Светлому было бы правильнее пуститься в погоню одному, но… Похоже, кто-то подхватил от темных привычку поступать не как правильно, а как хочется.

Я протянула руку и встала на узкий край выступа. Кьяр не просто держал меня. Он удерживал. От падения. От страха. От ошибки. И когда мы добрались до угла здания и прыгнули вместе на тот полосатый тент, мне показалось, что все наши отношения со Снежком – это один вот такой короткий полет. Когда не знаешь, сможешь ли удачно приземлиться. Не расшибешься ли.

Но между «не прыгать» и «разбиться» ты выберешь второе. Потому что в миг полета он будет держать тебя за руку.

Мы упали на ткань. Миг. Второй. И она затрещала под нами. Мы оказались на пустом прилавке. Видимо, днем там стояли корзины с товаром, который рачительный хозяин убрал на ночь под замок.

– Оставайся здесь, – крикнул Кьяр. – Рядом со мной опасно.

И, дождавшись моего кивка, помчался за братом. А я лишь хмыкнула. Дожидаться? Демона с два! Я понимала, что по прямой мне за светлыми не угнаться, но если попробовать срезать…

Я помчалась выпущенной стрелой. Улица, переулок, и я нырнула в квартал сиреневых фонарей, который был по темному времени весьма оживленным. Да и немудрено. Ведь именно ночью в таких местах происходит все самое интересное.

Эйта сидела на мне, вцепившись в ремень сумки, перекинутой через плечо. И ладно бы просто сидела. Она командовала:

– Давай вон туда! Да куда ты! В другое туда! – Еще и лапой направление указывала. Оно, правда, порой противоречило словам, но это уже мелочи.

С разгона я перепрыгнула через невысокую уличную жаровню, в которой над открытым огнем на вертелах подрумянивались колбаски. Приземлилась почти удачно. Лишь пятки чуть отбила. А затем рванула дальше.

Прямо по курсу, поперек дороги, встала карета. Ее я пролетела насквозь через дверцы, что были распахнуты с обеих сторон. При этом стрелой пронеслась мимо выходивших в этот момент из экипажа дам. Те были с напудренными до фарфоровой белизны лицами, в откровенных нарядах и столь веселыми, что даже не поняли, что произошло.

Вот только когда я вновь оказалась на мостовой, то краем глаза успела заметить, что на плече у меня что-то белое. Оказалось – Эйта нечаянно успела содрать с головы одной из жриц наслаждений парик.

– Брось гадость, – выдохнула я.

Но пушистая уже и сама откинула его в сторону. А я вновь набрала разгон и… Подвода выехала из-за угла неожиданно. Я не стала размениваться на остановку, чтобы дождаться, когда путь снова станет свободен. На полной скорости упала на колени и спину так, что лопатки коснулись мостовой, и проскользила под телегой. А затем прыжком поднялась на ноги и поспешила дальше.

И когда вынырнула из-за очередного поворота, то увидела, как Кьяр в прыжке настигает Олава, скручивая его.

Вот только Снежок был слегка подпаленным и… напрочь мокрым. Словно при забеге за братцем он мимоходом сжег храм и сровнял с землей дамбу.

Как позже выяснилось, светлого, к несчастью для них, пытались задержать наемники. Об этом, правда, я узнала чуть позже, а пока что могла лицезреть прижатого коленом к мостовой Дорса-младшего, который сыпал в сторону Снежка проклятиями.

– Сволочь! Грыхтов потрох. Продался моему отцу! Ненавижу тебя!

– Вообще-то он тебе жизнь спасал все то время, что ты учился, – присев перед светлым на корточки и глядя в лицо, искаженное ненавистью, напомнила я.

– Он просто отрабатывал то, за что ему заплатил мой демонов папаша.

– Милые у вас семейные отношения, – хмыкнула я.

– Да что ты понимаешь, темная! Я просто хотел быть рядом со своей женой! С Лив! И с нашим ребенком… Я даже мету содрал, отказавшись от магии, чтоб меня не нашли.

Он говорил, и из его рваной эмоциональной речи выходило, что Олав успел втайне от отца жениться на простой девушке – дочери местного торговца. И не просто жениться, но еще и завести ребенка.

А в академии отыгрывал роль раздолбая и повесы, зная, что отец приставил следить за ним кого-то из своих людей. Правда, Дорс считал соглядатаем кого-то из своей длани.

– А это был ты, сволочь… – прошипел в адрес Кьяра Олав.

– Ну, извини, я не успел в первые дни после поступления так сильно с тобой повздорить, чтобы нас определили в одну длань, – отозвался Кьяр. – А сейчас поднимайся. Нам нужно возвращаться в академию.

