Я рассматривала книги, проводя по корешкам пальцами, а кто-то в этот момент нагло рассматривал меня. Я это почувствовала и повернулась.
Яркий до серебра лунный свет струился в окно. Нереальным в этом миге казалось все. Кьяр, я в его комнате, оставшийся где-то внизу прошедший тусклый день. Хотелось сделать шаг, прикоснуться к светлому и убедиться, что это все взаправду, но… С возвращением на землю преотлично справился и затрепыхавшийся в кармане фениксенок.
– Да что б тебя! – прошипела я и потянулась в карман за птицем со словами: – Держи, светлый, часть от своего неугомонного братца…
Пернатый шустро юркнул из-под руки, уходя от хвата, но я все же сцапала его и протянула сжатую ладонь Снежку. А вот когда открыла сведенные пальцы…
– Что это? – удивился Кьяр, глядя на мою руку, в которой была склянка с зельем, затирающим следы ауры.
– Что ты мне в руки сунул, то я и перепутала, – проворчала и со второй попытки достала юркого фениксенка. Тот возмущенно заклекотал. Причем горланил алый ничуть не тише побудного колокола.
Пришлось этому мелкому вымогателю давать взятку в особо колбасном размере. Благо у Кьяра нашелся внушительный бутерброд. А пока птиц пировал, Кьяр прикрыл окно, задернул шторы… А я приготовилась морально. И когда светлый ко мне повернулся, решительно произнесла:
– Раздевайся! – сказала это тем особым лекарским тоном, который отсекает любой намек на флирт.
Но светлого это не остановило. Сверкнув в полутьме белозубой улыбкой, он заявил:
– Так категорично мне это сделать еще ни разу не предлагали. Но если ты настаиваешь…
– В смысле обнажи ту часть тела, где у тебя мета. Так будет проще… – пояснила я.
И сама начала снимать кожаный жилет. Моя мета начиналась от плеча и змеилась вниз по спине до середины бедра. Правда, была она блеклой и почти неподвижной. И не оттого, что готовилась превратиться в черно-белую и закрепиться. Полагаю, что до конца жизни она так и не созреет. А все из-за зелья.
Впрочем, полностью показывать свою мету я не планировала. Достаточно будет и полуобнаженного плеча, где ветвистая молния серебряно-серыми всполохами рассекала кожу, образуя причудливую вязь, напоминавшую крону белого дерева.
Расстегнула верхние пуговицы рубашки и оголила кожу от шеи до локтя, оставив грудь прикрытой. Достаточно, чтобы прислониться своей метой к мете Кьяра. К слову, у светлого та располагалась на плече и переходила на грудь. Это был не просто знак огня, который обычно проявляется в виде искры или языка пламени. Это была мета небесного, первородного огня. Того, что легко противостоит даже драконьему пламени. А уж последнее-то порой запросто прожигало насквозь даже каменные глыбы и высокоуровневые магические щиты.
Крупные, темные, почерневшие, а значит, почти заякорившиеся искры пламени на груди светлого образовывали причудливое, удивительно красивое созвездие, хвост которого уходил на спину и нырял там под ремень штанов.
– Снимать? – берясь за пряжку, уточнил Снежок, глянув на меня.
– Не надо, достаточно, – сказала и сама поняла, как глухо прозвучал мой голос. А во рту и вовсе пересохло от увиденной картины: кожа, отливавшая бронзовым загаром, широкие плечи с четким рельефом мускулатуры, впечатляющий гладкий, без волос, торс, след от старого шрама, пересекавший внушительные мышцы пресса…
Восхищение. Да. Это было именно оно. Но я не сразу поняла, что это чувство мое лишь отчасти. Кьяр смотрел на меня точно так же, как я на него. И я ощущала его желания – прикоснуться ко мне, поцеловать…
Светлый шумно выдохнул, беря эмоции под контроль. И я вспомнила, зачем мы здесь.
А потом я подошла, прижавшись обнаженным плечом к его груди так, чтобы меты соприкоснулись. И была рада тому, что сейчас стою к светлому спиной. И он не может видеть мое лицо.
– Возможно, твоя мета не сможет перейти ко мне. Она почти заякорилась…
Если бы дар светлого был слабее, то она давно бы уже обесцветилась и срослась с кожей, но чем большая сила в маге, тем позднее полностью созревает мета и останавливается в своем росте.
