Камень под моей рукой нагрелся. Или мне чудится от волнения? Нет, он определенно стал теплее. А потом… нарисованная лапа эфрима обрела плоть, и когти расцарапали кожу. Я шарахнулась в сторону.

Я удержала вопль, хоть и с трудом. Нарисованная морда и верх косматого торса выдвинулись вперед, и чудовище жадно втянуло воздух. Раскрыло пасть.

Меня затрясло. Змей Двуликий! Что я наделала? А если монстр выйдет из стены и просто откусит мне голову? Вот удивятся февры, обнаружив мое тело в этом подземелье…

Из жуткой пасти с черными деснами и кривыми клыками размером с мой палец донеслось шипение, переходящее в тихий вой. В темных глазах эфрима плясало рыжее пламя.

Я глянула вниз — остальное тело так и не обрело плоть, там был лишь рисунок.

— Тебе не пройти, — догадалась я.

Подалась вперед, всматриваясь в ужасающую рогатую морду.

— Это ведь ты? — с отчаянием прошептала я. — Это ты? Прошу… прошу, ответь…

Еще ближе, почти вплотную. Он снова тихо зарычал. Он не мог говорить. Чудовище не умеет. Его гортань не способна издавать человеческие слова. То, что он сделал в Мертвомире, было за пределом звериных возможностей…

Я встала на носочки и положила руку на его морду.

И вдруг чудовище меня лизнуло. Темно-бардовый шершавый язык прошелся по моим пальцам, оставляя влажный след и слизывая кровь с царапин. Утешение… Так делал Ржавчина, пытаясь залечить мои раны…

И что-то случилось.

Рогатая голова эфрима исказилась, потекла, и вместо нее возникло изумленное лицо моего друга. Он стал старше. Он стал почти незнакомцем, лишь рыжие глаза по-прежнему спорили с пламенем.

— Мелкая, — словно не веря, прошептал он, протягивая ко мне руку. Руку! Человеческую!

Наши пальцы сплелись, и Ржавчина хрипло втянул воздух. Он выглядел ошарашенным и удивленным не меньше, чем я. Часто моргал, словно его глаза никак не могли привыкнуть к скудному свету. Притянул меня к себе, зарылся пальцами в волосы, всматриваясь в лицо. Жадно. Я тоже рассматривала его. Подбородок и щеки парня покрывала темно-рыжая щетина, на лоб падали отросшие пряди волос, черты стали резче и мужественнее. Линия подбородка обрела взрослую твердость, а взгляд — жесткость.

В моих воспоминаниях все еще жил подросток. Сейчас я видела молодого мужчину.

— Это ты? — я удержала предательский всхлип. — Это правда ты? Я так ждала… искала… кибитки эти… Четыре года… я ничего не понимаю! Скажи что-нибудь?

— Вив, — прошептал он. — Вив.

Кажется, на большее его не хватило.

Прижался лбом к моему лбу, тяжело и хрипло дыша.

— Соскучился… Моя… Вив.

Каждое слово ему приходилось сипло выдавливать. Он забыл, как говорить.

— Здесь… мало Мертвомира, мне… не хватает… сил. Статуи… Маяк. Найди… Не могу… без тебя…

И исчез.

На камнях остался лишь серый рисунок эфрима.

Я сползла на пол, тупо глядя на изображения безумного художника. Ржавчина сказал — маяк. Вероятно, там тоже есть древняя статуя. Одна проблема — как мне туда добраться?

В задумчивости я подобрала лампу и побрела к выходу. На миг задержалась возле нарисованной фигуры с занесенным мечом. Странные символы незнакомого языка заменили на лице рот, нос, глаза… Такие же непонятные знаки виднелись в других местах. Передернув плечами, я взобралась на платформу и дернула рычаг.

Общий сбор февров закончился, но Верховный решил этим не ограничиваться. Младший состав отправили на учения, а старший попросили задержаться. Я стоял в первом ряду — как всегда. Правда, мыслями я сегодня был далеко. Клятые мысли снова и снова возвращались в сегодняшнее утро. И к моим выводам.

Но древние клятвы карателей по-прежнему задевали что-то глубинное.

«Спокойные снаружи, жесткие — внутри. С истиной к свету. Стойко за слабых, бесстрашно — за праведных, безжалостно к проклятым… Наш Дар — во благо, наш нож — во имя справедливости. Наши кости принадлежат Двериндариуму. И до последнего вздоха…»

Лаверн едва заметно повел плечом, привлекая внимание к словам Верховного. Я сосредоточился. Стивен Квин выглядел как обычно — бесстрастным и сосредоточенным. Холодные серые глаза буравили вытянувшихся перед ним легионеров.

