– А ты, воевода, по-аглицки речёшь точь-в-точь как Леон Дубрей! – хихикнул Гаврюха в кулак. – Это он за него тебя поначалу принял!

Дёмин со Свешниковым переглянулись. Опять Дубрей!

– Дубрей? – помрачнел Дёмин. – Кто таков?

– Есть тут один купчина! – начал Гаврюха важно. – Муж зело большого ума! Во всех немецких слободах, не только в Аглицкой, большим решпектом пользуется! И говорит наособицу. Говор токмо у него один такой. А теперь оказывается, и у тебя тож!

Дёмин со Свешниковым опять переглянулись. Алексей уж сложил губы, будто собираясь присвистнуть, да Сергей ему не дал:

– Tell anything in English, – и после секундного колебания добавил: – Please[30].

– In English? – буркнул Свешников.

Но, будто подловленный, уже не мог остановиться, прощебетал и дальше по-оксфордски:

– What do you mean?[31]

Гаврюха заулыбался, окидывая «сербов» хитро прищуренным взглядом.

– Нет, ты, боярин, совсем иначе молвишь! Как все тутошние англичане. Я хоть в ихней тарабарщине и не так силён, чтоб толковать с ними на равных, но один говор от другого отличить могу.

Тут уже «сербы» вытаращили на него изумлённые глаза. Но сказать ничего не успели.

На крылечко чинно, степенно вышел старшина Английской слободы Бен Райфилд – среднего роста дородный круглолицый мужчина, напомнивший Свешникову один из портретов короля Генриха VIII.

– Good afternoon, alderman![32] – пророкотал Дёмин своим звучным трансатлантическим баритоном.

– Mere Chairman! Chairman Ryefield![33] – с улыбкой покачал головой хозяин. – Whom I have the honour to see before myself?[34]

Дёмин назвал себя «капитаном сербской сотни», а Свешникова – одним из своих лейтенантов, то бишь заместителей. Вкладывал смысл изначальный, исторический. В старину капитаном был всякий вожак или командир. Слово «a lieutenant» произнёс на американский лад – «э лутенант».

У Райфилда слегка дрогнули брови – больше он ничем удивления не выдал.

– Have you ever been to the island of Malta?[35] – с вежливой улыбкой поинтересовался он.

За те полсекунды, что Дёмину понадобилось, чтобы переварить эту витиевато скроенную фразу, подполковник решил, что лучше не врать.

– Never. – И сам решил перейти в атаку: – Why do you ask me so?[36]

– Your manner of speech is so peculiar…[37] – промурлыкал Райфилд с теми характерными британскими придыханиями, что всегда казались Дёмину выражением особой островной спеси.

– I picked up the tongue from a seafarer who settled in our area[38], – с самой джентльменской из всех своих улыбок скороговоркой выпалил Дёмин.

– So now it’s clear. This way, please[39], – чинно повёл рукою Райфилд в сторону крыльца.

– Have you ever been to the island of Tahiti?[40] – пробубнил Свешников, поднимаясь по ступенькам вслед за Дёминым.

Тот, не оборачиваясь, на ходу, молча показал ему кулак.

Но, как оказалось, эта вспышка логореи не ускользнула от внимания хозяина.

Усадив гостей в подобия вольтеровских кресел в гостиной, он первым долгом спросил, что они будут пить.

Дёмин попросил воды, Свешников последовал его примеру. Гаврюха же заёрзал было на жёстком сиденье и закашлялся, рассчитывая, должно быть, на чарку доброго хлебного вина аглицкого курения, но подполковник коротко бросил:

– Воды.

Гаврюха смирился.

Пока слуга ходил за кувшином, Райфилд с обаятельнейшей улыбкой спросил Свешникова, почему он упомянул сейчас некий остров Таити?

Историк покраснел, тоже вдруг заёрзал в кресле, но тут же нашёлся и объяснил, что читал недавно об экспедиции на этот остров и до сих пор находится под впечатлением от доклада.