И с этими словами схватил братца за шкирку и поставил на ноги. Руки Дорса были связаны за спиной ремнем.

– Ты бесчувственная тварь, Бьеркрин. Ты не знаешь, что такое любовь, – патетично выкрикнул Олав, стараясь уязвить Кьяра как можно больнее. – Зато отлично умеешь использовать ситуацию. Вон даже темную смог уговорить тебе помо…

И в этот момент я увидела, как из-за угла в нашу сторону летит огненный шар.

Я видела его, но не успевала оттолкнуть Снежка, в спину которого неслась смерть.

Страх. Ярость. Отчаяние. Они обожгли меня, заставив кровь в жилах закипеть. Я призвала силу. Всю силу, что была у меня. Времени, чтобы оформить ее в заклинание, не было.

И я просто пустила ее встречной волной наперерез пульсару. И почувствовала, как с другой стороны летит еще один смертельный аркан. «Нас просто взяли в клещи…» – была последняя мысль, прежде чем я почувствовала, как на меня сверху, закрывая собой от смертоносного плетения, падает Снежок.

Взмах его руки, и от светлого в сторону нападавшего полетели иглы Тросса – ледяные стилеты, от которых нет спасения.

Это было последнее, что я увидела перед тем, как потерять сознание. Потому что мое тело горело. Сила, которую я призвала, выжгла все ограничители, стоявшие на моих энергетических каналах. И сейчас дар, вырвавшийся на свободу, неистовствовал.

Очнулась я, когда Кьяр шел по городу, неся меня на руках. За нашими спинами полыхало зарево. Впереди, словно марионетка, двигался Олав. А по правую руку от меня плыла Хель.

– Прощайся с ним, – прошептала она.

И я почувствовала новый удар боли, которая разрывала меня изнутри. Сейчас я была готова на что угодно, лишь бы избавиться от нее. Даже умереть. Сил, чтобы что-то прошептать, не было. Я просто прикрыла глаза, понимая, что это все… Те, кто говорят, что перед смертью перед глазами проносится вся жизнь, – вруны. Уплывая во мрак, я не могла вспомнить ничего. Даже собственного имени.

И тут услышала в голове голос. Такой знакомый, родной, он уговаривал остаться, не уходить за грань. А если я все же решусь шагнуть в вечный сумрак, он пойдет следом.

Но я знала, что ему еще рано, что тот, кто говорил со мной, должен жить. Он даже торговался с Хель, предлагая себя вместо меня. А костлявая от этого психовала на «арховых влюбленных».

А потом все закончилось. Просто наступил мрак. Сколько он длился, я не знала. Но вдруг он начал светлеть и… я очнулась. В незнакомой комнате. На постели.

И рядом со мной, на подушке, лежала белочка.

Увидев, что я открыла глаза, пушистая застонала:

– Моя лапа! – И продемонстрировала мне лубок. На этот раз на ноге.

Эйта, как всегда, была неподражаема.

– А где Кьяр? – спросила я, пытаясь оглядеться. Но голова была столь тяжелой, что не то что поднять – повернуть ее стоило неимоверных усилий.

– Да ну его, твоего светлого, – махнула здоровой лапой Эйта. – У меня проблема посерьезнее: пока я тут на больничном была, моя доченька, Паника, умудрилась туфельки нацепить и платьишко, накраситься, пока мамка не видит, и выйти в этом безобразии замуж! И ладно бы за стройного Мора или Голода… Так нет же, выбрала четвертого всадника – самого полного – Песца! И как его теперь прокормить, проглота такого? Ну ничего, брак – дело поправимое… Куда только детки не вляпываются за-ради любопытства!

– Ты настолько против брака? – спросила я.

Жутко хотелось перебить пушистую, взять ее за грудки и вытрясти все, что ей известно о Снежке, но… Насколько я успела узнать Эйту, пока она не выговорится, от нее ничего не добьешься.

– А чего в нем есть, чтобы «за»? – удивилась рыжая и даже приподнялась, опершись локотком здоровой лапы о подушку и повернувшись ко мне. – Вот до брака я мечтала о колье, или еще одном колье там, с изумрудиками… А теперь о чугунке для свекольника повместительнее, новом сите… Опять же ж муку со скидочкой мешочка два прикупить. – Она недовольно скривила носик. – А сколько моих талантов закопал брак: пение, рисование, вышивка. Зато я научилась готовить и отлично материться… – загнув два коготка, запальчиво произнесла она и вдруг, выдохнув, задумалась. А спустя пару ударов сердца произнесла: – Хотя… тогда бы у меня не было моих рыжиков, деточек. И пусть они уже большие и у половины из них свои семьи, но для меня они всегда будут малютки… – с умилением проворковала пушистая.