В полной темноте мы поставили палатку.

Рабочие улеглись вповалку прямо на земле.

Назавтра нас ожидало захватывающее дух знакомство с древними могильниками.

Миша подтвердил, что раскапывать мы станем самый большой из пяти курганов.

– Мы находимся на высоте более полутора тысяч метров над уровнем моря, поэтому имеется вероятность, что мерзлота, как бы искусственно созданная человеческими руками внутри кургана, сохранила часть интересных объектов.

– Может, могильник все-таки не разграблен? – пискнула Лариса.

– Хотел бы и я надеяться! Но завтра увидим: авось варвары и вандалы каким-то чудом пронеслись мимо.

Чаяния наши, увы, не сбылись.

Весь курган оказался засыпан камнями, несомненно, принесенными теми, кто устраивал здесь могилу вождя, шамана или другого уважаемого человека двадцать с лишним веков назад.

Несмотря на летнее время, булыжники оставались мерзлыми. Чтобы подступиться к ним, требовалось для начала растопить лед. Поэтому рабочие по нашему указанию рубили лес, кололи его на дрова, приносили из леса сухостой и разводили на поверхности каменьев большие костры, которые горели всю ночь.

Таким образом удалось растопить мерзлоту и подступиться с лопатами к слою камней. Затем мы снова повторили штуку с кострами и благодаря этому разобрали следующую порцию булыжников. Наконец под ними появились прекрасно сохранившиеся тесаные бревна – крыша дома для покойника площадью чуть больше нашей комнаты в общежитии – около десяти квадратных саженей[184].

Знающие люди, вроде Миши, меня и музейных работников, понимали: под этим срубом должен оказаться еще один. Только потом сможем мы проникнуть в похоронную камеру, где в гробах, выдолбленных из стволов лиственницы, окажутся покойники.

В бревенчатой крыше, обнаженной нами, сразу обнаружилось неприятное свидетельство былого вандализма: в ней зияло отверстие площадью примерно в два квадратных метра, до краев заполненное изнутри рассыпчатым природным льдом.

– Все понятно, – кивнул Миша, стоявший на краю раскопа. Казалось, он ничуть не разочарован. – Древние вандалы вырубили этот лаз. По нему они спустились вниз, к гробам, в которых лежали покойник или покойники. Затем мародеры, чтобы им было удобнее орудовать, через это отверстие вытащили тело или тела наружу и тут стали раздевать их. Попутно доставали из погребальной камеры и из гробов все самое для них ценное: золото, медь, бронзу, украшения.

– Вы говорите во множественном числе: покойники, – вопросила дурочка Дороган. – Их что, было несколько?

– Да, – обыденным тоном подтвердил Миша, – вождь или шаман, почивший в бозе, и вместе с ним его жена, которую умертвили после того, как тот отдал концы: чтобы ему не было скучно в загробном мире.

– Какое варварство! – прошептала Лариса.

– Такие были времена, – спокойно парировал Миша. – Кто знает, может, многое из того, что происходит на Земле сейчас, особенно в капиталистических странах, тоже будет казаться варварством нашим далеким потомкам в их коммунистическом завтра.

– Но раз здесь все похищено до нас, – продолжала гнуть свое Лариса, – зачем же мы будем раскапывать эту могилу? Что искать?

Земсков терпеливо стал объяснять ей прописные истины:

– Вандалов прежних веков интересовало прежде всего золото. А также другие металлы: бронза, медь, – которые ими порой ценились выше злата. Скорее всего, они их, конечно, из могильника забрали. Но внутри может оставаться множество иных элементов материальной культуры, которые чрезвычайно интересны нам, современным исследователям.

– Что именно?

– Да хотя бы то же дерево, к примеру. Мы уже видим сруб, в который заключена погребальная камера, а в нее, в свою очередь, помещен гроб. Сам сруб прекрасно сохранился. Изучив его, мы можем сделать вывод, как и чем он обрабатывался, какие инструменты были в ходу у тех, кто его строил. И, в частности, сосчитать: сколько человек занимались похоронами. Неоценимые сведения!

