—Похоже, я начинаю понимать, Гриша. Твоей вины тут нет. И техника не причём.
—А что тогда?
—Сейчас… —он бросил взгляд на бригадира: —Ты думаешь то же самое?
Тот кивнул.
Надо полагать, нашу передачу что-то или кто-то… ГЛУШИЛ.
—Не понял вас? – донеслось из динамика.
—Погоди, парень. Дай подумать. Через минуту свяжемся. – Трифон перевёл рацию в режим «приёма» и обратился ко всем:
—Что-то мне это всё абсолютно не нравится. Кто-нибудь помнит, чтобы мы натыкались на какие-то металлические двери?
—Какие двери?
—Магистраль помню…
—А что, были двери?
-Гору ледяную вижу, но она далеко отсюда…
Вопросы и предположения посыпались со всех сторон. Полярники поглядывали друг на друга, удивлённо переговаривались и закидывали соседа вопросами.
—Стоп-стоп! – остановил их начальник спасателей. – Так… давайте поминутно всё припомним. Гриша сейчас будет выпытывать по связи, а я не знаю, что ему ответить. Итак. В 17 часов 45 минут я, якобы, передал ему последнее сообщение, он его принял и записал на магнитофон. Но сообщения на плёнке никакого нет.
—А ты спроси у него, —предложил бригадир, —кроме него ещё кто-нибудь слышал ваши переговоры? Может, Анюта рядом находилась?
—Спрошу. Во всяком случае, на «Академик Фёдоров» он ничего не передавал. Кстати, надо спросить у ребят с вездеходов – с ними я тоже разговаривал о дверях?
—Лучше сначала у Гриши.
—Хорошо. – Он обвёл группу растерянным взглядом. – Вообще, кто-нибудь из вас помнит, чтобы я упоминал какие-то металлические двери в ледяной скале?
Все дружно пожали плечами.
—Я так и думал, —кивнул он. – Нам просто стёрли память. Убрали из наших воспоминаний один из нежелательных эпизодов, когда я хотел передать координаты. – Он вздохнул, выругался сквозь зубы и надел перчатки. – Ладно, мужики, нужно двигать: нам ещё два с половиной часа добираться до вездеходов. Надо будет наших в лагере предупредить, чтобы включили все огни на машинах.
Полярники двинулись дальше, продолжая обсуждать между собой загадочную потерю памяти, как в своё время частично потерял её их начальник станции.
По пути Трифон вызвал радиста.
—Гриша, приём.
—Да? Я на связи.
—Слушай внимательно, думать будем вместе. Пойдём простым логическим путём, как сказал герой Буркова в фильме «Ирония судьбы».
—Пойдём вместе, —развеселился отчего-то Гриша.
Трифон не обратил внимания на шутку – не до того сейчас было.
—Давай возьмём за базис, что, как ты говорил, нас кто-то глушил. – На слове «кто-то» он сделал особое ударение. – Кстати, когда ты записывал моё донесение, один находился в рубке? Никого рядом не было?
—Один, а что?
—Ну, может Анюта забегала или Верка покушать приносила…
—Да нет, как раз в тот момент был один. Вера, как всегда в столовой новеньким что-то показывала, а Нютик пошла снимать показания сейсмографов после бурана.
—Ясно.
—Что тебе ясно? – вдруг взорвался, в общем-то, добрый всегда радист. – Ты к чему ведёшь? Ты думаешь, я тут от скуки нажрался или умом тронулся?
—Стоп, Григорий! – осадил его Трифон. – Не горячись. Я тебе просто факты выкладываю – мы тут сами все в смятении. Однако ты тоже пойми нас: мы тут восемь нормальных здоровых мужиков, никак не можем вспомнить ни о каких дверях, о которых говоришь ты, да ещё предлагаешь прослушать какую-то несуществующую запись…
—Она СУЩЕСТВОВАЛА! – чуть не закричал от обиды радист.
—Мы теперь тоже в это верим. Не кипятись. Значит, по твоим словам, последняя передача от меня велась в 17 часов 45 минут. Так?
—Выходит —так, хотя теперь я не совсем уверен даже в собственной родинке у меня на заднице.
—Родинку мы позже обсудим, —впервые за всё время усмехнулся Трифон. – Вот за эти три минуты, между 17:45 и 17:48 что-то с нами произошло, что вырубило нас напрочь, лишив частичных воспоминаний о дверях. Усёк? Магистраль мы все помним, а двери, о которых я, якобы тебе передавал – увы… ни одной зацепки в памяти. У всех! Соображаешь?
