– Ну ты, брат, хватил… – стушевался Дёмин от такой неожиданной проницательности. – Хотя да, мыслишь в правильном направлении… Именно такого басурмана искать в Москве надо – чтоб оставалось в нём что-то, не поддающееся пониманию…

– Это дело не быстрое, – серьёзно, даже как-то смурно помотал головой Филимон. – Знакомцы нужные у меня в Москве имеются, – тут же уточнил он. – Люди, у которых на чистых и нечистых иноземцев глаз намётан. Но даже на то, чтобы оповестить их, что у меня до них нужда есть, время надобно! Москва не Смоленск и уж точно не Дорогобуж! Там-то всякая собака друг друга знает, а здесь, чтоб с нужным человечком повидаться, иной раз полдня надо убить!

«Сотовых телефонов у вас нет», – подумал Дёмин, а вслух сказал другое:

– Мы тебя не торопим, Филимон! Нам главное…

– Нам главное – качественный результат! – встрял в беседу до этого молча сидевший на массивном табурете Свешников.

Дёмин посмотрел на него с укоризной, но вслух опять сказал другое:

– Нам главное, чтоб ты нам на этого странного указал и чтоб он оказался как раз тем, кого мы ищем!

– Ну… я вас понял, – кивнул Филимон. – С людишками знающими уже сегодня начну искать встречи. И как только дельное что выведаю, так сразу вам и доложу!

На том и порешили.

Но прошло дня три, прежде чем Филимон заговорил про странного друга англичан.

– Есть такой в Москве! – начал он весело. – Зовут Лео или Лио. Наши и вовсе временами кличут его Леон. А фамилия – не то Дюбрэй, не то Дубрей. В Москве он появился месяца три назад. Вроде как с севера приехал, с моря, как все они в Белокаменную приезжают. Не то рыцарь, не то купец. По обличию больше на войскового человека похож – прямой, будто аршин проглотил. Больше молчун. Хотя бают, что если разговор заведёт, то все сидят уши развесив. Живёт вроде не в Аглицкой слободе, но бывает там часто и задерживается надолго. То ли свой дом имеет, то ли квартирует, вот это пока непонятно.

И англичане сами на него немного косятся. Какой-то он не такой, как они, все остальные природные англичане. Однако и уважают они его очень сильно. Если что Дубрей сказал, то, значит, так и надо… Так и будет.

– Дельно, – хмыкнул Дёмин. – И как нам на этого Дубрея выйти?

– То есть как это – выйти? – нахмурился Филимон.

– Выйти – значит, познакомиться с ним, поглядеть на него поближе, – буркнул Дёмин с досадой. – Одним словом, понять, чем он дышит!

– А! Вот что значит! – облегчённо затряс головой Филимон.

И тут же вылил на «сербов» ушат ледяной воды. Фигурально говоря.

– Так-то энтот Дубрей очень даже не прост! – сообщил он веско. – На кривой, говорят, к нему не подъедешь… Многие б хотели у него в друзьях ходить, да немногих он своей дружбой жалует!

Свешников аж присвистнул. За две командировки у Варвара такую манеру перенял.

– И что нам тогда делать? Круги вокруг этого Дубрея, что ли, нарезать? – бросил он сердито.

– Ну зачем круги? – притворно обиделся Филимон.

И тут же залебезил, мёду в голос подпустив:

– Дубрей этот всякий раз на аглицких ассамблеях бывает! Вот там беседы с ним надо искать!

– Ассамблеях? – поморщился Дёмин.

Наслышан был об ассамблеях в ООН, помнил о петровских ассамблеях – из романа Толстого, а сейчас как-то в толк не мог взять, о чём речь идёт.

– Ну, пирушках по-нашему! – хохотнул Филимон. – Бражничают, гуляют…

– Одним словом, расслабляются, – хмуро обобщил Свешников.

– А я что давеча про вас говорил? – довольно осклабился Филимон. – «Расслабляются!» Ну, можно и так сказать… Но это как-то не по-нашенски… Это у вас, сербов, видно, так!.. Хотя слово хорошее, интересное… Надо будет запомнить…

– Короче, что нам-то с тех ассамблей? – подавшись вперёд, рыкнул Дёмин глухо. Впился щёлками глаз в искрящегося весельем «резидента».