Лариса сделала ужимку, мол, как это все скучно. А Миша, как бы не замечая, продолжал:

– Но сруб – это лишь небольшая часть захоронения. Наверняка должна сохраниться керамика, которую положили в гроб для услаждения умерших в загробной жизни. Внутри этих керамических сосудов, кто знает, могли при такой мерзлоте сохраниться остатки питий и яств. Будем надеяться, что мы найдем ковры и попоны. Уздечки и седла. Может быть, посох. Украшения из войлока. Но не будем загадывать, не то сглазим!

Сам Миша был полон воодушевления – да и я вместе с ним, что говорить.

– На самом деле древние воры-вандалы, сами не подозревая того, сослужили нам, будущим археологам, хорошую службу! Через лаз, который они проделали, в погребальную камеру проникла вода и там замерзла – возможно, сохранив для нас драгоценные артефакты. Впрочем, поплюем через левое плечо, чтоб это оказалось именно так.

В тот вечер мы долго не засыпали, сидя у костра, и увлеченно строили планы о дальнейших раскопках.

Но, как оказалось, на нашем пути выросли неожиданные неодолимые препятствия.

Наутро ни один из наших рабочих за дело не взялся.

Они хмуро сидели вокруг собственного разведенного к завтраку костра и лениво покуривали самокрутки, вулканами торчащие из их бород.

Миша пошел к ним, Карл Иванович увязался следом – ну и я тоже.

– Почему сидим? – осведомился Михаил.

Навстречу встал мужик Поликарп – явный у них заводила.

– Дело такое, товарищ начальник, – степенно молвил он. – Цена нас не устраивает, и ее поменять требуется. А до повышения работать мы не будем все как один, потому что баста.

Остальные глядели молча, но закивали, давая понять: мы заодно.

– Тэк-с, – промолвил Миша, – сколько же вы хотите получить?

– Работа-то тяжелая оказалась. Камни ворочай, деревья руби. Говорили нам: дело научное, а на поверку что? Батрачество.

– Так хотите вы сколько? Сами говорите и понимаете, что дело у нас научное, а у науки, тем более исторической, денег, знаете ли, немного. Мы ведь не нэпманы.

– Три рубли на душу в день мало. Десять рублев давай на одного.

– Нет, Поликарп, это непомерно много. Я, как руководитель экспедиции, столько вам заплатить не могу. Нет у меня таких денег.

– Хотя б по девять дай.

– Нет, никак не могу. Я ни на рубль не в состоянии поднять вам оплату.

– Хоть восемь давай.

– Да нет у меня подобных средств и быть не может! Если только вы половину вашего коллектива по домам отправите – оставшимся я смогу по шесть рублей платить, при условии, конечно, что производительность труда станет в два раза выше – проще говоря, если каждый из тех, кто останется, будет в два раза больше работать.

Поликарп подумал тяжело, посмотрел на окруживших его соратников и наконец молвил:

– Нет, так мы не согласные.

– Больше я ничего не могу поделать и другого вам не в силах предложить.

– Тогда мы все от вас уходим. Невыгодно это нам.

– Уходите? Ну и уходите, – совершенно спокойно проговорил Михаил.

Сердце у меня упало: как мы сможем сами, своими силами, две девчонки и четверо мужчин, вести раскопки дальше?

Мишу, казалось, это не заботило. Он отвернулся от Поликарпа и, насвистывая, пошел прочь – назад к раскопу.

Нам с Карлом Иванычем ничего не оставалось, как отправиться за ним следом.

– Э, так ты, товарищ начальник, заработанное верни! Пять дней работали, по три рубли на душу, двадцать пять человек. Итого триста семьдесят пять рублев получается.

Михаил остановился, оглянулся на тружеников почти весело.

– А это, друзья мои, совершенно невозможно! Мы с вами как договаривались: по окончании работ получите всю сумму сразу. А сейчас, в начале пути, что получается? Работа никакая не сделана, брошена на самом старте, а деньги с меня вы требуете. Так дело не пойдет. Не хотите трудиться, так прочь ступайте, да и вся недолга.