...А в это время из лесу вышел Андрейка с полным мешком лесных орехов. Впереди бежал «Шалун», весьма довольный тем, что он опять видит солнце и может вволю носиться по просторной площадке, не натыкаясь на деревья и густой, колючий кустарник. Заметив торчащие из-за камня ноги, «Шалун» ощетинился и громко залаял. Андрейка вздрогнул и уронил мешок на землю.

Хепвуд мгновенно вскочил. Глаза его испуганно метались во все стороны, руки дрожали, лицо было измазано грязью и пылью. Вид его был настолько необычен, что Андрейка замер на месте, а «Шалун», не узнав знакомого, продолжал рычать и лаять.

— А, это ты! — хрипло произнес Хепвуд, увидев мальчика. — Откуда ты взялся?

— Из лесу, — ответил Андрейка, с удивлением оглядывая матроса. — «Шалун», молчать!.. Дядя Джим, что вы здесь делаете?

Хепвуд быстро засунул футляр во внутренний карман пиджака, отчего одна пола пиджака сразу вздулась. Затем Хепвуд отряхнул брюки, вытер платком руки и попытался улыбнуться.

— Я прогулялся сюда, — сказал он медленно, подбирая слова. — Здесь мне нравится.

— А зачем вы копали землю?

— Ах, это? — Хепвуд оглянулся на выкопанную яму. — Видишь ли, я заметил здесь красивую... как это по-русски... лизерд[46]... ящерицу, голубую ящерицу и хотел поймать ее и подарить тебе. А она убежала под камень...

Хепвуд говорил отрывисто, коверкая слова сильнее, чем раньше. Улыбка не получилась, и лицо его исказила гримаса.

— Так это вы ящерицу спрятали под пиджак? — неуверенно спросил Андрейка, невольно делая шаг назад.

— Ничего я не прятал... это тебе показалось, — ответил Хепвуд, и в голосе его прозвучали раздражение и злоба.

Андрейка видел, что Хепвуд сейчас не похож на себя, на того приветливого, добродушного «дядю Джима», которого он встречал уже не один раз. Напряженный, злой взгляд, хриплый голос, непрерывное нетерпеливое поглядывание по сторонам — все это было странным и необычным. И к тому же матрос говорит неправду. Никаких голубых ящериц здесь нет... А под пиджаком у него торчит какой-то предмет.

Неожиданно Андрейку охватил страх. В мрачном взгляде Хепвуда мальчику почудилась угроза. Ему захотелось сейчас очутиться там, внизу, на улицах родного города, среди людей, а еще лучше — дома, возле мамы. Испуганно глядя на матроса, Андрейка стал пятиться назад. Хепвуд заметил это и сделал шаг вперед.

— Ты куда? — грубо спросил он.

— Домой... Мама не знает, куда я ушел, и будет беспокоиться.

— Постой! — так же грубо приказал Хепвуд. Ему нужна была минута времени, чтобы решить: что же делать? Этот мальчишка — неожиданный и единственный свидетель пребывания Хепвуда здесь, на этой горе. Если мальчишка проболтается — все может провалиться! Все — тщательно разработанная и отлично выполненная операция, награда, жизнь... Этого допустить нельзя. Мальчишку надо убрать, сбросить вниз, на камни, в море... Проклятая необходимость!..

Решение созрело почти мгновенно. Хепвуд схватил Андрейку за руку и рванул к себе. Мальчик закричал и попытался вырваться. «Шалун», вздыбив шерсть, с рычанием кинулся на матроса и острыми зубами вцепился в его штанину. Сильным ударом ноги Хепвуд отбросил собаку. Громко завизжав, она перевернулась в воздухе и, сорвавшись с обрыва, полетела вниз, на прибрежные камни. Все это произошло в одно мгновение... Теперь очередь за мальчишкой. Хепвуд снова рванул к себе Андрейку и занес над ним огромный кулак... Но опустить не успел. На площадку откуда-то снизу выскочила огромная овчарка. Ударив лапами в грудь Хепвуда, она свалила его на землю и, злобно рыча, оскалила клыки у самого горла. Дрожащего Андрейку подхватили чьи-то ласковые руки. Раздался резкий окрик: — Рекс! Фу! — потом прозвучал другой, негромкий, но властный голос:

— Встать! Ни с места! Руки вверх!..

Последние слова были повторены на чистом английском языке: Хендс ап!

