– Вот. Как.

– Да, да, ты лежи, пожалуйста, молча. Да, раньше, и даже в тот момент, когда я сам отправлялся в прошлое, считалось: время – оно как лента. Разматывается и разматывается себе в одном направлении. Или – как река. Течет по одному и тому же руслу. Если ты попадаешь в прошлое, перемещаешься как бы вдоль этого русла против течения на сто или тысячу лет назад. А если ты что-нибудь там, в прошедшем, меняешь – как следствие, иным становится будущее. Знаменитый эффект бабочки. Чувак отправился охотиться на динозавров, случайно раздавил насекомое – в результате, когда вернулся в свое время, в США вместо демократии – фашизм. Терминатор улетел в прошлое, убил Сару Коннор, и она не родила спасителя человечества – или как там было? Поэтому, когда забрасывали меня в прошлое, командование полагало: Петренко окажется в пятидесятых, мы с тобой уничтожим предков Кордубцева, а еще произведем правительственный переворот – в итоге вся история СССР, а потом и России пойдет иным путем.

– А что. Не так, – с трудом проговорила Варя.

– Ты сиди тихонько. Я тебе и без наводящих вопросов все расскажу. Короче, вот как дело обстоит – мне все объяснили. Если образно говорить, время и человеческая история оказались подобны не ленте и не реке, а скорее, извержению вулкана. Вот, представляешь, вулкан взорвался. Магма потекла из жерла, постепенно застывая. То, что позади, – уже отвердело и никаким переменам не подлежит. Поэтому сначала хорошие новости: в нашей с тобой истории человечества, там, где мы сейчас проживаем, все остались живы. И Хрущев, и Брежнев, и Ричард Никсон. Все умерли в положенный срок: Хрущев – в семьдесят первом, Брежнев – в восемьдесят втором, Никсон – в девяносто четвертом. Здесь, в этом варианте истории, твои названые родители остались живы: и мать, и отчим. И все предки Кордубцева тоже. А самое главное, наши с тобой предки, в чьих телах мы были, которых застрелили под городом Калинином в ночь на двадцать шестое июля пятьдесят девятого. Да, и мой родной отец живой, и бабушка твоя, Варвара Семугова, и отец Данилова. Все они в нашем варианте вселенной прожили свои жизни. И если я завтра приеду на Северное кладбище Петербурга, то, как и вчера, увижу памятник над могилкой моего папаши, генерала Александра Тимофеевича Петренко, даты рождения-смерти: тысяча девятьсот тридцать второй – тысяча девятьсот девяносто девятый. Не пятьдесят девятый, когда нас с тобой, в то время как мы пребывали в телах своих предков, расстреляли советские солдаты. Нет! В нашем варианте вселенной все осталось как было. История, знаешь ли, оказалась как вулканическая магма. Она застыла и превратилась в камень. Ее ничем не изменишь и никак не повернешь. Сослагательного наклонения, оказывается, и впрямь не существует.

– Мы же все. Это делали. Убивали. Переменяли судьбы. Как? – с усилием выговорила девушка.

