Ну а третьим фактором стал массовый сев люпина товарища Иванова. Сорт, конечно, от алкалоидов ядовитых не самый свободный (хотя селекционер и сокрушался, что «сладкость» люпина очень быстро «вырождается» и раньше «сорт был гораздо лучше». Но и нынешняя его репродукция бобы на корм для кур давал вполне приемлемые. Ведь если ясно видишь цель, то перед кормежкой те же бобы можно в воде и трое суток продержать: лишние хлопоты, зато курам можно зерна не давать, а использовать это зерно для откорма человеков…

Еще один фактор (который совершенно никто вроде не учитывал) заключался в наличии в Коврове некоей экспериментальной химической лаборатории, давно уже по размерам и масштабам производства всякого разного тянущей даже не на фабрику, а на целый комбинат. На одном из производств которой выпускался «витаминный прикорм для домашней птицы и скотины». То есть прикормов выпускалось сразу четыре: отдельно для птицы (с упором на кур), один для свиней, один для овец и последний для КРС (в смысле, крупного и очень рогатого скота). И если этот «прикорм» живности давался в указанных на пакетах дозах, то куры просто не болели кучей заразных болячек, свиньи росли заметно быстрее и сало почти не запасали, ограничиваясь диетическим мясом. С овцами было интереснее: они приносили минимум по четыре, а чаще до шести ягнят и делали это два раза в год. Ну а с КРС было вообще очень интересно: на упаковках большими красными буквами писалось, что прикорм быкам давать ни в коем случае нельзя, если бык предназначается для работы по увеличению поголовья. Зато коровы увеличивали количество молока, да и жирность его повышалась. Правда и жрать они требовали гораздо больше, но когда есть много тракторов, то перепахать луга и засеять их тем же донником, который к засухе относится индифферентно — не самая сложная задача, так что летом коровки в поле отъедались вволю. А так как много полей этим донником были засеяны еще в прошлом году, когда стало понятно, что на них все равно ничего не вырастет, то с кормами было относительное благополучие…

А еще уверенности в светлом будущем народу добавил автомобиль «ВАЗ». В Вязниках была создана артель, занявшаяся выпуском «доработанной» версии Таниного автомобильчика, все с тем же многострадальным двухцилиндровым оппозитником. Правда, здесь моторы артельщики уже сами делали, а Таня помогла им в приобретении нужных для этого дела станков. Как могла, так и помогала: например, прессы для штамповки деталей колес она попросила изготовить в Сальске, и даже договорилась, что их сделали без предварительной оплаты (артельщики потом с Сальским заводом кузнечно-прессового оборудования «расплатились» готовыми автомобилями), хонинговальные станки просто купила за свой счет в Германии, еще несколько станков механический завод в Коврове им сделал (и тоже «с оплатой натурой»). А самым проблемным участком производства было изготовление автомобильной рамы и передней части кузова с капотом: они из стального листа делались, который артели никто поставлять не желал. Так что снова пришлось обращаться к немцам, которые для завода в Петушках изготовили небольшой листопрокатный стан…

Автомобиль получился непохожим ни на что в мире: эдакий параллелепипед на колесах с малюсеньким моторным отсеком спереди. Но при цене в шесть тысяч рублей он мгновенно стал бестселлером. То есть машины раскупались сразу же, и те двадцать штук, которые сходили с конвейера ежесуточно, даже в крупные города редко успевали доехать, их колхозы расхватывали еще на площадке перед заводом в Вязниках. Но и заметная выручка позволяла артельщикам сильно вкладываться в расширение производства…

Назывался автомобиль просто, по названию артели: «ВАЗ». Но артель по сути занималась лишь сборкой автомобилей, большую часть комплектующих приобретая на стороне. Конечно, они сами делали раму, коробку передач, подвеску — но всю «мелочовку» закупали, и далеко не все удавалось найти в нужных количествах. Тане даже пришлось слетать в Венгрию, чтобы договориться о поставках электрических стартеров, и переговоры прошли очень успешно (для «ВАЗ» успешно). Ну а то, что после ее возвращения в Москву на еврейском кладбище Будапешта появилась могилка юноши по имени Дьёрдь — то причем тут Таня? Это всё коварная и злобная Шэд…

