– У меня, боярин, уже на башни скоро некого будет ставить. От тридцати восьми башен всего двадцать пять осталось. Ладно, ляхи про то не знают. Раньше наряд на башне в пятьдесят человек был, а теперь – где двадцать, а где десять. Я уже вместо стрельцов к бойницам посадских мужиков ставлю. Ещё чуть-чуть, так и до баб дело дойдёт.

Шеин с трудом перевёл дух, чтобы продолжить тираду:

– Вы мне не за городом, а здесь нужны. К тому ж не хочу я, чтобы какой-то воевода безродный в Смоленской земле командовал. Тем паче – иноземец… От кого он Дорогобуж на кормление получил? Ежели от царя, так пусть грамоту предъявит. Не слыхали на Москве такого, чтобы сербскому воеводе Олеку Дундичу русские земли давали.

Свешников и Павленко слушали боярина и не понимали: что для того было важнее: то ли желание получить в ряды защитников города лишнюю сотню, то ли подчинить себе пришлых. Складывалось впечатление, что второе.

Устав спорить, Свешников спросил:

– А хочешь, боярин, я тебе расскажу, как дальше дела на Руси пойдут?

– А ты, серб, чернокнижник? – усмехнулся Шеин. – Или по полёту вороны гадать умеешь?

– Я даже куру резать не стану. Не обязательно быть чернокнижником, чтобы понять, что за чем следует, – спокойно ответил Свешников. – Я в прежние времена историю изучал. А кто прошлое знает, тому и будущее открыто.

– Ну, реки, – с лёгкой усмешкой разрешил Шеин.

– Что ж, если ты чванство своё – не обижайся, боярин, говорю как думаю – выше всего прочего ставишь, пусть будет по-твоему. Ты станешь честью боярской чваниться. А мы… Ну, а мы просто уйдём. Вообще с Руси уйдём. Думаешь, нас на службу к Римскому кесарю не возьмут, или к французскому королю? – задал риторический вопрос Свешников и сам же продолжил:

– Но мы к вам пришли, к братьям-славянам! Нам ведь ничего от тебя не надо. Ни денег не надо, ни земель. Да ты ни денег, ни земель дать и не сможешь. Мы ж вам просто помочь хотим. А коли мы со всем отрядом уйдём, что дальше будет? Одна только заноза останется у ляхов – воевода Шеин со Смоленском. Так? Сколько тогда царь Шуйский на Москве усидит?

Воевода Шеин помрачнел.

Не могло быть такого, чтобы боярин не знал о готовящемся (ну, если говорить о прежней истории – то уже о свершившемся) заговоре. Наверняка предлагали Шеину поддержать бояр, собравшихся свергать Василия.

– Кто Москву возглавит? Верно, князья-бояре, такие как Фёдор Мстиславский, Иван Воротынский, Голицын. Ну, ещё кто-нибудь. Как думаешь, кого они на царство звать станут?

– Известно кого, – усмехнулся Шеин. – Крулевича Владислава звать станут.

– А коли они крулевича на русский престол звать станут, что тогда от боярина Шеина потребуют? А потребуют они город сдать. И Москву ляхи возьмут без единого выстрела. Сами же бояре ворота откроют.

– Пока я жив, Смоленск врагу не отдам, – глухо сказал воевода.

– А какому врагу? Смоленск от тебя русский царь Владислав потребует. Скажет – мол, обязан ты, боярин Шеин, выю свою предо мной склонить, да родителя моего, короля Сигизмунда с войском в город впустить.

– Коли Владислава в цари изберут, да коли он на Москву приедет, православие примет, на царство сядет – вот тогда я Смоленск под его руку отдам. Вот тут его царская воля. Захочет – может и Смоленск своему батюшке отдать. Слова поперёк не скажу.

Михаил Борисович встал, прошёлся по горнице – четыре шага в одну сторону, четыре в обратную: больше из-за тесноты не получалось. Чувствовалось, что зацепило его не на шутку.

Наконец снова сел:

– Я вот одного не могу понять, бояре сербские. А за каким лешим вы в Смоленск пришли? Вроде от меня вам ничего не нужно, под мою руку вы тоже пойти не хотите?

