Госпожа Куартис развела руками.

— Я не собираюсь разносить вашу лекарскую. Я не употребляю змееву траву, и моя темная сторона по-прежнему спит, — улыбнулся я. — Извините, но вы ошиблись, госпожа Куартис.

Врачевательница задумалась. Ее тонкие чуткие пальцы перебирали склянки и пузырьки на столе, словно хрупкая целительница не могла и минуты находиться без движения.

— Возможно… Что ж, тогда могу предположить, что такие симптомы вызвал неизвестный яд, содержащийся в когтях эфрима, — сказала она и оживилась, словно нашла что-то чрезвычайно занимательное. — Очень интересно! Позвольте, я возьму вашу кровь, февр Стит?

— Это обязательно? — поморщился я.

Но врачевательница даже не ответила, просто воткнула мне в плечо иглу с желобком и подставила мензурку.

— Ох, не надо так смотреть! — проворчала она. — Храбрые, несокрушимые февры, а стоит увидеть иглу, так бледнеете, словно девицы! Уже все!

Шустро вытащила иглу, запечатала мензурку и занялась моими ранами. Протерла травяным настоем, наложила мазь и ловко перебинтовала.

— Три дня покоя, исключить волнения и резкие движения, — приказала врачевательница, вручая мне листок с предписаниями. — Повязку менять каждый день. И прошу, не вздумайте надеть вашу грязную рубашку! О, эти мужчины… Вот, возьмите, потом вернете.

— Благо Двери, — пробормотал я. Натянул серую лечебную рубаху, протянутую госпожой Куартис, распрощался и вышел.

Дождь, к счастью, прекратился. Листок с предписаниями я выкинул в урну возле Вестхольда и ускорил шаг, чтобы не замерзнуть от холодного ветра с моря.

Я шел и думал. О том, что почувствовал, когда тварь схватила Иви. Когда зверь взлетел, сжимая ее в своих лапах.

Желание убить тварь и сейчас выстужает кровь. А ведь у меня прямой приказ взять чудовище живым. Я нарушил его, даже не задумавшись. Я сделаю это снова, если мы встретимся. Уничтожить. Разодрать, убить! Я хотел этого.

Мысли путались, а инстинкты словно взбесились.

В доме на улице Соколиной Охоты горело окно в гостиной. Я задержался на ступенях, глядя на это окно и ощущая странные эмоции. Я не привык, чтобы меня кто-то ждал. И это оказалось… приятно.

Вошел, и тут же навстречу вылетела Иви. Она успела искупаться и переодеться в бархатный бордовый халат. На ногах девушки красовались толстые шерстяные носки, и я хмыкнул, увидев их.

И тут же Иви обняла меня, принялась ощупывать.

— Тебя перевязали? Насколько серьезны раны? Что сказала врачевательница?

— Что мне стоит держаться подальше от эфримов и моей сестры, которая пытается меня задушить, — сказал я, снимая с себя руки Иви. Отодвинул девушку. — Разве я не велел тебе ложиться спать?

— Когда это я тебя слушалась, — фыркнула негодяйка. Но взгляд остался встревоженным. — Я… за тебя переживала.

Я постоял, пытаясь вернуть себе дыхание. Переживала.

— Очень убедительно, — с деланой насмешкой протянул я. — Еще немного — и поверю. Иди в кровать, Иви.

Она мотнула головой, и пряди рассыпались по плечам.

— Побудь со мной? — выдохнула она. — Чуть-чуть.

Побыть с ней в темной спальне — не самая лучшая идея. Но я видел покрасневшие глаза Иви и дрожь, которую она пыталась скрыть. Иви боялась.

Шагнул к ней, не думая, схватил за плечи, глядя в глаза с расширенными зрачками. Зелени в ее радужках не осталось, лишь тьма.

— Иви. Я смогу тебя защитить. От эфрима. Ото всех. Ты слышишь?

Она медленно кивнула, и я разжал пальцы.

— Ложись в кровать. Я умоюсь и приду.

Она топталась на паркете, и я вдохнул.

— Я приду, обещаю.

В купальне привел себя в порядок, пытаясь не намочить бинты, опоясывающие грудь. Переоделся в мягкие штаны, накинул рубашку и вошел в спальню сестры. Она завозилась, отодвигаясь. Я убедился, что Иви надежно укрыта покрывалом, и лег на край кровати. Ребра отозвались глухой болью.

Иви подвинулась ближе и провела ладонью по бинтам на моей груди. Я перехватил ее руку и стиснул зубы.

— Больно, да? — выдохнула сестра мне в плечо.

