Харвуд заверил:

– Уже посылаю.

Прайс неожиданно вспомнил:

– А что с лабораторией Ясного?

– В ближайшие дни она будет уничтожена.

Прайс снова бросил на разведчика недоверчивый взгляд и протянул ему руку. Харвуд направился к выходу, но не успел он подойти к двери, как в кабинет стремительно вбежал Скаддер и на ходу крикнул:

– Второй… Русские запустили второй спутник! В шесть раз больше первого… и в спутнике – собака!

Прайс побледнел и схватился за сердце. Харвуд поспешно вышел из кабинета.

– С каким же заданием вас сбросили близ Краснотала? – повторил полковник Соколов свой вопрос.

– Я не знаю никакого Краснотала, – отвечал Абдулла Османов.

– И вы не знаете вот этого гражданина? – Соколов указал на Струнникова.

– Я его никогда не видел.

– Гражданин Струнников, вы не опознаете в этом человеке того агента иностранной разведки, вместе с которым вы были сброшены на парашютах в районе Большого Гая?

– Он, это он… И фигура, и весь облик, – подтвердил Струнников.

Абдулла Османов был изобличен фактами. Сейчас полковнику необходимо было проверить – действительно ли он тот самый агент, в результате переброски которого на нашу территорию и возникло дело «Незваный гость», одно ли и то же лицо арестованный Османов и тот, кого тогда Струнников тащил на себе от Вороньего острова до шоссе на Краснотал?

Струнников снова, в десятый раз, начал рассказывать подробности переброски его в Советский Союз. Абдулла Османов молчал; после того как его не только взяли с поличным, но и опознали в нем руководителя банды карателей в Крыму в годы войны, его песня была спета, он это понимал и не хотел ничего говорить. По крайней мере так он будет отвечать лишь за то, что Соколову уже известно. Но Харвуд допустил оплошность, послав его вместе со Струнниковым, с этой слякотью. «Впрочем, теперь оба они уже не нужны Харвуду – они провалились, – размышлял Двадцатый. – И, чем черт не шутит, может быть, еще удастся сторговаться, и ему сохранят жизнь? Что же изменится оттого, что полковник Соколов будет знать, что это именно его, Абдуллу Османова, сбросили на верхушку старого дуба там, в украинском лесу? Ничего не изменится, но в таком случае Струнников потеряет возможность выторговывать себе жизнь за его счет. Об этом следовало подумать». Полковник Соколов прервал Струнникова:

– Вы говорили, что вам было приказано направиться в Киев и там ждать указаний… От кого? От него?

– Думаю, что да.

– Лжешь, собака, – произнес Абдулла с ненавистью. Струнников вздрогнул и всем телом подался в сторону Двадцатого.

– Спокойно, спокойно, – по знаку полковника перед ними встал капитан Русаков.

Животный страх, исказивший сейчас физиономию Струнникова, казалось, доставлял удовольствие Абдулле Османову.

– Записывайте… – сказал он, не сводя глаз со Струнникова. – Этой крысе дано задание отвлечь на себя внимание, а затем отправиться в Москву и установить связь с агентом Прайса и Харвуда Джо Снэйком, который работает под кличкой «Михаил Иванович». То же самое этот субъект должен сделать и после отбытия срока в случае провала с приземлением.

– Это так, гражданин Струнников?

Ответа не было.

Создалась ситуация, к которой арестованный был явно не подготовлен.

– Вы будете теперь говорить? – Соколов пытался понять, почему Абдулла выдал своего коллегу.

– Буду. – Голос Двадцатого дрогнул: он вспомнил клятвы и заверения, которые давал Спаркмэну и Харвуду в последнюю ночь пребывания в Соединенных Штагах, – тогда будущее представлялось ему совсем в ином свете.

Струнникова увели.

Абдулла Османов говорил медленно, подбирая слова, которые Русаков старательно записывал в протокол допроса… Выброска, поездка в Тянь-Шань, снимок с геологической карты и покушение на Ясного… О прошлом там, в Крыму, гражданин полковник сам знает – это было, когда он, Абдулла, был еще очень молод. Война сделала его из честного советского человека предателем, но он всегда мечтал возвратиться к новой жизни. И если ему дадут эту возможность…

– Вы напишете показания о шпионской школе, в которой вас обучали?

