И в страшном сне бы не приснилось, что воз сена и хороший кус сала можно поменять на крошечное зеркальце, да ещё и остаться должным.

А новый топор стоил как четырёхмесячный бычок.

Всё-таки мудрый был человек, что изобрел деньги как единый эквивалент стоимости товаров.

Самым дорогим товаром была соль. На базаре её меняли едва ли не по весу серебра. Тоже неудивительно: соль везли либо с Поморья, либо из Крыма.

Она и раньше-то была недешёвая, а уж теперь и подавно. А в хозяйстве, где соления-копчения-квашения, ввиду отсутствия холодильников, – это основа всех основ, соль была синонимом выживания.

Павленко, в котором проснулись дремавшие прежде сельские лавочники, поедом ел Свешникова. Мол, должен историк был сунуть в багаж килограмм, а ещё лучше – с десяток килограммов соли. Вот они бы тут развернулись!..

Но Свешников лишь пожимал плечами и говорил, что знать-то он знал, но кто же предполагал, что всё так обернётся? Им самим за глаза и за уши хватало соли, приложенной к сухпайкам (по 5 грамм на каждый), а кто же мог предусмотреть, как причудливо изменится ситуация? Кабы знать, где упасть… Можно было бы не только соли, но и зеркал, скажем, и железно-скобяных изделий с собой прихватить.

Но у них-то изначально были совсем иные планы… Ну, а в причинах, почему всё вдруг пошло наперекосяк, ещё предстояло разобраться.

Имелись у Дёмина чёрные мысли на сей счёт, правда, до поры до времени он гнал их прочь.

Войники обитали в доме воеводы, благо, места там хватало. По вечерам любо-дорого было послушать рассуждения Дениски о перспективах развития Дорогобужа и ответные реплики историка.

– Вот, скажем, был я недавно в гостях, – разглагольствовал Павленко, – вроде, по здешним меркам дом немалый, а повернуться негде. Половину ткацкий станок занимает – как их там, кросна? Что в Козельске такие кросна стояли, что тут. Это что, за столько лет ничего нового не смогли изобрести?

– И ещё до середины двадцатого века кросна стоять будут, – хмыкнул историк.

– Вот-вот, – обрадовался Денис. – Страна отсталая, понимаю. Так почему бы нам её чуть-чуть не расшевелить? И начать можно с самого малого. Почему бы нам ткацкий станок не изобрести? Игорёк поколдует малость, будет народу облегчение. Был бы Интернет под рукой, сам бы занялся. А пряжу прясть? Бабы всё вручную да вручную. В учебнике истории картинку видел, там штуковина такая, с колёсиком. Какой-то англичанин создал.

– Прялка «Дженни», – подсказал Свешников, слушавший рассуждения со снисходительностью профессионала к дилетанту.

– Ну, я и говорю – с колёсиком… Если бы нам ткацкий станок создать, да прялку механическую, мы бы тут такого наворотили! Никаких прогрессов не нужно!

– Денис, ты, никак, собираешься промышленную революцию произвести? – ехидно поинтересовался историк.

– Ну, а чего такого?

– В России промышленная революция через двести лет начнётся. А в Великобритании – через сто пятьдесят. Для того, чтобы случился переход от ручных орудий труда к машинным, нужен не только сумасшедший изобретатель, но и другие факторы. Думаешь, не смогли бы в Европе в Средние века механическую прялку изобрести? Да запросто! Другой вопрос – а для чего? Кому понадобится такое количество ткани? Помнишь про спрос и предложение?

– Спрос рождает предложение! – важно изрёк Денис, ещё не забывший уроки обществознания в школе.

– Вот именно, друг мой, вот именно! Но верно и обратное. Если не будет спроса, на кой хрен это предложение? Чтобы спрос на ткань увеличить, нужно обеспечить такие условия, чтобы эта ткань кому-то была нужна, так? А кому она будет нужна, если каждый второй сам лён выращивает и холсты ткёт?

– Ну ладно, – не сдавался Игорь. – Возьмём другой вопрос. Глянул я, как народ сено косит – сердце кровью обливается! Ручка у косы кривая, короткая. Косят в три погибели. Чего бы им нормальную косу не завести?

