– Но почему тогда ты не можешь обнаружить Ларису Дороган?

– Хэ-зэ. Почему-то – не могу. Поэтому я тебя призвала помочь. Может, она, завладев волшебным, стала более сильной, чем я? Закрылась от меня прочным щитом? Давай попробуем отыскать ее вместе. Ее – и волшебное.

– Слушай, мне своего собственного волшебства хватает выше крыши. Целый день людей принимаю, с двенадцати до девяти. Только поворачивайся.

Дарина нахмурилась.

– Алеша! Я отыскала тебе твоего сыночка, так? Ты за это обещал всячески помогать мне. Клятву давал. Кровью расписывался. Разве не так?

– Да, так. – Ему ничего не оставалось, как признать. – И?.. Что теперь?

– Теперь мы с тобой начнем искать волшебное. Мы и благоверная твоя, – слово «благоверная» ведьма проговорила с легчайшей иронией. – Она ведь у тебя в спецслужбе работает? Значит, возможностей у нее хватает?

– Она работала. Глагол в прошедшем времени.

– Ничего. Однажды чекист – всегда чекист. Я тебе позвоню, когда понадобится.

Летний вечер, полный электрического света фонарей, смеха молодых людей и шарканья ног по пыльному асфальту, окружал их.

– Скажи: зачем ты все это делала? – в лоб спросил он.

– Делала – что?

– Сама знаешь. Подменяла фотографии в Вариных семейных альбомах. Соль насыпала в сахарное саше. Поезд метро заставляла в разные стороны ездить.

– Ой, да что ты загоняешься! Подумаешь, пошутила слегка. Ты и сам так сможешь при желании. Я тебя научу.

– Не надо мне этого совершенно.

– Ты становишься очень ограниченным, Данилов. КосТным, именно так, с буквой «т» посередине. От слов «непрошибаемая кость».

– Меня твое мнение о моих способностях ни разу не волнует. Ты лучше скажи: зачем ребенка похищала, сына моего?

– Вот грязи не надо. Киднеппингом не занимаюсь. Это ты ищи в другом месте. Я детей не обижаю.

– Значит, остальное – твои проделки?

– Ой, Данилов, какой ты скучный! Чао-какао, я поехала.

– Ты на метро?

– Нет, я на метро не езжу. Вызову лимузин. – Ведьма пристально, с вызовом посмотрела ему в глаза, маня и завлекая: – Поедем, проводишь меня. А то разные водители в такси бывают, даже в бизнесе. Один тут меня в лес чуть не завез.

– Не сомневаюсь, ты сможешь дать отпор.

– Поехали, Данилов! Я почти рядом живу, у Ваганьковского кладбища. Покажу тебе свое обиталище, там красиво и необычно. Выпьем кофе. Или вина.

– Нет, – помотал он головой. – Меня жена ждет.

– Фу, как скучно, – усмехнулась она. – Ну, тогда вали. Раз для тебя жена – это святое.

Данилов взмахнул рукой на прощание и устремился к вестибюлю метро.

Несмотря на то что он отказался, предложение красивой и юной девушки взбаламутило в нем темные сладостные силы, и утихомирить их удалось только через пару станций, где-то на «Чеховской».

Варя

Для Вари это был страшно сложный и длинный день.

После того как родился Арсений и перестал давать ей спать, подобных накопилось множество. Особенно в первые месяцы прошлым летом. Однако в последнее время их, слава богу, постепенно, по мере взросления сына, становилось все меньше – поэтому нынешний особенно выбивался из ряда.

День начался, когда она вскочила, напуганная, среди ночи с мыслью о сыне.

Потом ехала на даниловской машине ранним утром в сторону Кускова – было совсем светло, солнце вставало навстречу. Но лучше было бы встречать рассвет в более романтичной и менее тревожной обстановке.

И полковника она взбаламутила – а тот мало того что вчера примчался по первому звонку искать Сеню, так и теперь вскочил ни свет ни заря, чтобы выслушивать о ее тревогах.

Они встретились с Петренко на своем месте – издавна установленном и излюбленном: у входа в парк Кусково с южной стороны от аллеи Первой Маевки. Здесь недалеко располагался КОМКОН, и не счесть случаев, когда они тут с полковником втихаря совещались – так, чтобы их разговор не стал известен руководству.