Хепвуд повиновался: встал на ноги, медленно поднял руки и, сбычившись, мутным взглядом — со страхом, злобой и отчаянием — поглядел на окруживших его людей. В двух шагах от него с пистолетом в руке стоял Владимир Петрович Сергиевский — в неизменных черных очках и широкополой соломенной шляпе. Рядом с ним — его дочь, Таня. Она обняла и прижала к себе Андрейку, который расширенными от удивления глазами следил за всем происходившим. Справа и слева, тоже с пистолетами в руках, стояли два рослых лейтенанта — Зотов и Марушкин, те самые... На их лицах Хейвуд уловил гнев и презрение.

— Обыскать! — приказал Сергиевский.

Зотов и Марушкин быстро выполнили приказание. Из карманов Хепвуда они извлекли складной нож, курительную трубку, желтый листок бумаги и круглый футляр, еще не очищенный от налипшей на него земли.

Сергиевский протянул руку, взял черный ледериновый футляр и, открыв крышку-колпачок, заглянул внутрь. На лице его появилось выражение удовлетворения и радости. Хепвуд настороженным взглядом хищника, у которого неожиданно вырвали добычу, следил за Сергиевским. Затем Хепвуд переступил с ноги на ногу и тяжело, шумно со всхлипом вздохнул.

Сергиевский закрыл футляр, и, обращаясь к Хепвуду, иронически оказал:

— Благодарю за потраченные усилия! Сенкью!

И чуть наклонил голову.

— А этого господина доставьте к подполковнику Рославлеву. Глядеть в оба!..

Лейтенанты понимающе кивнули, Марушкин же коротко ответил:

— Понятно, товарищ полковник!

— Вас, Татьяна Павловна, — продолжал Сергиевский, — прошу отвезти мальчика домой. Скажите матери, что мы ей потом все объясним.

Сергиевский снял черные очки. Глаза его — усталые, прищуренные от напряжения — весело блеснули, в уголках губ промелькнула знакомая хитринка.

— А я, — закончил он, — поеду в гостиницу «Черноморская» на свидание с журналистом Гарольдом Лидснеем. Надеюсь, у вас возражений нет? — повернулся он к Хепвуду.

Хепвуд ничего не ответил.

Пассажирский самолет Черноморск-Москва отправлялся завтра на рассвете. Полковник Сергей Сергеевич Дымов и старший лейтенант Татьяна Павловна Ремизова последний вечер в этом курортном городе проводили в квартире у подполковника Рославлева.

Только что кончили ужинать. Все были в прекрасном настроении, какое появляется у людей, хорошо потрудившихся и довольных результатами своих трудов. Теперь, когда все позади, можно позволить себе посидеть в кругу друзей, поговорить на любые посторонние темы, помечтать о будущем. Все, что удалось сделать здесь, в Черноморске, тоже имеет отношение к будущему. Ликвидирована еще одна авантюра заокеанских представителей «свободного мира», а наши ученые получат в свои руки ценные чертежи профессора Савельева. Профессор мечтал о будущем, а оно уже становится настоящим. Недалеко то время, когда первый глубоководный сверхскоростной корабль советской марки будет спущен на воду...

Поблагодарив хозяйку дома за вкусный и сытный ужин, все трое прошли в кабинет Рославлева. Здесь было очень уютно. Свет настольной лампы из-под матового абажура окрашивал мебель в мягкие тона. Монотонно, успокаивающе тикали часы. Теплый южный вечер глядел в распахнутые окна. Все вокруг дышало миром и покоем.

Татьяна Павловна забралась на диван, поджала под себя ноги, да так и просидела весь вечер. Как непохожа была она на ту девушку в голубом платье, которая недавно на пляже с увлечением пела песню с хором молодежи. Сейчас она была одета в военную форму, лицо ее выглядело старше, строже, а на лбу изредка появлялись морщинки.

Только сейчас, расположившись совсем по-домашнему, Татьяна Павловна по-настоящему почувствовала, как она устала. Сказалось напряжение последних дней. Наблюдение за «матросом» Хепвудом не прекращалось ни днем, ни ночью. И хотя львиную долю этого изнурительного труда взял на себя полковник, ей тоже изрядно досталось. А Сергей Сергеевич? Ремизова незаметно поглядела на своего начальника. Конечно, он тоже очень устал. Этот поседевший раньше времени человек, когда нападал на след врага, не знал ни сна, ни отдыха. Партия поставила его на этот ответственный пост. Партия доверила ему большую и трудную работу. И он выполнял эту работу со страстью, с вдохновением, вкладывая в нее всю ненависть к врагам, всю любовь к Родине. Таким его знали все подчиненные, все товарищи. За это ценили его начальники...