– Приготовься к боли, – произнесла я, не зная точно, к кому обращаюсь, к светлому или к себе: мою мету, приглушенную зельями, оттого почти неподвижную, похоже, тоже придется отдирать…
А затем начала читать заклинание. Оно было коротким, но пришлось влить в него дополнительные силы, чтобы инициировать начало движения рисунков.
Первым, как ни странно, зашевелилось созвездие Кьяра, хотя оно было почти укоренившимся. Я услышала шипение сквозь стиснутые зубы, а потом моей кожи словно коснулся раскаленный уголек. Я вскрикнула, и тут движение начала моя мета.
Ощущение было – словно плетью стегнули. Мои пальцы непроизвольно сжались на том, что попалось под руку. И это оказалось бедро светлого. Причем, несмотря на ткань, я явно впилась в кожу Кьяра до кровавых следов от ногтей. Но Снежок этого не заметил.
Он прижимал меня к себе, понимая, что нельзя разрывать контакт. Вот только я начала оседать. Ноги подкашивались, перестав меня держать.
– Не отпускай, – прошептала я и почувствовала, как Кьяр, держа меня в объятьях, садится на пол, опираясь спиной о ножку кровати…
А меты медленно, пядь за пядью, переползали, меняя хозяев. И в этот момент я поняла, что ненавижу ночь. Это самое отвратительное время: вечер уже успел закончиться, а до сегодня еще нужно дожить. И остается только ждать, плавясь в мучительном мареве боли.
Время превратилось для меня в нечто однообразное, серое и бесконечно долгое. С вехами в виде ударов колокола. Три. Потом четыре за раз. Пять подряд… А после того, как набат пробил семь раз, оповещая о побудке и в коридоре начали раздаваться шаги проснувшихся адептов, замок в двери заскрежетал. Створка резко распахнулась, явив злого, как тысяча демонов, студиозуса. Тот с порога вместо приветствия буркнул, роняя холщевую сумку на пол:
– Кьяр, я тут переканту… – он не договорил, осекшись.
Я, успевшая очнуться ото сна, поняла почему: композиция из меня и светлого была весьма неоднозначной. И намекала скорее на бурно проведенную ночь, а не на то, чем мы на самом деле занимались.
Я резко инстинктивно дернулась, и… контакт разорвался. Боль пронзила от макушки до пяток так, что в глазах поплыли круги, словно во мне разом сломали все кости. Я не могла произнести ни слова. Да что там слова. Даже вздох сделать была не в силах. Казалось, что даже сердце в этот миг перестало биться.
Кьяр испытывал то же самое. Только боль ударила по нему в три раза сильнее. Все же большая разница, насколько разработаны энергетические каналы у мага девятого уровня и у третьего. Пусть последний и с искусственными ограничителями.
Однако светлый, в отличие от меня, смог не только вытерпеть эту пытку, вызванную разрывом мет, не успевших полностью перейти на новых хозяев, но и среагировать на вошедшего:
– Вон! – рявкнул за моей спиной Кьяр, подхватив меня одной рукой, а второй швырнув в пришедшего силой.
Вот только если раньше, с его пламенем, это была бы волна сырой магии, то сейчас… Я ощутила, как мимо меня несется тайфун. И это были даже не эмоции, как обычно у меня. Это был четкий ментальный приказ. Потому как у Кьяра, в отличие от меня, был полноценный девятый уровень, который годами не сдерживали с помощью эликсиров.
Нежданного визитера как ураганом унесло. Только дверь хлопнула. Но я успела заметить, что позади него стояли светлые. Их наверняка зацепило пси-атакой, но… когда это страх был помехой для рождения хорошей сплетни?
И если бы я была светлой, то сейчас уже, наверное, начала бы страдать о своей загубленной репутации. Но, к счастью для нервной системы Снежка, я родилась темной. Поэтому лишь про себя подумала: что ж… нужно же давать людям повод для пересудов. А то они такого обо мне напридумывают…
Второй мыслью была еще более практичная: что бы такого солгать ректору с утра пораньше, чтобы он поверил в то, что устав академии я не нарушала?
А вот третьей, когда я глянула на свое плечо, – исключительно нецензурная. Потому как обе наши меты оказались разорваны. Впрочем, если учесть испытанную боль, этого следовало ожидать. На моей коже осталась крохотная молния, напоминавшая веточку карагача – короткую, тонкую и такую же изломанную. Она не успела переместиться на Кьяра. И сейчас эта неровная линия была окружена лепестками пламени, перешедшими ко мне уже от светлого.
