Когда Рин пришел в себя, колокол отчего-то звонил не переставая, и людей у Водяной башни стало меньше, но те, кто остался, уже не были зрителями. Через распахнутые, вывернутые наружу ворота шли жители Айсы — с детьми и стариками, с тележками и мешками, с узлами и корзинами. Они поворачивали на Магистерскую и Дровяные улицы, некоторые в растерянности останавливались, но на них тут же набрасывались делатели и точно так же поворачивали их на Магистерскую и Дровяные улицы. Те, которые уходили в сторону магистрата, иногда поворачивали головы к Рину Олфейну, но на их лицах не появлялось ни любопытства, ни восхищения, все заполнял ужас.

— Что случилось? — попробовал сказать Рин и с удивлением понял, что, несмотря на боль в груди, может говорить.

— И нечего валяться, — проворчал Арбис, который сидел рядом и потягивал из крохотного кувшинчика какой-то душистый напиток. — Подумаешь, три ранения? Ни одна кость не задета. Правда, левая рука чуть сильнее разорвана, так подлатали уже тебя. Но зато та стрелка, что под правую ключицу вошла, легкого не зацепила. Только вот что я тебе скажу: колдовать не смей! Никакого самоисцеления! Пользы не будет. Это все равно что в пустыне вместо воды пытаться пить собственную слюну. Не выйдет! Тебе сейчас самое оно — лежать и не трепыхаться.

Рин с трудом сел и увидел, что лежал на неведомо откуда взявшейся на площади у Водяной башни низкой скамье или просто доске, а матрасом и заодно подушкой ему служила свитка Орлика. Руки Олфейна саднили, но самая острая боль разрывала левую половину груди. В бок ему упирался тяжелый сверток, из которого торчали рукояти костяного меча и меча Фейра.

— А где Айсил? — спросил Рин. — Где Орлик?

— Айсил тут недалеко да и вельт твой тоже, — хихикнул Арбис. — Наверное, уже в каком-нибудь трактире живот набивает!

Рин покосился на свою заляпанную кровью и надорванную рубаху.

— Легко отделался, — скривил губы колдун. — Если бы Фейр куражиться не надумал, порубил бы тебя еще на первой минуте. Да и избаловался он. Когда достойных противников рядом нет, надо даже на недостойных выматываться. Так нет, любил седой всякие фокусы, вроде как дунуть, наговором ковырнуть. А когда-то ведь редким мастером был…

— О чем ты? — не понял Рин и, охнув от боли в плечах, приложил пальцы к ране на груди.

— О том все, — пробурчал Арбис и неодобрительно покосился на осевший на пальцах Олфейна иней. — Ты, конечно, выпутался в этот раз, но на будущее имей в виду: если вот также дунуть вздумаешь или покрасоваться, кончишься ты как мечник-умелец! Ты, правда, и не начинался еще, но вдруг когда-нибудь начнешься? Запомни: всякий, кто против тебя встал, твой самый серьезный и самый главный враг! Ни секунды играть не вздумай! Если можешь убить его на первом же выпаде, убивай! Не можешь — танцуй, но убивай!

— Хороший совет, как хороший обед! — раздался веселый голос, и Рин увидел Орлика. Вельт выглядел встревоженным, но глаза его возбужденно блестели. В одной руке он держал горшок, в другой сжимал меч. Свитка его развевалась лохмотьями, порты были разодраны на коленях и выпачканы в саже.

— Ерунда! — махнул рукой вельт. — Сразу скажу, что за самострельщиками Фейровыми я по крышам не гонялся. И без меня нашлось кому этим заняться. Тут рядышком уже по другому поводу схватиться пришлось. Стену пробили у Волчьей башни! Дыра-то небольшая случилась, их там прижали, но отряд проскользнул, да. Пепла по Подгнилке оставил много, сюда рвался! Ну вот пришлось встретить! Не одному, конечно, айские стражи тоже не оплошали, но и я поучаствовал. А то ведь, пока тебя Фейр по площади гонял, у меня уж рука затекла. Ты что? — Орлик сунул горшок с торчащей из него рукоятью черпала Рину. — Ты не знаешь еще ничего?

— Только очухался, — проскрипел Арбис. — Кстати, как раз вельт тебе руку зашивал. Неплохо справился, хотя, как он иголку в ручищах своих не потерял, ума не приложу!

— Ладно! — отмахнулся Орлик. — Если бы не ты да не Айсил… Она-то лишь поддерживала и то посерела, как камень, а ты-то просто пальцами растаскивал смерть. Раны-то уж полиловели! Яд был на стрелках!

