Я еще раз осмотрелась, убедившись, что, кроме меня и пары пауков, тут больше никого нет, и закрыла люк. А затем, не тратя времени понапрасну, приступила к ритуалу призыва Эйты: достала из кармана кусочек припасенного мела и начертила пентаграмму. Рассекла ладонь, окропив собственной кровью ее углы, и напитала рисунок силой. А затем шагнула в его центр, скрестила ноги и, открыв склянку с закупоренным в нем страхом, нараспев начала читать заклинание, над разработкой которого я корпела долгие месяцы.

А все потому, что, перерыв все фолианты и свитки в университетской библиотеке, да и в столичной публичной тоже, не нашла ни одного описания ритуала призыва белочки. Архидемонов, самых страшных порождений глубин бездны, неистовых тварей Мрака… – обрядов по ним было сколько угодно. Этих товарищей темные маги беспокоить по своим нуждам не стеснялись. А вот рыжую пушистость почему-то настолько опасались, что даже не пытались пробовать.

В общем, не было до меня желающих лицезреть Эйту добровольно. Или, наоборот, были, но эксперимент получался столь удачным, что становился не только первым, но и единственным. И после него маги попадали в Лабиринты безумия.

Как итог – пришлось экспериментировать на свой (и чужой!) страх и риск. Опытным путем я вывела формулу призыва. Она оказалась не сильно отличной от таковой для демона сотого уровня. Правда, с авторскими доработками.

Но конечной целью исследования был не вызов самой Эйты. Белка в моей дипломной работе была всего лишь средством, которое тестировало прочность второго моего заклинания – защитного. Сложные чары, на расчет только матрицы которых ушло больше года, стали барьером на пути к разуму мага от воздействия Эйты.

Надо ли говорить о том, как взбеленилась госпожа Безумия при нашем знакомстве? Я тогда призвала ее в первый раз. Помимо собственных чар, которые должны были защитить разум, я еще обвешалась и кучей защитных артефактов. Их на мне тогда было едва ли не больше, чем блох на бродячем псе.

Белочка пришла, рассчитывая встретить мага, готового вот-вот потерять остатки разума. А тут я… Вся красивая такая: в амулетах, со взором горящим. Сижу в центре пентаграммы и радостно на нее смотрю, потирая руки со словами:

– Наконец-то!

Эйта не сразу поняла, что вызов был ложным. А псих – наглый симулянт. Уж больно я была в тот момент похожа на ее обычных клиентов. Пришлось разочаровывать…

Она обиделась. Очень. И пообещала, что свести меня с ума для нее теперь дело принципа. Поэтому теперь мои психозы, нервные срывы и кошмары – ее работа.

В ответ я просияла.

Эйта такой реакции отчего-то не обрадовалась, а насторожилась и плюнула на пол со словами:

– Арх с тобой, темная! – И исчезла.

А я после памятной встречи подналегла уже не на учебники, а на практические занятия. Хотела до автоматизма отточить разработанное заклинание ментальной защиты, чтобы держать его постоянно. И сумела. Так что ужасы во сне и истерики наяву, которыми Эйта, верная своему слову, обеспечивала меня исправно, прекратились, как только я научилась жить с поднятыми щитами.

А через месяц мы вновь встретились с Эйтой. Рыжая была еще более злой. Оценила мой барьер. Попробовала взломать. И почти пробила. У меня тогда кровь от ее атак из носа буквально хлестала. Спас руководитель диплома. Он был не в курсе того, что я именно в этот день решила провести ритуал. Но оказался в нужном месте в нужное время. И сделал то единственное, что было возможно, чтобы меня спасти, – ударил свою адептку по голове. Я благополучно потеряла сознание.

Мой разум тогда померк, исчез из системы координат реальности… А раз сводить с ума оказалось нечего, а профессор Эйту просто не замечал (или виртуозно игнорировал), то пушистая, матерясь, исчезла.

Когда я пришла в себя, то первым делом вернулась к расчетам, усилив направляющие оси плетения. А потом получила взбучку от руководителя диплома. К слову, последняя завершилась словами то ли увещевания, то ли одобрения:

– Даркнайтс, вот смотрю на тебя и никак не могу определиться: Тьма послала мне такую чудную дипломницу в наказание или в награду? – Причем ударение в слове «чудную» прозвучало весьма своеобразно.

