В «служебных инструкциях» шпионского центра Гелена говорится: «СССР – вот главная и в то же время самая трудная цель нашей работы». Представителям печати Гелен заявил как-то, что он мечтает распространить свою сеть «вплоть до Урала». Но об одном существенном обстоятельстве хранят молчание и бывший гитлеровский генерал и его шеф Аллен Харвуд: агенты Гелена энергично действуют против стран Западной Европы, Франция является предметом их особенно пристального внимания.

Лайт знал, что Гелен давно уже входил в «кружок фон Шверина», биография которого до мелочей совпадала с жизненным путем генерала Дрейнера. В этом узком «кружке» состояли такие высшие офицеры гитлеровской армии, как бывший начальник штаба Роммеля генерал-лейтенант Ганс Шпейдель, бывший начальник оперативного отдела генштаба Адольф Хойзингер, командующий бронетанковыми войсками на западе в 1944 году генерал-лейтенант Гейер фон Швеппенбург и бывший начальник штаба фельдмаршалов Рунштедта и Кессельринга генерал-лейтенант Зигфрид Вестфаль. Этим воякам не терпится начать новую войну, с вожделением составляют они очередные военные планы и пишут на эту тему исследования, которыми по секрету обмениваются между собой.

Лайт видел, что опасные замыслы этих людей постепенно претворяются в жизнь: Хойзингер и Шпейдель – официальные руководители возрождающегося вермахта. Дрейнер занят «специальным заданием», а Гелен руководит разведкой, убийствами, диверсиями.

Лайт приехал в Пуллах на этот раз тоже с разведывательной целью – в судьбу Джона Макгайра следовало внести ясность. Как ему удастся добиться этого он еще не знал, но ему казалось, что при разговоре о «незавершенных» делах ему удастся завести речь и об англичанине.

Лайт недаром придумал этот предлог для поездки и не ошибся: сидя в кресле против генерала Гелена он как бы вскользь сказал:

– Да, генерал Келли, кажется, что-то говорил еще о каком-то иностранном ученом-атомщике…

– Очевидно, о Макгайре… – сказал Гелен. – Но он изъят из моего ведения. Вам придется вызвать к себе полковника Шервуда, Харвуд поручил операцию с Макгайром лично ему.

По каким-то интонациям в голосе Гелена Лайт почувствовал, что за его словами скрывается насмешка – по-видимому, произошло нечто не весьма приятное для разведки Харвуда, доставившее Гелену профессиональное удовлетворение.

«Разве Шервуд не в Москве?» – удивился Лайт, но он не подал и виду, что о приезде Шервуда ему не было известно.

– Шервуд прибыл сюда только сегодня. Я прикажу пригласить его к вам.

– Нет, нет, я увижусь с ним позднее. – И Лайт поднялся.

«Кажется, этот немец воображает, что я приехал сюда только для того, чтобы повидаться с Шервудом?» – подумал он, когда за ним закрылась дверь кабинета. Однако свидание с Шервудом, которого он знал давно, откладывать не стал.

Шервуда Лайт нашел в угловой комнате, он выглядел усталым и бледным, больше обычного сутулился.

– Поздравляю, – проговорил Шервуд, пожимая ему руку. – Ты, кажется, идешь в гору?

Лайт промолчал.

– Что стряслось? – спросил он наконец. – У тебя неприятность в Москве?

Шервуд попытался улыбнуться.

– О нет! Просто Харвуд безжалостно загружает меня делами, которые, по его мнению, могу выполнить только я. – И он небрежно развалился в кресле. – Мало у меня своих хлопот в Москве, как будто без меня тут некому заняться важными делами!..

– Тебя вызвал сюда Харвуд? – схитрил Лайт.

– Да! – В подтверждение Шервуд открыл сейф и, вынув из него документ, положил его перед Лайтом. – Читай.

Это была копия донесения Харвуду, всего три абзаца, в конце – чья-то приписка от руки: «По приказу мистера Аллена Харвуда, проведение „Акции "Б"“ возложено лично на Шервуда, с вызовом его из Москвы. За успешную ликвидацию Макгайра Шервуд отвечает персонально. Вызов Шервуду срочно послан».

– Приедешь в наши края, остановиться можешь у меня, – по-дружески сказал Лайт, ничем не выдав своего отношения к делу с Макгайром.

