытание еще только предстояло. И склонить темную к браку оказалось куда сложнее, чем простую горожанку из Предела.

Но это было позже, а пока… Пока я усердно выздоравливала.

Только вот по выписке меня ждал сюрприз. Выйдя из лазарета, я слегка потеряла бдительность в объятьях и не заметила, как оказалась сначала в карете, а потом и вовсе за стенами академии.

Снежок привез меня к небольшому уютному домику на Буковой улице. И, только когда я переступила порог, спросил:

– Нравится?

Я посмотрела на камин, уютный диван перед ним, лестницу, что вела на второй этаж, и поняла: нравится. Еще как. Да, это был не величественный мрачный особняк, в котором я жила в Тайре. Зато и не комната в общежитии.

– Я подумал, что соседи по комнате – это, конечно, весело и порой даже слегка сюрпризно, но все же решил, что этот вариант лучше, – усмехнулся Кьяр.

Я лишь фыркнула: все же кое-кто продолжал бессовестно читать мои мысли. И даже не пытался делать вид, что это не так.

– Однозначно лучше, – согласилась я, провокационно улыбнувшись, и закинула руки на шею Кьяра. – Ведь здесь мы только вдвоем…

– Как же долго я об этом мечтал…

Его губы накрыли мои. И я почувствовала, как сильные мужские руки скользят по моему телу, поднимаясь от талии по спине выше, к основанию шеи, чтобы зарыться пальцами в непослушные рыжие волосы и чуть оттянуть их, заставляя запрокинуть голову назад, подставляя шею под обжигающие поцелуи.

Мне хотелось больше Кьяра. Его рук, прикосновений губ, что медленно скользили по моей коже: ключицы, полуобнаженное плечо, на котором застыли потемневшие искры меты, впадинка под ухом, скулы, подбородок. Казалось, светлый нарочно целует меня где угодно, только не в губы, словно дразня. И я поддалась на провокации: поймала его рот своим, чуть прикусив нижнюю губу Кьяра, и тут же отстранилась. А моя нога сама собой легла на его бедро.

И я почувствовала, как светлый вздрогнул. Его пальцы отпустили мои локоны и двинулись вниз, по впадинке позвоночника.

– Ты мой огонь, мое безумие, Кей, – рвано выдохнул он признание мне прямо в губы, упершись своим лбом в мой лоб.

Я улыбнулась и чуть откинула голову. Наши взгляды встретились. Его зеленая бездна, до краев наполненная диким голодом, желанием, напряжением. Кьяр сдерживался из последних сил, давая мне время. Вот только и я сама изнутри горела.

Обхватив светлого за шею, я притянула его к себе, целуя уже по-настоящему. Откровенно, горячо, жадно. И почувствовала, как он подхватил меня под ягодицы, вынуждая закинуть на него и вторую ногу. В следующий миг я оказалась прижата к закрытой входной двери.

Одной рукой светлый удерживал меня на весу, а второй… Пальцы Кьяра скользнули по моей штанине. Контраст влажных, порочных касаний губ и почти невинных прикосновений через ткань одежды оглушал.

Я тяжело дышала, цеплялась за плечи любимого, впиваясь сквозь батист рубашки в его кожу ногтями, и хотела быть ближе, как можно ближе к светлому. Внутри меня бушевала чистая стихия, тело словно прошивали разряды молний, все увеличивая напряжение. Сейчас я сама себе напоминала пульсирующее разрывное проклятье, готовое взорваться и разнести все вокруг, если Кьяр остановится лишь на миг.

Но он и не думал об этом. Пальцы светлого скользнули по штанине от колена выше, к бедру, потом к пряжке ремня и нырнули под задравшуюся рубашку, чтобы сжать полушарие груди.

От этого прикосновения я вздрогнула и жадно, шумно выдохнула, не скрывая своего наслаждения:

– Кья-я-яр…

А потом мои руки скользнули по плечам светлого, ниже, вцепились в батист его рубашки и наконец добрались до тела. Я чувствовала подушечками пальцев горячую мужскую кожу, твердокаменный пресс, пластины грудных мышц и бешеный стук сердца, который вторил моему.

Словно у нас с Кьяром был один пульс на двоих. Один воздух на двоих. Одно безумие на двоих.