Вот и сейчас они ходили по дорожкам парка, и она рассказала Петренко про травму, нанесенную Сенечке, про видимый на КТ инфильтрат в его кости и как он похож на следы, оставленные чужими во время первого Посещения в лобных костях советского подполковника – летчика Картыгина, и полковника американских ВВС Лоуэлла. Петренко хмурился, подробно расспрашивал.

Небо постепенно затянуло тучами. Погромыхивало.

Подспудно Варе думалось: «Боже, какой же он хороший, какой свой, этот Петренко! Отчего же я так на него набросилась после того, как мы вернулись из прошлого! Зачем из комиссии уволилась!» И даже сказала невпопад посреди фразы полковника:

– Вы меня извините, Сергей Александрович, что я вас ночью дергаю. Но вы же понимаете: это мой сын. Никого дороже у меня нет.

– Не вздумай извиняться, Варвара Игоревна. Для тебя и твоей семьи я готов на что угодно.

И хоть последние слова полковника походили на своеобразное объяснение в любви, в лирическую сторону разговор не свернул, опять соскочил на деловые рельсы.

Петренко не стал говорить встревоженной мамаше: ее мужу во сне-видении якобы почудилось, что Арсения похитил некто, похожий на капитана Вежнева, – и эту версию полковнику придется отрабатывать. Но сказал ясно и веско:

– Полиция вряд ли будет активно искать похитителей, ребенок найден. Поэтому мне придется взяться за розыск по полной программе: видеорегистраторы, биллинг, опрос свидетелей.

– Вы и меня привлекайте. Чем смогу, помогу.

– Непременно. А я подниму в спецархиве данные о посмертном вскрытии подполковника Картыгина: что там написано о постороннем включении, которое тогда, в пятьдесят первом, на его головной мозг стало воздействовать.

– Вы же понимаете, как для меня это важно!

– Еще бы! Любой родитель с ума бы сошел.

У Вари вертелось на языке: «А вот Данилов не сошел, спит как ни в чем не бывало, на работу собирается», – однако она сдержала язвительную ябеду насчет мужа.

Полковник продолжил:

– Я предлагаю собрать консилиум из наших докторов, допущенных к секретным протоколам комиссии, пусть они осмотрят Арсения.

– Ох! Вот я сто раз подумаю, надо ли делать то, что случилось, предметом изучения комиссии. Мой ребенок, знаете ли, не подопытная свинка.

– Я тебя понимаю, но обещаю: устрою так, что все сделаем исключительно для его блага.

– Ага, а потом сведения о «болезни» Сенечки или его «ненормальности» осядут в архивах комиссии с пометкой: «Хранить вечно»?

– Я постараюсь сделать все совершенно конфиденциально.

Упали первые капли дождя. Они побежали к своим машинам.

Распрощались, и Варя даже чмокнула Петренко в щеку.

И тут дождь хлынул по-настоящему.

На обратном пути на Краснопролетарскую – считай, в центр – стали собираться пробки. Временами поливало как из ведра, и «дворники» не справлялись. До дома Варя добралась только около семи.

Муж самозабвенно спал, а вот сынок начинал просыпаться.

Потом Данилов благополучненько смотался на работу, а Сеня, как назло, капризничал и не желал ни играть в одиночестве, ни спать после завтрака или обеда: то ли вчерашние приключения давали о себе знать, то ли волнение матери ему передавалось, то ли последствия травмы сказывались.

Варя то и дело ощупывала голову и затылок малыша: никаких видимых изменений в кости не было, ранка практически зажила и стала почти незаметной. Да и, кроме капризов, вел он себя совершенно обычно, так же, как день или неделю назад. Однако от этого тревога все равно не уходила.

А вот ее организм оказался измучен переживаниями и бессонницей. Варя дошла до того, что несколько раз засыпала сидя, в то время когда ребеночек требовал играть с ним или читать.

И муж, как назло, уперся на работу, никаких от него вестей или поддержки. В десятом часу вечера, когда пора б ему было прийти, она не выдержала, сама Данилову позвонила. Старалась сдерживать себя, но все равно в подтексте звучало: сколько можно ей в одиночку тянуть малыша и переживать за него? Но на другом конце соединения ее встретил ледяной голос супруга, а фоном – музыка, хихиканье и шум какого-то заведения. Она не стала истерить и орать на гуляку, лишь в сердцах бросила трубку.