Райфилд довольно покивал, а затем спросил, не учился ли лейтенант в университете Оксфорда.

– Нет, – отвечал тот односложно. – Я закончил университет Святого Петра.

Райфилд опять очень довольно покивал. А потом важно заметил, что не слышал о таком.

И добавил:

– Вы говорите так, будто превзошли учёную премудрость в стенах Оксфорда или Кембриджа.

Польщённый Свешников зарделся как девица. Дёмин был вынужден опять показать ему кулак, естественно, незаметно для Райфилда.

Когда слуга обнёс гостей чарками с водой, оставил поднос с кувшином на столе, а сам снова удалился, старшина – или председатель, кем он там на самом деле был? – перешёл к делу и спросил, какая же нужда привела джентльменов к нему. При этом он смотрел на Дёмина и на Свешникова, а Гаврюху как бы оставил «за кадром». Одним словом, не замечал.

Дёмин отвечал тоже очень степенно и обстоятельно. Якобы в планах он имеет завязать не больше не меньше, как торговлю с самой Англией. И может, даже вскорости посетить эту прекрасную добрую страну. А потому, для начала, хотел бы завести знакомство с московской аглицкой общиной. Он слыхал, что здесь бывают ассамблеи, на которых собирается всё честное купечество, а также аглицкие воины на службе русского царя. Он ведь и сам воин и о царской службе тоже подумывает…

Райфилд закивал головой и, кажется, с большим облегчением. О, он очень понимает сербского капитана! Он готов поспособствовать его присутствию – его и его заместителя! – на ближайшей ассамблее. Нет ничего проще! Он замолвит словечко перед Сэмом Питси. Ведь наши ассамблеи, с праздничной улыбкой пояснил Райфилд, всегда берут место в его таверне. “Sam’s public house”[41] – так он сказал. Уже в эту пятницу!

…Когда ехали обратно, мушкетёр у ворот посмотрел на тройку всадников не так сердито, как в первый раз. Видно, ему тоже было легче видеть их возвращающимися восвояси.

– Фу, устал я… – буркнул Дёмин, вытирая шею.

– Ты не спросил его про Дубрея, – обронил Свешников тоже устало, совсем не обращая внимания на плетущегося позади на своём коняшке Гаврюху.

– И правильно сделал! – фыркнул Дёмин. – Чтобы насторожить его раньше времени? Или что, надо было сказать: и подать мне непременно Лио Дюбрэя?! Нет! Надо сказать Филимону, чтобы он напряг своих конфидентов – пусть усилят наблюдение за этим зело премудрым мужем! Пока мы знаем о нём крайне мало. Почти ничего.

На ассамблею в Английской слободе выехали загодя, чтоб не просто поспеть к назначенному часу, а оказаться на месте раньше прочих гостей. Так и получилось.

Коней оставили у коновязи таверны, или паба, как называли заведение сами англичане. У стойки смирно стояло ещё четыре скакуна. Хотя с выводами из столь малого числа «транспортных средств» спешить не следовало: подавляющее большинство «гуляющих» сегодня составляли местные. Они предпочитали добираться сюда пешим ходом, в том числе и по причине короткого пути.

В том, что они в числе первых, «сербы» убедились уже внутри паба.

Оба, переступив порог, с интересом оглядывали помещение.

– Преизрядный банкетный зал, – негромко обронил Дёмин.

Свешников молча кивнул.

Немалое число свечей на стенах и в двух люстрах под потолком не могло разогнать сумрак, царивший в почти совершенно пустом зале. Но с другой стороны – свет не режет глаза, создаёт этакий уют, интим. Так подумал Свешников.

Убранство отличалось спартанской простотой. Вдоль зала тянулся длиннющий и, судя по толщине столешницы, массивный, не покрытый скатертью стол. По обеим его сторонам поставлены были такие же кряжистые скамейки. Только скамеек было не две, а, наверно, штук по пять-семь с каждого фланга. Это чтобы легче было двигать – так оценил эту особенность Дёмин.