– Это почему? – От любопытства подалась вперед. И даже осмелилась высунуть нос из-под лазаретского одеяла.

– Потому что в твою голову приходят гениальные идеи. Но, похоже, лишь затем, чтобы там умирать.

Я фыркнула. А куратор меж тем продолжил:

– Но если ты все же каким-то образом сумеешь выжить, не свихнуться и довести исследования до конца, то ими точно заинтересуются не только маги-теоретики, но и врачеватели душ.

– Да уж… Смотрю, что идеи в дипломной настолько гениальны, что целители и так уже за мной приехали, – иронично заметила я и кивнула на лекарский блок, в котором обреталась после удара по затылку.

– Говоря о врачевателях, я имел в виду, что твоя работа уникальная, сложная и нужная… И я сожалею, что не могу помочь тебе в исследованиях так, как бы хотел.

Я кивнула. Потому что сама прекрасно понимала то, о чем руководитель не сказал. Что нас, менталистов, ничтожно мало. Поэтому не существует и отдельных факультетов для магов разума. Потому адептов с моим даром учат на других специальностях. А руководителями при написании дипломов обычно становятся просто опытные маги-теоретики.

Куратор в тот раз больше ничего не сказал, лишь скомкано попрощался и ушел. А я посчитала, что раз не запретил заниматься экспериментами дальше – значит, разрешил. И я продолжила свое общение с Эйтой. И с каждым призывом белочка становилась все хитрее, изощреннее. Играя на таких гранях психики, о существовании которых я до этого даже не подозревала.

Я узнала о нескольких стадиях пси-атаки безумия. Сначала грубая, сминающая волна. Потом, если клиент Эйты не поддавался, изматывающее ежедневное давление. В случаях, когда и оно не давало результатов, пушистая приступала к задушевным беседам, медленно поворачивая мировоззрение собеседника под нужным ей углом. Таким, под которым крыша точно не просто зашелестит черепицей, а понесется вниз под крик: «Йо-ху!»

Именно на этом этапе наших взаимоотношений с пушистой мы сейчас и застряли. Потому она, когда соткалась в своей рыжей шубке передо мной, принюхавшись, первым делом спросила:

– Какая вкусная в этот раз у тебя истерика… Нажористая… М-м-м, поделишься рецептиком?

Я подумала: а почему бы и «да»? Все равно с чего-то надо начинать наш задушевный (в смысле, когда на кону стоят мои душа и разум) разговор. Ну и поведала о соседках и тинделе.

– Даркнайтс, ты страшный человек! Довести до нервного срыва простым калиновым супом… – восхитилась Эйта и с гордостью добавила: – Сразу видно: моя школа!

Я дернула глазом: комплимент был сомнительным.

– Ну что? – ударила в лапы Эйта. – Опять играем в атаку и защиту?

– На этот раз только в нападение, – честно призналась я.

– Ты не будешь сопротивляться? – недоверчиво уточнила Эйта.

– Я?! – приподняла удивленно бровь. – Буду, конечно. Мне мой разум еще пригодится. Я просто приглашаю тебя на дуэль.

– Обычно на нее вызывают, – педантично заметила рыжая.

– Это когда с кем-то хотят драться. А когда чем-то, то исключительно приглашают. Так что я именно приглашаю тебя. В качестве оружия.

От этого известия белка аж хвостом дернула. А потом, словно спрашивая у мирозданья, протянула, уперев руки в пушистые бочки:

– И за какие такие добрые дела мне досталась эта всесторонне недоразвитая темная? Я-то думала, что после того, как я, воспитав одного мужа, построив в ряд двадцать три бельчонка и посадив во время с-с-счастливой с-с-семейной жизни, – последние слова она прошипела, словно хотела произнести слегка другое, – свою нервную систему в ноль, мне от судьбы должны быть только поощрения! А не такие вот… Недоразумения! Которые меня норовят вместо тарана использовать! – И она возмущенно фыркнула.

– Это еще почему я недоразвитая? – подозрительно вопросила я. Хотя упоминание о числе деток пушистой меня тоже впечатлило.