– «Акция "Б"», – повторял Лайт, возвращаясь домой. При одной мысли о том, как он «подложит свинью» Харвуду и особенно этому зазнайке Шервуду, Лайт испытывал чувство удовлетворения.

На станции в купе внесли свежие газеты. Лайт принялся небрежно перелистывать их…

Легко ранен лидер местных коммунистов Курт Рихтер, тяжело – его друг, рабочий Ганс Зиберт. Нападавший скрылся. Рихтер утверждает, что стрелял Фриц Швальбе, который гонялся за ним еще при гитлеровском режиме.

А вот еще. Лайт вскочил на ноги – все газеты опубликовали сообщение о таинственном исчезновении в Москве крупного английского ученого-атомщика Джона Макгайра…

Итак, день «Акции "Б"» приближался! Медлить нельзя…

Изящный ящик радиорепродуктора на столе Функа сотрясался от звуков. Курт Рихтер половину своей жизни проработал токарем на заводах Функа, здесь его знали все. Поэтому, когда в цехи пришла весть о том, что на митинге будет выступать Рихтер, – заводской двор оказался переполненным.

Митинг был созван по поводу ночного покушения на Рихтера и тяжелого ранения Зиберта.

Гневно сжимая кулаки, рабочие слушали выступления ораторов. О самих Рихтере и Зиберте говорили мало, больше – о причинах покушения на них.

– Американцы хотят, чтобы им не мешали начать войну с немцами на Эльбе.

– Зиберт против братоубийственной войны одних немцев с другими.

– Рихтер срывает планы Карла Функа и его подручных, бывших гитлеровских генералов, готовящихся напасть на Германскую Демократическую Республику.

Потом говорил сам Курт Рихтер; говорил смело, правдиво.

– Функ и его подручные пытаются запугать меня. Им это не удастся! Американские лидеры не скрывают, что в своих военных планах они рассматривают нашу страну, как «фронт №1». Они запланировали у нас тут вторую Корею. В Корее, правда, не дошло до использования атомных бомб, а у нас мечтают начать с них!

Империалисты превратили Западную Германию в главную военную базу в Европе: надо довести до сознания населения Западной Германии, что возрождение германского империализма, превращение нашей территории в военную базу неизбежно означает крушение Германии.

Мы должны сесть за один стол с немцами из ГДР и договориться. Мы не пойдем на братоубийственную войну, не допустим здесь у себя повторения того, что было в Корее…

Послышались крики, неясный шум, выстрелы…

Карл Функ в бешенстве вскочил с кресла и выключил радиоприемник, транслировавший митинг с его завода…

– Когда же, наконец, их разгромят?! Слышали? – обернулся он к Гроссу. – Рихтер честит меня империалистом. Меня, всю жизнь отдавшего обороне родины!

– Вы пригласили меня для каких-то переговоров, я слушаю вас, – сказал Гросс, бесстрастно смотря на разгневанного хозяина, и добавил: – Я инженер и не вмешиваюсь в политику.

– Вот как! – Функ насмешливо склонил голову. – К сожалению, это ваше утверждение, кажется, не соответствует действительности. Можете не задавать мне вопросов, я и сам скажу, что следует… Итак, у американского командования, так же, впрочем, как и у наших властей, сложилось впечатление, что, говоря о своей аполитичности, вы попросту хитрите.

– Я хитрю?

– Именно вы. – Функ нервно прошелся по комнате. – Вы не хотите работать на оборону…

– На войну.

– Ну хорошо – на войну, не будем спорить… Но вы не желаете возглавить Управление гражданского строительства. Разве вы думаете, что дороги, мосты, аэродромы нам нужны только для военных целей?

Герман Гросс стоял перед Функом, вытянувшись во весь рост.

– А почему вам нужен для этого обязательно я? – спросил он.

Функ помолчал.

– Сказать откровенно? Хорошо! Вы – талант, гений строительного дела. Затем всем известно, что вы человек далекий от политики и не станете заниматься делами, имеющими отношение к войне. Поэтому, если бы во главе гражданского управления встали вы, это облегчило бы нам положение с кадрами рабочих, а красные вынуждены были бы прекратить свои нападки на управление. Но вы почему-то отказываетесь… Почему? Может быть, вы согласны с коммунистами? Нет? Значит, генерал Келли ошибается…