Глаза девушки расширены, а белая грудь в красных отметинах высоко вздымается, словно ей не хватает дыхания. И в первый момент мне кажется, что от страха, но… В ее голубых глазах дрожит не ужас, в них плещется наслаждение! И тонкие руки, что теребят пояс его штанов, не отталкивают, а притягивают. Торопят.

На девушке нет одежды, она совершенно обнажена. Нетерпеливо прижимается голыми ногами к его сапогам, закидывает их ему на спину… Выгибается дугой, не понимая, почему он медлит… Молочно-белая кожа так резко контрастирует с его – темной. Это даже красиво. И демон проводит ладонью по услужливому женскому телу, гладит изогнутую шею, сжимает грудь с напряженными сосками, обводит большим пальцем. Девушка стонет под его небрежной лаской, прижимается еще теснее, нетерпеливо дергает шнуровку штанов.

– Пожалуйста, – стонет она. – Еще…

Но он резко вскидывает голову, словно прислушивается. И во мне разливается ярость. Пылающая ярость его чувств, чуть приправленная любопытством исследователя, который смотрит на пришпиленную к дереву бабочку. И сразу обжигает огонь…

С глухим стоном я просыпаюсь. Или не просыпаюсь, а просто выныриваю на поверхность яви, жадно хватая пересохшими губами воздух. Воздуха почти нет, он как-то резко закончился в окружающем меня пространстве, и в груди разливается боль. Только бы… вздохнуть.

Не знаю, сколько прошло времени. Слишком мало. Я не успела собраться с мыслями, так и ходила по комнате, не в силах успокоиться. Он вошел без стука, уже одетый и даже спокойный. Снаружи. Потому что о том, что билось внутри, лучше бы не знать! Обхватил пальцами мой подбородок, заставляя смотреть в глаза.

– Я тебе говорил, чтобы ты не лезла в мою голову? – ласково спросил Арххаррион.

Я попробовала отстраниться, но он держал крепко. Как ту… за горло…

– Я не хотела, – сказала я. И удивилась, что голос почти не дрогнул.

– И все же сделала, – еще мягче, только в глазах уже дрожала Бездна.

– Я. Не хотела, – четко повторила я и, не сдержавшись, почти крикнула: – Думаешь, я добровольно захотела бы смотреть на… это?!

– Тогда почему ты была там, тьма тебя забери? – взорвался он.

– Потому что ты думал обо мне! – выкрикнула я очевидное. И осеклась.

Пару мгновений у него был такой взгляд, словно он меня сейчас убьет. Поэтому я вздрогнула от неожиданности, когда демон обхватил ладонями мое лицо так мягко, словно боялся дотронуться.

– Ты меня мучаешь, понимаешь? – со странной болезненной интонацией произнес он.

И я вдруг поняла, что Арххаррион пьян. Сильно. Сколько же надо выпить, чтобы огонь Хаоса не выжег дотла хмель?! Много…

– Мучаешь… – с болезненным наслаждением повторил он. – Потому что все это я хочу делать с тобой… Хочу так, что не могу дышать… Думаю о тебе… Постоянно. Не знаю, как прекратить это, не знаю… Зачем? Хотя я заслужил… – усмехается сам себе. – Тьма посмеялась надо мной. Им говорил, что за все придется платить. Ненавижу это озеро… – он склонился совсем близко, так, что темные волосы коснулись моих щек, и прошептал прямо в губы. Так ласково прошептал, что смысл слов не сразу дошел до сознания. – И тебя я тоже ненавижу… Такая чужая. Холодная. Ускользаешь, как ветер из пальцев… Улыбаешься… Всем… Только меня… Мучаешь. Боишься… Отворачиваешься. Сводишь меня с ума…

Он выпрямился, со странным любопытством пропустил сквозь пальцы мои волосы. Улыбнулся.

– Ты такая беззащитная. Несмотря на всю свою магию. Я могу убить тебя одним движением. Может, мне станет легче? Скажи? Мне станет легче?! Ты ведь не простишь того, что было… Никогда.

Он смотрел на меня с таким ожиданием, словно и правда ждал ответа.

– Легче не станет, – с глухим сожалением сказал он. И вдруг начал целовать меня. Легкие, почти невесомые поцелуи покрывали мои щеки, ресницы, губы… Он целовал все настойчивее, прижимал меня к себе, и я чувствовала его возбуждение. Дикое, яростное желание. Пламя, ревущее внутри и требующее соединения с разрушительной, невероятной мощью!