– Так надо к старшине Аглицкой слободы подкатиться, к Райфильду! – обнажив свои резцы, чёрные и кривые, в простодушной улыбке, как зазывала на сельской ярмарке, проговорил Филимон. – Он у них главный. Если хочешь к англичанам на ассамблею попасть – ступай к Райфильду!

– Ясно! – буркнул Дёмин. – Как нам его найти?

– Это проще простого! Живёт в Аглицкой слободе – немцев-то в Москве много; у всех своё товарищество; феллоушип, как англичане говорят!

– The Fellowship of the Ring[27]… – пробурчал Свешников. нахохлившись.

– У шотландцев своя слобода, у англичан – своя, – зыркнув на него с интересом, зачастил дальше Филимон. – Вам надо туда. Я вам и человечка дам, который вас проводит. Гаврюха, младший дьяк из Посольского приказа.

– Здорово! – одними бровями кивнул Дёмин; а у самого желваки выступили на скулах. – Давай нам этого Гаврюху! Но ему про то, что нам нужен Дубрей, ни слова, ни полслова!

– Ясное дело, могила! – Филимон подобострастно вытаращил глаза и сам вытянулся на табурете, прижав кулаки к груди.

– А ты ладно, боярин, по-аглицки речёшь! – с одобрительной ухмылкой повернулся он к Свешникову.

Гаврюха смахивал на Филимона, только был годков на десять моложе. «Часом не братья?» – подумал Дёмин. В седле держался уверенно, хоть и дьяк. Впрочем, Свешников объяснял уже, что должность это не церковная. Если сравнить с привычной для Дёмина современностью, дьяк – тот же чиновник. А если взять, к примеру, Сыскной приказ, что появится аккурат в 1619-м (может, и пораньше, если дело на лад пойдёт), так дьяк этого приказа – всё равно что опер из нынешнего МУРа.

До Аглицкой слободы ехали примерно час, бодрым шагом. В галоп коней всё равно было не пустить – уж больно узкими казались улицы, заставленные будками и торговыми рядами. Да и народ пёрся по мостовой, как в деревне.

Слободу увидели издалека – посёлок нарядных, в весёлые цвета покрашенных домиков, обнесённый ровным ярким штакетником.

У открытых ворот стоял разодетый в пух и прах мушкетёр, ничем не похожий на стрельца – охрана тут была своя, импортная.

Никаких документов у тройки всадников, въехавших за ограду, не спросил. Только посмотрел сурово. – Мы примерно в районе нынешнего Арбата… – наклонившись к подполковнику, негромко пояснил эрудированный Свешников.

– А это там что за «Макдональдс»? – боднул Дёмин головой вперёд, в самый конец улицы, буквально запертый высоким и широким красно-бурым зданием, зелёной черепичной крышей немного напоминавшим пагоду. – Кабак! – заблестел глазами Гаврюха. – Хлебное вино своего курения подают… Вот там ихние ассамблеи и проходят… Хозяин – мастер Самуил Питсей! Сэмюэл Питси – так англичане его зовут. Потому и называется «У Сэма» – если на нашенский перетолмачить.

– А ты что ж, на тех ассамблеях бывал? – сдвинул брови Дёмин.

– Не бывал… – вздохнул Гаврюха. – Однако рассказывали…

– Веди нас к Райфилду!

– Да вот он, его дом! – рукою указал Гаврюха на аккуратный коттедж шагах в тридцати впереди.

В палисаднике садовник большими ножницами подстригал омертвевшие ветки кустов.

– Hey, buddy! Is your master at home? We have an appointment with him[28], – окликнул его Дёмин, когда кони буквально упёрлись мордами в рейки штакетника.

Свешников поморщился. Что за развязность! Да и не по-дворянски как-то…

Напротив, Гаврюха уставился на подполковника изумлённо – глазами захлопал почище, чем при упоминании хлебного вина.

Садовник, резко повернувшийся к гостям, оказался немолод, просто брил бороду и усы. Улыбка сбежала с бледного вытянувшегося от удивления лица, сменилась туповатой верноподданнической миной – разве что каблуками не щёлкнул:

– Good afternoon, sir! Let me announce your arrival[29]! – Он опрометью, с резвостью, поразительной для такого преклонного возраста, метнулся в дом, процокав железными подковками сапог по каменным ступенькам крыльца.

– Однако, вышколен! – одобрительно мотнул головой Дёмин.