Сорок седьмой год закончился на очень позитивной ноте. Особенную позитивность новогодним настроениям обитателям центра Москвы придало окончание подготовки к испытаниям нового советского изделия в далекой казахской степи. Подготовку-то закончили, но Юлий Борисович очень настойчиво уговаривал начальство с самим испытанием подождать:

— Я думаю, что сейчас, пока мы с огромным трудом набрали материалов на одно изделие, нет большого смысла его использовать. Просто потому, что в нем все мы уверены, а вот во второй схеме у нас все же остаются большие сомнения. В то же время до завершения сборки изделия по второй схеме нам остается буквально пара месяцев — но набрать материала на изготовление зажигания для него мы сможем хорошо если к осени следующего года.

— А если ваши сомнения оправдаются? — нехорошо прищурившись, поинтересовался Лаврентий Павлович.

— Тогда мы просто потеряем центнер лития. Не ахти какая потеря, но и тогда научный результат окажется исключительно важным.

— Можно подумать, что речь идет о чем-то копеечном, вроде магния или алюминия, — пробурчал министр. — Вы хоть представляете, во что обошелся стране этот литий?

— Прекрасно представляю. И тем более не использовать его при испытаниях было бы неправильно: если результат окажется отрицательным, то мы со спокойной душой можем прекратить столь дорогостоящую добычу. Хотя и не очень-то и дорогостоящую, этот ртутный цикл обеспечивает прекрасные результаты по разделению, хотя, признаться, здоровья работникам он и не прибавляет.

— За здоровьем у нас есть кому проследить… я визирую вашу заявку, но пока обещать ничего не буду. Если комиссия примет решение о проведении испытания, то оно должно быть проведено в течение недели. Вам понятно, Юлий Борисович?

— Понятно… но я своего мнения не изменю.

— А его и не надо изменять… я, например, в целом вашу мысль поддерживаю. Но, сами понимаете, политическую целесообразность определяет комиссия ЦК, а не я. Вы сами едете на полигон?

— Я бы предпочел полететь…

— Абсолютно исключено! Нам хватает одной персоны, которая, перелетая из одного места в другое, заставляет седеть десятки человек… Только поезд, и вы сами прекрасно понимаете, чем это обусловлено. Идите, готовьте испытания, а я все же пойду попробую их отложить… на сколько, вы говорите, на два месяца? Возьму на всякий случай паузу в три. Попытаюсь взять…

Сорок восьмой год в университете начался со склок, которые, впрочем, мало коснулись физфака и физмата и совсем уже не коснулись химфака. Но вообще-то большинству сотрудников университета (как и вообще большинству граждан страны) было не до склок: в конце сорок седьмого была проведена денежная реформа и благосостояние граждан заметно ухудшилось. Что, впрочем, в какой-то степени компенсировалось отменой карточной системы.

В Таниной комнате в общежитии настроение стало совсем уж грустным. Марина, которая уже получила диплом и поступила в аспирантуру, начала думать об уходе из университета, сказав, что на стипендию ей точно прожить не получится. Антонина, которой учиться осталось полгода, сказала, что тоже в аспирантуру не пойдет и будет подыскивать место… где-нибудь: математики почему-то на заводах и фабриках не особенно требовались. Нина — та вообще подумывала, а не бросить ли ей учебу…

Относительно спокойно себя чувствовала только Евдокия, которая на своем четвертом курсе подключилась к какой-то работе по заказу военных авиаторов и получала за эту работу и небольшую зарплату. А Любаша прикидывала, останется ли у нее время на учебу если она примет предложение поработать в вечерней школе учителем и тоже особенно не переживала.

— Школьница, а у тебя какие планы? — спросила у нее Антонина, когда Таня после окончания зимних каникул снова появилась в комнате.