Арххаррион вдруг замер, глядя мне в глаза.

– Я хочу, чтобы ты меня поцеловала, – четко сказал он. – Сама. Сейчас.

Я смотрела в эти темные глаза с хмельным лихорадочным блеском, с бесконечной Бездной, затягивающей меня… И сделала шаг назад.

Он опять усмехнулся – зло, почти оскалившись.

– Знаешь, я, наверное, тебя все-таки убью, – задумчиво сказал он. – Лучше так, чем… отпустить.

И, развернувшись, ушел, качнувшись на повороте.

До утра я не уснула. Так и просидела на койке, рассматривая то потолок, то стены. А больше в комнате рассматривать было нечего.

Все сидела и сидела, возводя внутри себя стены и пытаясь сдержать рвущуюся изнутри горечь. Мне было больно. Очень больно. Настолько, что хотелось плюнуть на гордость, на воспоминания, на все плюнуть и… И что?

Сжала виски ладонями, словно желая вытряхнуть из головы эти мучительные чувства. Непозволительные, ненужные, больные!

Ксеня так и не вернулась, и пару раз приходила в голову мысль, что нужно встать, одеться и сходить на конюшню, убедиться, что с ней все в порядке. Но я так и не встала и не пошла.

Когда в окошко робко пробились первые лучи света, я вдруг почувствовала дикое желание сбежать. Сбежать в лес, к деревьям, к соснам, залезть под игольчатые лапы, вдохнуть запах смолы и хвои. И остро, до одури стал ненавистен этой город с его темным камнем, вонючими канавами и… этой, светловолосой, с отметинами на груди. Той, что могла получить того, кого я не получу никогда. Потому что сама не позволю. Потому что это невозможно. Потому что… нельзя! Нельзя предавать память, нельзя отрекаться! Надо помнить и ненавидеть всей душой, той самой – слабой и никчемной душой, что хочет таять от нежности и раскрываться цветком на смуглой и сильной ладони демона! Глупая душа…

И еще одна стена встает вокруг нее! Надо спрятать душу так глубоко, чтобы никто не нашел… Даже я сама.

И почему-то уже не было сил не вспоминать то, что так хотелось забыть. Только бы не думать о событиях далекого прошлого, не размышлять, а могло ли все быть иначе? Снова и снова я прокручивала в голове события, увиденные в петле времени. Может, и можно было бы не думать, как-то забыть, но… Воспоминания. Еще не образы, но уже чувства, ощущение родства и любви к тем людям, что погибли много лет назад. То, что стерли из моей памяти временной переход и боль, стало возвращаться. Ведь в пять лет ребенок уже многое знает и понимает. Туманные ощущения давно забытого, но родного поселились внутри непроходящей тоской и глухим безнадежным чувством потери.

Я резко спрыгнула с кровати, натянула платье, плащ и вышла в коридор. Пробежала по лестнице. Внизу храпели, уткнувшись лицами в стол, гномы. Выскочила за дверь.

Город еще спал. Ливень сменился монотонным серым дождиком, глухим и унылым. Изредка пробегали прохожие, смотрели с любопытством, но я их не замечала. Все шла и шла, не зная куда. Эххо ткнулся ветром в ладонь, закрутился, играя, но я не отреагировала. Потом, Эххо, потом…

Дошла до городской стены, такой же черной, как и всё вокруг, и пошла вдоль нее. Так и добрела до торговых рядов и только здесь остановилась, недоуменно оглядываясь. Я даже не совсем поняла, как здесь оказалась.

Сейчас здесь было еще пусто. Верно, позже сюда сбегутся торговки с корзинами овощей и фруктов, мясники с разделанными тушами, ремесленники с тканями и поделками. Набежит простой люд выбирать товары, шумно ругаться за каждую медяшку, кричать, спорить, хохотать!

Но пока здесь тихо. Только Эххо гоняет по булыжникам мусор и гадко пахнут загаженные канавы.

Зачем я пришла сюда?

Какой-то звук привлек внимание, и я повернулась, ища его источник. За торговыми рядами крытый холстиной навес, насквозь промокший. Вода собралась в центре и просачивается сквозь ткань тонкой струйкой, стучит по железным прутьям клетки. Я подошла ближе. Озадаченно прочитала кривую надпись на картонке: «Всякие разные магические существа на потеху достопочтимой публики!».