– Наши умники из научного отдела и физики-академики, которых мы под подписку о секретности допустили до наших исследований, выдвинули следующую гипотезу. Если считать время и историю подобием застывающей магмы – она способна растекаться в разные стороны. Извергается из вулкана и струится по всем направлениям. Да, в истории все время происходят разные флуктуации, мелкие колебания. Как в старой песне пелось, времен моего детства. – Полковник напел, и у него оказался недурственный баритон: – «Представить страшно мне теперь, что я не ту открыл бы дверь, не той бы улицей прошел, тебя не встретил, не нашел»[157]. Да, каждый человек, живущий на Земле, может не направо пойти, а налево, не на Вале жениться, а на Гале, случайно бабочку раздавить или кузнечика. Но такие флуктуации обычно никакого влияния на историю человечества или – продолжая наше сравнение – на истечение магмы не оказывают. Однако бывают – я сейчас новейшие исследования физиков излагаю, как они мне рассказали и как я их понял, – флуктуации огромного масштаба. И тогда – продолжу свое сравнение с магмой – от прежнего лавового потока отделяется другая огненная река. И начинает течь – сначала рядом с прежним руслом, а потом отдаляясь все сильнее и сильнее. И возможно – так говорят ученые, но это пока только предположение, оно стопроцентно не доказано, но весьма вероятно, что во Вселенной существует множество других рек – альтернативных историй человечества. Одна, допустим, та, где победили декабристы и даровали в начале девятнадцатого века России конституцию. Другая – где никогда не совершилась Октябрьская революция, Советского Союза вовсе не возникло, и мы в двадцать первом веке до сих пор живем при династии Романовых. Третья – в которой в Великой Отечественной победил Гитлер, и мы с тобой здесь и сейчас, в Подмосковье двадцать первого века, – бойцы сопротивления. И так далее, до бесконечности. Самое главное – можешь гордиться: мы с тобой тогда, в Москве пятьдесят девятого, действительно замутили столь мощную флуктуацию, что поток магмы, то бишь всемирная история, потек в другую сторону. Да, мы переменили историю, но, как оказалось, не для нас.

– Откуда. Знаете? – выговорила Варя.

– Как я тебе говорил, исследования продолжаются. Они приобрели новый масштаб и размах. В одном из экспериментов ученым удалось перебросить человека в нашу ближайшую альтернативную реальность и потом вернуть его оттуда живым и невредимым. Технология переброски примерно такая же: тело испытателя в нашем времени пребывает в коме, а его сущность, или, если угодно, душа, переселяется в тело человека, обычно близкого родственника, который находится в ином «потоке магмы». И вот недавно наши исследователи вернули испытателя, который побывал в параллельной реальности в тысяча девятьсот девяносто девятом году – ближе к нашему времени, к сожалению, пока забросить никого не получилось. Исследователь доложил, как альтернативная история развивалась после того самого взрыва, который мы с тобой устроили в Большом театре двадцать пятого июля пятьдесят девятого года.

– Интересно.

– Да. Сразу – спойлер: там все совсем другое. Советский Союз в той реальности удалось сохранить. Но никакого сталинизма. Шаляпин тогда действительно взял власть, но повел себя совершенно иным образом, нежели мы рассчитывали. Он не начал закручивать гайки, не стал возвращаться к сталинским порядкам, а пошел в строго противоположном направлении. Сразу взял курс на сближение с Америкой. Казалось бы: неслыханный скандал – в Москве убили вице-президента США, повод к войне! Но Шаляпину удалось перевернуть ситуацию в свою пользу. Несмотря на вопли американских правых, которые раздавались из всех утюгов – надо, дескать, проучить русских и нанести по ним ядерный удар, – и несмотря на местных, то есть советских правых, он поехал в Америку, лично возложил цветы на могилку убиенному вице-президенту. Всех политиков там обаял, и Эйзенхауэра, и Кеннеди. Благодаря тому, что Никсона не стало, Кеннеди тогда, в шестидесятом, очень легко победил на выборах – ведь в действительности Никсон был его мощным соперником. И почти сразу началась разрядка международной напряженности. Не в семидесятые годы, как это случилось у нас, а в шестидесятом.

– А у нас в Союзе что было?

