– Посох царский я токмо мёртвым сложу! – торжественно объявил Василий Иванович.

И такая твёрдость вдруг прорезалась в его голосе, что надвигавшаяся на него шестёрка бородачей слегка замедлила шаг. Однако остановиться или развернуться и отойти обратно бояре не соизволили.

В руках у Туренина возник откуда-то взявшийся нож, а Засекин взял посох в обе руки, превращая символ власти в неплохое оружие.

Дёмин, поведя носом в сторону наступавших бояр, начал негромкий отсчёт:

– Раз! Два! Три!!!

Историк и подполковник выскочили из-за ширмы одновременно, и одновременно вскинули оружие, выбирая свои цели. Сухо захлопали два пистолета, выплёвывая из ярко-красных ртов раскалённые кусочки свинца.

С расстояния в три метра даже и целиться не надо. Можно просто переводить ствол, нажимая на спусковой крючок. Шесть выстрелов – и на дорогой персидский ковер, устилавший пол Главной палаты, упали замертво шесть князей – шесть знатнейших князей Московского царства, превращаясь в мёртвые тела.

Свешников с Дёминым выдохнули и встали рядом с троном, держа на прицеле оставшихся на лавках бояр, сидевших в немом оцепенении. Но один из бородачей вдруг вскинулся с места. Не то сдали нервы, не то он тоже примыкал к заговорщикам, но боярин вдруг бросился прямо на Дёмина.

Два выстрела слились в один, и смельчак, получив одну пулю в лоб, а вторую в сердце, опрокинулся назад.

– С остальными что делать? – деловито спросил Дёмин царя.

Похоже, царь тоже оторопел, став свидетелем быстрой и жестокой расправы. Всё-таки не каждый день можно такое увидеть.

– Так что с остальными-то делать? – настаивал подполковник. – Валить их всех к чертям собачьим, или пусть уходят?

Шуйский, взяв себя в руки, тихонечко сказал:

– Пущай уходят. – Откашлявшись, сказал погромче:

– Идите, господа бояре.

Сидевшие на лавках бородачи начали потихонечку вставать. Стараясь не делать резких движений, бочком-бочком, они принялись отходить к двери. Зато у дверей возникла давка. Каждый из знатных людей спешил поскорее уйти из места, ставшего вдруг смертельным.

– Мы, государь, наверное, тоже пойдём, да? – поинтересовался Дёмин, убирая оружие.

– Да, тут, наверное, уборка потребуется, – поддакнул Свешников.

Шуйский, смотревший на всё круглыми глазами, кивнул:

– Да, бояре сербские, и вы идите.

Когда Свешников и Дёмин были уже у дверей, в которые заглядывали перепуганные холопы, царь сказал:

– Спасибо, бояре сербские, за службу.

Дёмин со Свешниковым, едва не ляпнули – мол, служим России, но вовремя спохватились, ограничившись поясным поклоном.

– А, что я ещё сказать-то хотел, – вспомнил вдруг царь. – Я же стрельцов послал, чтобы этого, как там его?.. Дубрей? Ну да чёрт-то с ним, прости Господи… Так что стрельцы его привести должны.

– А куда привести-то? – не понял Дёмин.

– Как куда? – удивился царь. – К вам велел привести, на подворье боярина Шеина. Мне-то этот Дубрей даром не нужен.

Слегка растерявшиеся «сербы» не знали, то ли говорить царю спасибо, то ли ругаться. Но ругать царей, даже за явные глупости, вроде не принято. Поэтому они вяло пробормотали слова благодарности и вышли, оставив царя давать приказания слугам, сбежавшимся, наверное, со всего Кремля.

Выбравшись-таки к коновязи, где их лошади успели заскучать без хозяев, и убедившись, что их никто не слышит, Дёмин спросил:

– Что скажете, господин поручик?

– Думаю, мон колонель, что нам следует уносить ноги из Москвы-матушки, – ответил Свешников, вскакивая в седло. – К вечеру все будут знать, что бояр перебили два наёмника-серба. А у всех этих Мстиславских с Воротынскими, да прочими Рюриковичами-Гедеминовичами родственников тьма. Боюсь, они нам отомстить решат. А царь… Будет он нас защищать, нет ли… Кто его знает? Может, он захочет нас попросту слить.

Подполковник, уже оказавшись в седле, кивнул:

– Вот и я так думаю. Самое поганое – быть замешанными в большую политику. Сожрут и косточек не оставят.

