—Теперь да.

—Затем, за три минуты, пока вы были без сознания, вас каким-то непонятным образом переместили назад , ближе к снегоходам. Для вас прошло три минуты, а для всех нас, остальных – ровно час.

—Правильно. Прими моё восхищение, —усмехнулся Трифон. – Ох, и долго же до тебя доходило, мать твою…

—И вы уже у «буранов»?

—Да. Сейчас перекурим, сядем и отправимся к лагерю —там и переночуем.

—Чёрт! – выругалась рация Гришиным голосом. – Мистика какая-то! А как же быть с этими американцами? И где Пашу, Андрея и начальника искать? С ними, кстати, ещё Сын полка увязался – Якут не захотел его отпускать от себя.

—Вот кто меня меньше всего интересует, так этот чёртов пингвин, чтоб его…

Трифон зло сплюнул на снег.

—Поскольку нам каким-то образом стёрли память, и мы не помним где эти двери, то придётся с утра начинать всё с начала. Вертолёты вызовем именно сюда, в этот сектор. Погода вроде не метельная, и по нашим следам мы пойдём завтра назад к торосам. Будем втыкать флажки по мере продвижения и заранее передадим тебе координаты, как только в бинокль увидим дорогу. Дальше по обстоятельствам.

Трифон на секунду задумался, и пробормотал уже, скорее, себе: —Но если к вечеру у нас снова вышибет память, и мы окажемся там, откуда вышли, то…

—Что ты там бормочешь? Я не слышу.

—Ничего, —будто очнулся Трифон. – Сам с собой разговариваю. У тебя такого не бывало?

—Нет.

—Молокосос ты ещё, вот что я тебе скажу.

Взревели двигатели снегоходов, и бригадир показал рукой, что все готовы отъезжать.

—Слушай, Григорий… —вдруг что-то вспомнил начальник спасателей.

—Да. Сам ты такой.

—Ладно, не обижайся – это я от нервов. А ведь Виктор Иванович тогда рассказывал нам всё подробно на станции. И про двери, и про лучи. Помнишь?

—Помню.

—Он даже вкратце описал, как они его прошили насквозь.

—Да. А мы ему в тот момент не поверили. Считали, что он малость свихнулся. А что?

—Как что? Выходит, он ВСЁ ПОМНИЛ, и память ему НЕ СТИРАЛИ, в отличие от нас. Соображаешь, тундра?

—Ну и?

—Говорю тебе по слогам, дурья твоя башка. Кто-то хотел, чтобы профессор ВЕРНУЛСЯ! И не один. Усёк?

Наступила продолжительная пауза. Трифон сел сзади водителя и напоследок сказал в рацию:

—Наших друзей хотели ВИДЕТЬ.

—Теперь понял, о чём ты.

—Да. И мало того, что видеть. Кто-то очень желал, чтобы они очутились под землёй. Их буквально «пригласили» к себе.

—И кто эти кто-то?

Трифон толкнул в спину водителя, чтоб тот начинал выезжать из торосов, и прокричал в динамик:

—Эти «кто-то» и есть Хозяева того секретного объекта, что обнаружил вначале профессор, а теперь и мы.

—Тогда зачем вас облучали?

—А вот этот вопрос я теперь буду задавать себе все оставшиеся дни…

Снегоход взвыл, сделал вираж, взметнув комья снега, и помчался догонять своих «собратьев».

До ужина оставалось совсем немного времени.

Конечная фаза спасательной операции была намечена на завтра, и нужно было как следует выспаться и отдохнуть.

…Между тем, на небе шестого континента всеми цветами радуги, переливаясь и искрясь сполохами света, развернулось величественное и таинственное южное полярное сияние.

№ 1.