– Шаляпин, конечно, устроил пышные похороны Хрущева, Брежнева, Суслова и других погибших, в урнах у Кремлевской стены. Но к сталинским порядкам он не стал возвращаться, не начал дальше его разоблачать, выкидывать из Мавзолея – отставил в сторону эту тему, как и вообще идеологию. Просто перестал ею заниматься, даже цензуру отменил. Благо Суслов – главный начетчик – погиб тогда в ложе Большого. Сразу, конечно, в стране начали такое писать и говорить – куда там Горбачеву с его перестройкой! Однако в ту пору Советскому Союзу антисоветские разговоры эти как раз не повредили, потому что люди-то жили не голоднее и голоднее, как мы тут во время разгула гласности в конце восьмидесятых, а, наоборот, сытнее и богаче. Шаляпин – видимо, внимательно изучив протоколы допросов Данилова, – начал потихоньку экономические преобразования. Сначала разрешил индивидуальное предпринимательство, частный бизнес с количеством сотрудников не более десяти: магазинчики, парикмахерские, мини-пекарни, мастерские, кафе. Позволил давать в частную собственность землю крестьянам. Стал крупные предприятия на хозрасчет переводить. Отпустил ценообразование. Конечно, недовольных много было: и из числа военных, и из партийного аппарата, и пенсионеров, что Ленина помнили и военный коммунизм. Но тут как раз космические успехи подоспели – отвлекли население. Так как Данилов предупредил о грандиозном взрыве ракеты Эр-шестнадцать в октябре шестидесятого, его удалось избежать. В итоге Гагарин стартовал на полгода раньше, чем в нашем времени, – к ноябрьским праздникам 1960-го. Затем Шаляпин договорился с Кеннеди о совместном освоении Луны, и первый экипаж в составе Нейла Армстронга и Алексея Леонова высадился на нее к пятидесятилетию революции, в ноябре шестьдесят седьмого. Кеннеди вообще Шаляпина очень возлюбил, потому что благодаря протоколам Данилова его убийство в шестьдесят третьем удалось предотвратить, Ли Харви Освальда тогда с поличным взяли, а он раскололся про заговор. В итоге Кеннеди благополучно правил вплоть до шестьдесят восьмого, а потом восторженные американцы – у них тоже дела хорошо шли, и ни в какую вьетнамскую войну они не ввязались, – брата Кеннеди, Роберта, президентом избрали. И никакого, конечно, уотергейтского скандала не последовало – хотя бы потому, что Никсона в пятьдесят девятом не стало. И все время наши с Америкой более-менее дружили, держа в уме – и штатников настропаляя, что главная угроза для них и для нас – Китай. А госкапитализм, по нынешнему китайскому образцу, в СССР построили в итоге сами. В семидесятом году, к столетию со дня рождения, предали земле Ленина и одновременно, со всеми почестями, – Сталина. Кстати, никакого права на самоопределение союзным республикам не оставили – Шаляпин еще в середине шестидесятых провел административно-территориальную реформу и превратил Украину, Грузию и другие республики в округа, подчиненные центру. Поэтому СССР не только не распался, а, напротив, стал только больше: видя, как он процветает, в него Болгария попросилась войти в семьдесят третьем, и мы ее, в отличие от нашего варианта вселенной, приняли. А потом и Монголия присоединилась, которая очень Китая боялась. Другие же социалистические страны Советский Союз не стал на коротком поводке удерживать: хотите – уходите из-под нашего влияния. Но ввиду того, что все у нас шло хорошо, немного нашлось охотников отсоединиться. Да, Германия в итоге объединилась, Венгрия и Польша пожелали стать независимыми и убрать из своих названий слово «народная» – что ж, их дело. Но за вывод наших войск с вышеупомянутых территорий мы огромные контрибуции получили – как и навечно закрепленное обязательство с их стороны не вступать ни в какое НАТО. В девяностых прошла даже дискуссия: можно ли называть сейчас СССР «союзом», в то время как в стране жесткая территориальная вертикаль действует? Да и «социалистическим» он, в общем-то, перестал быть. Но на референдуме большинство высказалось за сохранение прежнего имени для страны: как знак, как символ, как история. В итоге в девяносто девятом году, о котором мы последние сведения имеем, жизнь в СССР была благополучная, сытая, ухоженная. Реально бесплатная медицина и образование, причем высокого качества, наши лучшие универы на уровне Гарварда и Йеля котировались. Высокий уровень жизни, почти нулевая преступность, редчайшие случаи коррупции, никаких наркотиков, небольшое потребление алкоголя, практически нет сирот, закрыты все детдома.