— …Орден Крови годами ведет свою преступную деятельность в надежде сокрушить империю и Двериндариум. Его последователи ведут охоту на наши секреты и наших воинов, а их цель — завладеть Дверью, чтобы единолично владеть ее Дарами. Легионы февров охраняют святыню уже пять веков, так будет и впредь. Легионы Двери несокрушимы. Передо мной стоит часть великого Ордена Карателей — лучшие из лучших, февры, давшие пожизненную клятву служения. Ваша сила, ваша мощь, ваши Дары защитят империю и Двериндариум от любой угрозы.

Верховный обвел замершие ряды суровым взглядом. Я знал, что он видел. Идеальные шеренги, идеальную форму, идеально бесстрастные лица. Идеальные легионеры. Мы стояли как один — ноги на ширине плеч, руки сложены за спиной.

Воздух в помещении сгустился от эмоций — ненависти, злости, жажды справедливости и отмщения. Мы все знали, как опасны ренегаты. Их черные кровавые ритуалы наводили ужас даже на закаленных февров. От их рук погибла в негасимом пламени семья Эйсона, от жуткого обряда обезумел старший брат Лаверна. Ему выпустили всю кровь, пытаясь заполучить чужой Дар. Мой напарник дал костяную клятву отмщения, теперь его шею обвивает удавка нерушимого обещания. Каждый из стоящих в этом зале всей душой ненавидел «кровавых». У каждого была история, связанная с Орденом Крови — проклятыми адептами Двуликого Змея, преступниками и отщепенцами. Они похищали людей для леденящих душу непотребств, а слухи о зверствах, учиненных мерзавцами, наводили панику. Наше Братство Кости и Ножа — Орден Карателей — было создано, чтобы защищать людей от ренегатов. Оберегать мир, свет, империю.

Мы все готовы были отдать жизни за это.

И пока мы побеждали.

Орден Крови удалось загнать в подполье. Но он все еще был жив.

— …мы защищаем империю от угрозы, которая вполне реальна. И у меня плохие новости. Проклятые ренегаты сумели пробраться на остров Двери, — продолжил Верховный.

Черные ряды февров не шевельнулись — все же наша выдержка была блестящей — но я ощутил усилившееся напряжение даже с закрытым браслетом. Верховный кивнул в подтверждение своих слов, его глаза блеснули, словно битые стекла.

— У меня есть неопровержимые доказательства проникновения ренегата в Двериндариум. К сожалению, установить личность проклятого не удалось. Его планы неизвестны, но несомненно, они несут угрозу и разрушение. Мы обязаны найти и покарать преступника. Во благо империи. Во благо Двери. Я призываю каждого из вас усилить бдительность и внимание. И о любых подозрениях докладывать незамедлительно.

Я по-прежнему смотрел в стену прямо перед собой. И лишь на краткий миг шевельнулся.

И тут же Верховный уставился в мое лицо.

— Февр Стит? Вам есть что сказать?

Я слегка повернул голову. Назвать Стивена по имени я мог лишь наедине.

Двериндариум — это мой дом уже многие годы, а старший февр почти заменил отца. И сейчас я собирался ему соврать.

— Нет, Верховный, — отчеканил я.

Вестхольд мы покидали вместе с Лаверном. Напарник совсем недавно перешел в ряды старших карателей и был неимоверно горд и собой, и Орденом, и вышитым на черном мундире знаком. Он говорил без умолку, не замечая, что я молчу, и, к счастью, не ожидая ответа.

Умолк, лишь когда навстречу вышла женская фигурка.

— Госпожа Осхар! — Лаверн подался навстречу девушке, но она не удостоила ловца вниманием.

— Февр Стит, мы можем поговорить? Наедине, — несколько нервно спросила Ливентия.

Я кивнул, хотя и хотелось отказать. Проигнорировал любопытствующий взгляд Лаверна и зашагал в сторону беседки, увитой вечнозеленым вьюнком и красным остролистом. У скамейки тлел в стеклянной колбе негасимый огонь, согревая небольшое помещение. И лишь войдя, я понял, что совершил ошибку. Надо было поговорить с девушкой там же, возле ступеней, а не вести в это замкнутое пространство беседки. Но отыгрывать назад было поздно, и я помрачнел.