Я промолчал. Иви тяжело вздохнула и придвинулась еще ближе под мой бок. Пальцы закололо от желания ее обнять. Но я не пошевелился.

— Ты не можешь мне рассказать? — спросила она. — Про… про эфрима?

— Прости, я связан клятвами и обязательствами. Февры дают обеты молчания, Иви. Особенно каратели. Особенно… я. Я не могу рассказать. По крайней мере, в этом мире.

— В этом? — Она приподнялась, и в блике лунного света блеснули ее волосы.

— Скоро все изменится, — вздохнул я. — Ты откроешь Дверь и многое поймешь. Я… я хотел дать тебе больше времени. Но ты очень настойчивая. И быстрая.

— Кажется, ты не очень этому рад.

— Я удивлен. — Я прикрыл уставшие глаза. — Впрочем, чему удивляться. В двенадцать лет ты связала свою няню, заперла ее в чулане и сбежала из дома, переодевшись мальчишкой. И сумела добраться до Аквантиса. Отец сходил с ума, пытаясь тебя найти. Ты всегда была безрассудной, Иви. Но… решительной.

— Это что же, комплимент?

Я уловил в ее голосе улыбку.

— Не знаю. Я не знаю, как к тебе относиться. Ты… ты не такая, как я думал.

— Хорошая сестра? — прошептала она.

Я помолчал, впитывая тьму, наполненную запахом, шепотом, шорохом. Легкое дыхание Иви на моей коже, между плечом и шеей. Тонкий аромат моего любимого мыла. Интересно, почему она всегда пользуется им, а не земляничным, купленным специально для нее? Мягкая прядка ее волос, щекочущая мне руку.

До одури хотелось раскрыть браслет, но я удержался.

— Не такая плохая, — протянул я.

Иви тихо рассмеялась. Легкая вибрация, отозвавшаяся внутри меня вспыхнувшим пожаром. Вот же склирз вонючий! Надо убираться отсюда. Надо…

Иви положила ладонь на мою руку и прижалась к плечу.

— Я рада, что приехала в Двериндариум, Кристиан, — чуть слышно произнесла она. — И что узнала тебя.

— Попытайся уснуть, — голос предательски дрогнул. Я уставился на светлый квадрат окна, потому что во тьме мои чувства оказались слишком обостренными. Вот только…

Потянулся свободной рукой и расстегнул браслет. Лишь на миг. Один миг. Жадно глотнул проклятую ежевику, ваниль, хвойную горечь…

— Иви, ты что-нибудь знаешь о змеевой траве?

Она сонно зевнула и пробормотала:

— Никогда не слышала.

Я застегнул браслет, бездумно уставившись в темноту.

Иви соврала.

Кристиан так и не ушел. Похоже, усталость его все-таки свалила, и он просто уснул в той позе, в которой лежал. Утром я проснулась раньше и какое-то время не двигалась, рассматривая парня. Бледные лучи восходящего солнца слегка разбавили ночной сумрак и высветлили тени. Во сне Крис притянул меня ближе, и я поняла, что мне нравится тяжесть его руки на моем теле. Но осторожно отодвинулась, продолжая рассматривать февра. Я смотрела на его скулы, морщинку между бровей, которая не разглаживалась даже во сне, четко очерченные и такие чувственные губы, темные ресницы и падающие на лоб пряди волос. Рассматривала небольшой шрам в уголке левого глаза и крошечную точку-родинку над верхней губой. Одеяло было на мне, февр лежал в штанах и распахнутой рубашке, и мой взгляд опустился ниже. На перебинтованную грудь, сильные руки. Я подробно рассмотрела вихрь на его шее и колючий узор, выступающий из-под браслета. Рисунок-звезда около сердца сейчас был скрыт повязкой. Загорелую золотистую кожу Кристиана хотелось потрогать. Ощутить под ладонью сухой рельеф, гладкость, силу. Тяжесть…

Кристиан красивый, благородный, смелый. Защитник и воин. Неудивительно, что Ливентия в него влюбилась.

На миг возникло искушение все ему рассказать. Поведать правду обо мне и Ардене. Почудилось, что Кристиан сможет понять…

Понять? Я с досадой прикусила щеку. Кристиан ненавидит ложь и он февр-каратель. Узнав, что его водили за нос, он собственноручно свернет мне шею.

Вздохнув, я посмотрела Крису в лицо. И вздрогнула. Глаза парня были открыты и сейчас внимательно смотрели на меня. Яркая лазурь его радужек потемнела от расширившихся зрачков. Мое сердце ударилось в ребра. И, словно эхо, я услышала вздох Кристиана. Февр моргнул и отодвинулся.