– Хотим, – поспешно сказал Свешников, опасаясь, что Дениска опять что-нибудь ляпнет. – Мы с нашим воеводой готовы тебе, боярин Шеин, на верность присягнуть.

– Что же это за верность такая, ежели вы мои приказания выполнять не хотите? – хмыкнул Шеин. – На кой хрен мне такие воины?

– Так хрен тут простой, не кривой, не косой, – влез-таки Павленко, заработав тычок от историка, чем позабавил воеводу.

Похоже, Шеин благоволил к разгильдяям, в духе Васьки Буслаева.

– Да всё просто, боярин. Пока мы сами по себе, то кто мы есть? Мы ж только наёмники, не пойми не пристегни. Но если в округе будут знать, что мы люди самого боярина Шеина, – совсем другой коленкор. А уж мы там, у себя, много тебе пользы принесём. Авось, ляхи от стен часть войск оттянут. Оружия бы ещё, да пороха…

За «коленкор» Свешников мысленно прикусил себе язык, но воевода не придал значения странному слову. Наверное, слово сербское, но смысл понятен и без перевода.

– А ещё хорошо бы, если бы Михаил Борисович нам денег подкинул, – добавил Павленко со вздохом.

На сей раз историк не стал пихать капитана локтем в бок. В самом деле, если людям ничего не нужно, это выглядит подозрительно.

Воевода задумался. Черты его лица слегка разгладились. Похоже, предложение ему начинало нравиться.

– Что ж, братья-славяне, подумать мне надобно: и о том, чтобы вас под свою руку взять, и про деньги. У меня у самого в казне ветер свищет. Я покумекаю, а вы пока с дороги отдохнёте.

Боярин хлопнул в ладоши, и в горницу вбежал давешний парень.

– Отведёшь бояр в гостевые палаты. Покормить надобно. – Обернувшись к «сербам», сказал, словно бы извиняясь: – Разносолов не будет, скудно нынче, но голодными не останетесь.

Гостевые палаты располагались неподалёку – в небольшой добротной избе, верно, раньше принадлежавшей кому-то из горожан, а теперь реквизированной для нужд воеводы.

Из обстановки тут были лишь широкие лавки, застеленные коврами, да стол.

В доме хозяйничали две молчаливые немолодые женщины.

Одна показала на рукомойник, где гости смогли умыться с дороги, и подала каждому по полотенцу, а вторая тем временем накрывала на стол.

Разносолов на самом деле не было, но Свешников и Павленко с удовольствием смолотили по миске каши, по куску жареной речной рыбы, умяли на двоих половину хлебного каравая, запивая завтрак квасом. Всё было очень вкусно, вот только соли почти не чувствовалось. Видимо, с солью в осаждённом Смоленске было совсем плохо.

Да может, и не только с солью. Наверняка не хотел ударить лицом в грязь воевода, когда утверждал, что с провиантом в городе хорошо. Любому запасу скоро конец приходит.

Наевшись, с удовольствием сняли сапоги и улеглись на лавки. Гостей от воеводы всё не было – видать, всё ещё «кумекает». Других полезных занятий не нашлось. Можно было поговорить, но кто знает – вдруг у этих стен есть свои «уши»?

Бессонная ночь сказывалась, и Павленко сразу же захрапел. А что – как водится в армии: солдат спит, служба идёт.

Свешников с завистью посматривал на молодого соратника, так как сам ещё не развил в себе способности засыпать в любое время суток и, просыпаться вовремя. Посему историк только отчаянно зевал, размышляя, какое решение может принять воевода.

Всё зависело от того, насколько убедительными оказались слова учёного. Ну и от степени ослиного упрямства воеводы.

Шеин может и согласиться на предложение, дать им воеводскую грамоту, отсыпать копеек, а может и под караул взять. Просто так, на всякий случай, чтобы не шарились в его владениях непонятные люди.

Неожиданно зашевелился Павленко.

– Михалыч, ты песню слышишь?

Свешников поначалу не понял, о чём это говорит капитан, но, вслушавшись, уловил слова песни, доносившиеся сквозь стену.