Разгрузка подводных лодок каравана немного задержалось, что, в общем-то, было впервые. Раньше такого не случалось: славясь своей педантичностью во всём, что касалось организационных работ, немцы старались не допускать нарушений ранее налаженного механизма разгрузки, а тут произошёл сбой, впрочем, отнюдь, не по вине разгрузочной бригады коллектива. Всё было намного прозаичнее. Георг с Паулем так и не узнали причины задержки, поскольку команда охранников СС сразу наложила на этот инцидент печать секретности. Однако в «курительных» карантина офицеры других экипажей поговаривали о некоем вирусе, вырвавшемся на свободу из одной секретной лаборатории верхнего этажа. Ага, смекнул Георг, значит этажей на этой базе несколько. За всё время своего пребывания в карантине им так и не удалось узнать полного масштаба подземных помещений и сооружений Базы-211. Губеры насчёт этого имели прямые указания, ни в коем случае не делиться подобной информацией среди членов экипажей, а остальные офицеры, так же как и они с Паулем довольствовались лишь непроверенными слухами, бродившими между мичманами и матросами субмарин. Но слух есть слух: дыма без огня не бывает. Поговаривали, что всё левое крыло базы подверглось консервации и к нему закрыли доступ даже определённым специалистам, работавших в сфере микробиологии. Якобы какой-то полоумный профессор химии, привезённый сюда в Антарктиду насильно и заточённый в казематы лаборатории, не пожелал больше находиться под ледяными пластами подземелья, и ночью, пользуясь относительной свободой передвижения в пределах подсобных помещений, разбил несколько пробирок с культурой, убил себя, выпустив мутирующий вирус наружу. Слух быстро распространился среди членов экипажей, но особо в него никто не поверил. Здесь, от нечего делать, и раньше распускали всевозможные байки, вплоть до того, что русские с англичанами уже вплотную подобрались к секретному объекту, и даже находятся внутри, готовые вот-вот подорвать всю базу вместе с экипажами караванов. От кого исходили подобные слухи, было неизвестно, однако то, что бригаду грузчиков сняли с работ и отправили в другое крыло подземных комплексов, уже о чём-то говорило. Паники, как таковой среди отдыхающих подводников не произошло. Но, так или иначе, Георгу с Паулем пришлось задержаться под землёй ещё на несколько дней сверх предусмотренного срока.

Карантин продлили на неопределённое время, и у них появилась куча свободного досуга, ранее ими не запланированного.

Георг целыми днями пропадал в библиотеке, чему был несказанно рад. Он читал не всё подряд, будто дорвавшийся до «кормушки» библиофил среднего пошиба: напротив, он копался в строго определённых им местах, благо выбор был просто фантастическим, и радовался каждому лишнему дню, проведённому здесь, подо льдами континента.

Там на материке начиналось постепенное отступление его армий, и немецкие дивизии вермахта, неся впечатляющие потери, вынуждены были отходить назад, на ранее занятые рубежи. Ход военной кампании против страны Советов ломался, что называется, прямо у него на глазах и, будучи всецело признателен своему дяде Карлу, он ловил момент тихой и безмятежной жизни в карантине подводников – пусть и кратковременной. Впервые Георг, да и все остальные члены экипажей почувствовали сомнения в исходе, теперь уже, затяжной войны, и начали задумываться, слушая каждый день псевдопропаганду доктора Геббельса, вещавшего из радиоприёмников о непобедимости великих германских вооружённых сил. Миф о всемирном могуществе третьего рейха таял.

На Восточном фронте гибли его товарищи; призывной волной на поля сражений посылали уже родившихся в период с 1880-го по 1890-е года. Пятидесяти и шестидесятилетние рядовые вермахта были теперь не редкостью, и это были уже не те солдаты, которые победоносно прошли почти всю Европу за неполные пять лет. Ранее такое удавалось лишь Наполеону – великому стратегу и в то же время авантюристу всех времён и народов. Однако, как становилось теперь понятным, их фюрер далеко не Бонапарт, и Георг всё чаще стал задумываться об этом по ночам, приходя из библиотеки и укладываясь спать в чистую постель, в то время как во вшивых окопах России гибли его соотечественники. Элитные дивизии, которые буквально пропахали танками Францию, Чехию, Сербию, Данию, Голландию Бельгию и Польшу, а затем, пройдя в России до самой Москвы, вдруг застопорились и начали медленно пятиться назад. Гитлеру пришлось даже посылать на фронт группы «Гитлерюгендкоманд», и эти молодые мальчишки гибли пачками за своего кумира. Это была ещё не та волна молодых парней, которые будут позже защищать Берлин до последней капли крови, не зная, что их фюрер уже давно покинул бункер, инсценировав самоубийство. Но сейчас, воюя там, на Восточном фронте, многие из призывников, кто постарше, были знакомы Георгу, ведь он сам был в своё время выходцем из «Гитлерюгенд», как, впрочем, и Пауль.