– А что про арест Дюбрэя думаешь?

– А вот тут хрен его знает, господин поручик. Выгорит – замечательно. Приведут к нам «мальтийца» под белы рученьки – честь и хвала Василию Иванычу. А нет, тогда будем думать. Ну, решил нам государь услугу оказать, его право.

– Значит, ждем известий от Дюбрэя, а потом ищем благовидный предлог, чтобы свалить? – уточнил историк.

– Так точно, – слегка склонился в седле Дёмин, поворачивая коня в сторону Москвы-реки, откуда было ближе проехать к подворью Шеина.

– А ещё бы поужинать неплохо, – вздохнул историк. – Что-то мне есть хочется.

– Вроде я поблизости какую-то корчму видел. Заскочим по дороге, – предложил Дёмин. – Авось не отравимся.

…Будто повторялся дурной сон – передряга, однажды пережитая, только в Смоленске!

Дёмин и Свешников уже подъезжали к воротам шеинского подворья, временного жилища в Белокаменной. Чуть поотстав, таким же неспешным шагом следовали за ними двое конных дружинников с того подворья, которые присоединились к «сербам» в корчме, куда те заехали перекусить.

Разговор шёл вяло, не клеился. Оба «серба» думали про то, чем закончилась операция по захвату Дюбрэя.

Так скоропалительно затеял её царь. Без всякого плана, подготовки, проработки деталей… Отдал приказ, и всё. А каково оно в итоге?

Одни вопросы, твою мать! Удалось ли взять «мальтийца» живым? Насколько гладко всё обернулось?

Дюбрэй – враг матёрый, опасный. Подготовлен, да и оснащён, должно быть, не хуже их, российских спецназовцев.

Свешников, правда, пытался создать видимость беседы или даже дискуссии, но, по сути, вёл её один – как бы на два голоса. Сам себе вопросы задавал, сам же отвечал на них. Дёмин-то лишь хмыканье да меканье в паузы вставлял.

Тему историк взял вроде интересную – почему, по справедливости, как раз «Белокаменной» Москва называться пока не может.

– Где они, каменные постройки? – восклицал Свешников с пафосом. – Деревяшки кругом! Вон, их «особняк» тоже! – и руку вперёд протянул.

Почти так же, как тот навсегда оставшийся безымянным для них молодой смоленский дружинник…

Чёрт его знает, может, под действием такой вот ассоциации Дёмин хоть и мотнул подбородком к груди, как бы на все сто соглашаясь с тирадой Свешникова, но думал-то в этот момент совсем о другом. А главное, каким-то боковым зрением вдруг уловил тревожное мельтешение в ближнем переулке.

А когда поглядел туда, думать о чём-либо уже просто некогда было.

Стрелок в серой неброской одёже и круглой матово отливавшей каске на голове, опустившись на одно колено, наводил на них длинный ствол – не то ружья, не то и вовсе винтовки.

– Ложись! Падай! – как и тогда, крикнул Дёмин, выхватывая из кобуры пистолет.

Два выстрела грохнули почти одновременно.

Неизвестный стрелок дёрнулся – подполковник всадил ему пулю в руку, – чуть не выронил дымящееся оружие. Но тут же ловко, как гигантская лягушка, отпрыгнул в сторону. Потому второй выстрел Дёмина прошёл мимо. А сделать третий Сергей не успел. Враг сиганул в щель между досками в заборе переулка – и словно растворился в пространстве, как сахар в воде.

«Грамотно, – оценил Дёмин, – не как тогда, в Смоленске…»

И хотел было дать шенкелей коню – посмотреть, куда же скрылся стрелок и нельзя ли его догнать. Но тут до него донеслось хриплое, больше похожее на шипение конское ржание и стон человека. Дёмин оглянулся на товарища и похолодел.

Свешников лежал на земле, правая нога его была прижата раненым конём. Бедное животное молотило копытами воздух – как-то беспорядочно и вяло. Историк корчился под его тяжестью.

– Придавило? – спрыгнув со скакуна, Дёмин рванул Свешникова за плечи, пытаясь высвободить его ногу.

Свешников взревел благим матом и, побелев как полотно, ушёл в отключку.

– Прости, Михалыч, – выдохнул Дёмин.

Всё же историк – не боец спецназа, требует более деликатного обращения.