– Ну, кое-где «литовки» появились, – пожал плечами историк. – Тут дело привычки, а не технологий. Поймёт народ, что длинный черенок удобнее, – сам перейдёт.

– А цельные деревья на гробы переводить? – не унимался капитан. – Похороны на днях были – покойника в домовине хоронили. Это ж целый дуб извели! Что, трудно дуб на доски было разделать? Понимаю, деревьев на Руси много, но всё равно не по себе становится.

– Вот здесь ты прав, – кивнул Свешников. – Но до досок тоже дожить придётся. Пётр Первый запретит покойников в домовинах хоронить. Но, опять-таки, для этого пилы нужно изобрести, чтобы брёвна распиливать.

– Да, а почему пилы нет?! Я в музее видел – древние люди в сучок камни вставляли, чтобы что-то там пилить. А тут?

– И здесь имеются. Только как изготовить длинную пилу из плохого железа? Ты не заметил, что металл низкого качества?

– Да, как раз хотел об этом спросить. Помнится, когда мы в Козельске были, ты объяснял, что всё железо из болотной руды, только оружие из привозной – скандинавской. Вроде, Урал ещё в прошлом веке Ермак присоединил, а там хорошего железа выше крыши.

– Так его ещё отыскать надо, потом разрабатывать. Уральское железо во второй половине века появится. А своё серебро – только при Анне Иоанновне.

– Это что получается, Русь – богатейшая страна, а ничего своего нет?! – возмутился Павленко.

– Пока нет, – усмехнулся историк. – Ни железа хорошего нет, ни серебра. Все наши копейки из талеров чеканят. Поэтому у нас цены на серебро выше, чем в Европе. Помните, был такой кардинал Ришелье?

– Который с мушкетёрами враждовал?

– Он самый. Так вот, в году так… уж не помню, не то в одна тысяча шестьсот тридцать втором, не то в тридцать пятом, во Франции неурожай был. И, соответственно, голод. Соседи – немцы там, австрийцы – цены на зерно сразу взвинтили, так кардинал корабли в Россию отправил, туда, где теперь город Архангельск. Французы зерно закупили по дешёвке, как им казалось, а русские думали – вот, мол, как французов облапошили! А на самом деле никто никого не обманывал. Раз у нас серебра мало, оно дороже, а в Европе много – оно дешевле.

– Так что – плюнуть на всё и пустить на самотёк? – не сдавался упрямый Дениска.

– Ну почему? – не согласился Свешников. – Если сможешь что-то внедрить – внедряй. Глядишь, запустишь какие-то процессы чуть пораньше… Лишь бы с умом к этому делу подошёл, без скоропалительности.

– Так! – хлопнул по столу порядком уставший Дёмин. – Достали вы меня своим прогрессорством! Шли бы лучше спать…

Не подвёл барон, не обманул, когда скреплял рукопожатием договор и выторговывал для себя аванс. Постепенно гарнизон Дорогобужа пополнился наёмниками, причём не только из отряда фон Ноймарка, но и солдатами из других подразделений.

Бойцы стекались в город маленькими ручейками, группами по пять-десять человек. Нет, поляки не дураки. Если бы пресекли массовое снятие с позиций целой роты, быстро бы смекнули, что к чему, и вернули статус-кво, поэтому наёмное войско из-под Смоленска «рассасывалось» потихоньку-полегоньку.

И скоро на улочках Дорогобужа зазвучала не только русская и «сербская» речь, но и европейская разноголосица, ибо среди наёмного брата хватало представителей чуть ли не всех основных европейских наций. Впрочем, костяк ядра наёмного войска представляли сплочённые германцы, пусть и выходцы из многочисленных земель, которые потом с огромным трудом «упакует» в одну могучую державу Бисмарк.

Правда, фон Ноймарк шепнул Дёмину, что специально оставил под Смоленском несколько надёжных людей, чтобы те при необходимости служили глазами и ушами в неприятельском лагере.

Вливание свежей крови в гарнизон помогло снять с бойцов, приведённых спецназовцами, главное напряжение. Теперь город окружили полноценные разъезды и стационарные посты, а караульная служба внутри города неслась так, что никакое сверхбдительное начальство бы не придралось.

Дорогобуж ожил, как никогда прежде. Денисенко прикалывался на эту тему, называя их «столицу» Нью-Васюками.