– Да, напишу.

– Больше вы ничего не скажете нам?

– Я рассказал все.

Полковник Соколов с усмешкой посмотрел на арестованного.

– Если вы хотите, чтобы мы вам поверили, вы должны рассказать абсолютно все о вашей поездке в Тянь-Шань, подробно о полученных вами от Харвуда заданиях, о связях… при выполнении задания.

Не поднимая головы, Абдулла Османов произнес:

– Эти вопросы вам придется адресовать к Джо Снэйку, когда вы его поймаете… Я – только исполнитель,

– Не беспокойтесь, Джо Снэйка мы поймаем, – резко заметил Соколов. – Что же касается вас, вы зря преуменьшаете свою роль. Послушайте, Абдулла Османов, давайте перестанем играть в прятки, я хорошо понимаю вас: неудачная попытка шпионажа и неудачная попытка покушения на профессора Ясного… Заброска на нашу территорию… Ну, еще преступная деятельность во время гитлеровской оккупации Крыма… Так ведь?

– Так. Что же еще?

– Вы слишком легко расцениваете свои преступления, решив быть откровенным с нами только отчасти. Ну уж если так, мне придется предупредить вас, что ваше положение серьезнее, чем вам представляется. В Загорске вы чуть не убили Иванова, в поезде вы вместе с Красавиным убили Камзолова, а документами его воспользовались в преступных целях, у Сары-Джас вы расправились с колхозниками, чтобы под их видом проникнуть к Ясному и Лучинину. А в нашей стране, как вы знаете, существует закон о суровом наказании за убийство. Имейте в виду, отказываться нет смысла – агент Харвуда и Гелена, Конрад Зуппе, он же Василий Иванович Ухваткин, нами арестован.

Двадцатый съежился. Теперь он понял, что проиграл окончательно – установление его личности дало полковнику Соколову возможность предъявить ему те обвинения, которых он, Абдулла Османов, боялся больше всего.

– Операция «Вирус», – говорил генерал Тарханов. – Если о ней судить по показаниям шпиона Зуппе и по той информации, которую он на сей счет имел от своего шефа Джо Снэйка, можно прийти к выводу, что она уже закончилась провалом. Харвуд любит точные определения. «Вирус». Почему именно «вирус»? Не потому ли, что так же незаметно, как этот невидимый простым глазом микроб проникает в человеческий организм, должен был агент Харвуда под видом Макгайра проникнуть в лабораторию Ясного, а другой агент в его разведывательную группу в Небесных горах? Как вы думаете, Иван Иванович, а?

– Думаю, что смысл шифра операции вами, товарищ генерал, раскрыт правильно. Но я абсолютно убежден, что существует и второй вариант этой же операции, – ответил Соколов.

– Я тоже уверен, что дело обстоит так. Как видите, Харвуд неглуп, даже название операции он придумал таким образом, чтобы оно в случае провала с лже-Макгайром и Двадцатым могло сбить нас с толку, создав видимость отсутствия теперь всякой опасности.

– Но оно не собьет нас.

– Верно, Иван Иванович, – генерал говорил твердо. – А почему не собьет? Вспомните, как мы пошли по следу с самого начала: нам помогли рядовые советские люди, они указали нам на вражеских лазутчиков… А теперь? Если бы не рабочий Семен Надеин и не инженер Горелов, возможно, мы не имели бы и представления о дальнейших намерениях Харвуда и его резидента. Но нам надо спешить, мне кажется, что на этот раз дело идет к концу.

– Будем надеяться, товарищ генерал.

– Луизу Вернер арестовывать пока не надо.

– Понимаю, товарищ генерал. Разрешите идти?

– Да, конечно. Кстати, вы не читали интересное сообщение о том, что произошло в контролируемом американцами районе Тихого океана?

– Нет, а что?

– Вот посмотрите, что сообщают наши газеты в телеграммах из-за границы: «Как пишут газеты Австралии, Новой Зеландии, Японии и Индонезии, два дня тому назад с одного из островов запретной зоны поднялся неведомый летательный аппарат, по-видимому, космическая ракета. Достигнув высших слоев стратосферы, ракета взорвалась. Взрыв был виден на расстоянии тысячи километров. Судя по силе взрыва, на ракете имелись атомные бомбы».