—Относительно.
Бригадир шёл рядом, и Трифон изредка бросал на него взгляд – тот молчаливыми жестами показывал дорогу, где впереди шли остальные спасатели. Трифон кивал и, идя за бригадиром, продолжал общаться с радистом.
—Часы у нас у всех остановились на 17:48. Затем, идёт пробел в памяти не только у меня, а и у всех остальных. И что в итоге получается? В себя мы пришли ровно, как ты сказал, в 19:00, —и то чуть не протянули ноги от непонятной боли и онемения во всём теле.
—Выходит, —предположила рация Гришиным голосом, —что вы где-то отсутствовали с 17:45-ти до 19:00. Так?
—Скорее, до 18:55-ти. Я ещё пять минут корчился на снегу, как и все остальные. Мы и сейчас ещё себя неважно чувствуем. Нас кто-то облучил неизвестными лучами, как тогда профессора, в первый день обнаружения.
—Хорошо. Короче, у вас пробел в памяти чуть больше часа.
—Это для тебя час, —возразил Трифон, взбираясь за бригадиром на снежный пригорок. Впереди маячили спины остальных полярников. – И для всех, кто был у вездеходов тоже час. А для нас, кто находился вблизи объекта, промчалось ровно три минуты. Мы потеряли сознание и отключились на час, а пробел в сознании составлял всего три минуты. Где были наши тела – неизвестно. Может, на снегу валялись, а может…
Он зло сплюнул на снег.
—Я замечал перед нашим обмороком, что у всех было сильное слюноотделение, а затем почувствовался какой-то непонятный газ, практически без запаха. И теперь, внимание! За эти ТРИ минуты, субъективные для нас, вокруг, для тебя и всех остальных проходит ровно ЧАС.
—Какой-то сдвиг во времени?
—Похоже на то. Возможно, мы попали в какой-то временной портал, точнее, не мы попали, а нас туда «всунули».
—Кто?
—Вот это мы и обсуждали всё это время. Что-то типа временной дыры или ещё хрен знает, что в этом роде – я не физик. Возвращение, как я уже тебе сказал, было очень тяжёлым. Нас, скорее всего, «отключили» искусственно и, вполне возможно, каким-то образом стёрли память за этот час. Я верю тебе насчёт кассеты – нас просто «заглушили» при механической записи на магнитофон. А «вживую» ты меня продолжал слышать. Скорее всего, и я тебя. Вот только я не помню, прости уж…
Трансивер молчал. Гриша, очевидно, обдумывал услышанное и, по всей видимости, очередной раз проверял кассету в магнитофоне.
—Кстати, я несколько минут назад связывался с нашими коллегами в лагере вездеходов и они так же сказали, что ни о каких дверях я им не говорил.
—Странно, —хмыкнул динамик рации. — Всё-таки думаешь, временной коллапс?
—Думать будет профессор, когда мы его найдём, —зло отреагировал Трифон. – Моя задача его обнаружить и вернуть всю команду на станцию, не потеряв попутно и своих людей. А уж делать выводы – его прерогатива. Его и Павла – они у нас академики, чтоб их черти взяли. Знаешь, где мы сейчас находимся?
—Время почти восемь часов, вам ещё до вездеходов добираться полтора часа – значит, где-то всё ещё в торосах.
—А вот и нет! Я уже вижу наши «бураны».
—Вы что, их оставляли перед полем торосов?
—А как бы мы иначе добрались вглубь ледника? Сейчас сядем на них, и уже через полчаса будем в лагере у вездеходов.
—Выходит, что час улетает куда-то в космос?
—Да. Всё тот же час. По идее, мы должны были добраться до вездеходов в половину десятого, а попадём туда как раз на ужин – в полдевятого.
—Как это? – Гриша, похоже, вообще перестал что-либо соображать.
—Всё просто, парень! Нас кто-то «переместил» назад к отправной точке маршрута. Туда, откуда мы пешком пошли искать профессора после обеда в 13:00. Сообразил?
—Теперь понял, —слегка обрадовался Григорий, —Вы выехали днём, оставили снегоходы под присмотром двух человек, и затем двинулись пешком, пробираясь сквозь льды, пока в 17:30 не вышли к загадочной дороге, ведущей к металлическим дверям. Потом через несколько минут ты вышел на связь и, когда передавал мне координаты, вас всех облучили парализующим силовым полем: может даже теми самыми лучами, что и Виктора Ивановича. Правильно я рассуждаю?