— Не яд, а каменный заговор. — Арбис плюнул себе под ноги. — На паучий яд похоже. Окоченелость от него развивается, потом-то ее снять легко, если противоядие иметь. Пришлось повозиться. Ну да и без противоядия сладилось. Не хотел тебя убивать Фейр. Оттого и мечи такие принес. Куражился-то от дури, а задумывал все с умыслом.

— Зачем я ему живой? — поморщился Рин и потянулся к горшку, от которого поднимался аромат тушенного в кореньях мяса. — И о каком отряде ты говоришь. Орлик?

— Пойду я, — поднялся, звякнув амулетами, Арбис и двинулся по ступеням в темноту подземелий Водяной башни. — Что-то Айсил ваша застряла там. Посмотрю. А уж зачем ты ему живым или еще кому-то, не мое дело.

— Что ж ты не принес и ему перекусить? — огорчился Рин, когда Арбис исчез.

— Да сколько можно? — удивился Орлик. — Я уже замучился с горшками бегать! Хотя да, последний хранитель твой не сплоховал! Айсил сказала, что весь поединок тебя держал, ни одному наговору не дал к тебе прилипнуть. А за едой больше не пойду! И то сказать, трактир с той стороны башни, на ней стражники. А ну как решетки опустят? Трактирщик-то сбежал давно, а еду бросил. Какие у него там в молоке почки вымачиваются!.. Очнись, парень! — Вельт хотел потрепать Олфейна по плечу, но вовремя одумался и, с гримасой подняв глаза на оголовок Водяной башни, с которой продолжал звучать колокол, наконец сказал то, о чем Рин уже и сам догадался: — Скамы осадили Айсу!

Айсу осадили не только скамы. В то время как Рин начал схватку с Фейром Гальдом, Фолкер и Сардик со стражниками Айсы не без потерь очистили Каменную и Торговую слободы от сотни лазутчиков и отогнали от низкой стены еще сотню скамов, ожидавших клеймения в Кривой часовне. Поднятые до единого стражники заняли места на стенах, открытые к празднику ворота закрыли, решетки опустили. Дикий поселок, раскинувшийся между Айсой и Пущей, замер, ничем не выдавая укрытой в нем или в предлесье за ним армии скамов. Но Сардик приказал открывать Северные ворота главной стены и пропускать слободских в Верхний и Средний город. Фолкер отправил гонцов к Гардику и Рарику.

Когда Рин Олфейн ловил брошенный Орликом вместе с ножнами костяной меч, из-за стены вернулись лазутчики Фолкера и сообщили, что не менее десяти тысяч скамов скрываются в Диком поселке и готовятся к штурму города. Фолкер тут же вошел в Кривую часовню и осмотрел камень, на котором бился язык поганого пламени. Затем вышел на улицу и остановился у доспехов стражников, погибших потому, что клейменые скамы даже со стальными стержнями в руках бились как звери. Ни один не погиб, не унеся с собой одного или двух стражников, хотя и те носили клейма.

— Всех торговцев сюда! — приказал Фолкер, и вскоре сотни людей начали набивать часовню камнем и деревом. Они разобрали будку стражников, снесли навесы, выковыривали камень из покрытия торговой площади и тащили все внутрь часовни, где два десятка крепких каменщиков укладывали добытое, а еще десятка два заливали спешно разводимым известковым раствором.

Гардика гонцы Фолкера не нашли, а Рарик, к которому гонец пробился через плотную толпу, к южной стене опоздал. Когда Рин Олфейн узрел осыпающегося пеплом противника и повалился на руки подбежавшей к нему Айсил, внешняя южная стена пала.

Глиняные ворота, через которые каждый день ползли телеги с глиной, тростником, хвощом и другой болотной добычей, вдруг треснули, заскрипели и осыпались грудой камней, похоронив под собой с полдюжины стражников, и в открывший провал ринулись вымазанные в болотной грязи шиллы и айги. Их было несколько тысяч. Впервые степняки выступали вместе, но еще удивительнее оказалось то, что с ними шел и отряд скамов, охраняя нескольких скамских колдунов с тяжелыми мешками.

Степняки смели уцелевших стражников, бросились грабить и убивать и в течение часа не оставили в живых никого в Ремесленной слободе и Темном поселке. Затем со страшным грохотом обрушилась стена Темного двора, но что стало с его послушниками, было никому не известно. А сразу вслед за Темным двором треснула стена у Волчьей башни, и скамы, среди которых был и колдун, мгновенно растворились в переулках Нижнего города, где уже царила паника и толпы людей рвались к воротам Водяной башни.