— Тогда ответьте мне на два вопроса. Что мешает провести смену напряжения на нескольких дорогах одновременно? Нехватка тепловозов? И как вы собираетесь модернизировать остальные дороги за пределами Московского узла?

— Для нескольких дорог мы просто не сможем подготовить подвижный состав. Сейчас это делается с использованием силовых кремниевых диодов, производимых в Шарье, но они их выпускают крайне мало…

— Так зачем же тогда нам спешить? Если этих диодов едва хватает на одну дорогу…

— Но летом ВНИПИ запускает специальный завод по их выпуску в Сердобске, и тогда — уже получив опыт в модернизации подвижного состава — мы подобное изменение напряжения сетей сможем по всей стране завершить в течение года. Кстати, там же строится завод и по выпуску оборудования для линейных подстанций.

— ВНИПИ, говорите? Хорошо, сегодня же мы выпустим постановление о переводе Ярославской дороги…

— Тогда потребуется еще одно постановление. Если мы через год с небольшим останемся без дорог постоянного тока, то нужно же сейчас прекратить выпуск соответствующих локомотивов. Я имею право отменить заказы на новые локомотивы, но заставить заводы перейти на новую продукцию не является прерогативой МПС.

— Логично рассуждаете. Хорошо, Совмин поручает вам подготовить и разослать по заводам постановление и по подвижному составу. Но если, как вы говорите, этих диодов пока нет…

— Мы передадим заводам по паре комплектов диодных выпрямителей, пусть пока строят локомотивы без них: вставить такой выпрямитель — работа на пятнадцать минут, они же специально делаются легкозаменяемыми. МПС готово принимать локомотивы без рабочих выпрямителей.

— И сколько, вы говорите, страна сэкономит меди?

— Примерно полтонны на километр. По планам электрификации до шестьдесят пятого года чистая экономия составит чуть больше шестидесяти пяти тысяч тонн. Больше, чем потребуется для двадцати тысяч локомотивов…

— Так что эти затраты — Сталин показал на лежащую перед ним бумагу — окупятся очень скоро?

— Да, примерно за два года. Правда, без учета расходов на модернизацию заводов.

— Которые в любом случае придется понести, хотя, возможно, и позже.

— По нашим расчетам если позже, то это обойдется заметно дороже, да и большое число локомотивов придется списать до срока.

— Кроме этих двух постановлений Министерству еще что-то надо? Для перевода линий но новое напряжение?

— Наверное нет, с ВНИПИ мы уже обо всем договорились…

Честно говоря, Таня даже не очень хорошо понимала, чем занимаются «непрофильные» предприятия «Фармацевтики». Ну, делают что-то полезное — и хорошо. А она в Коврове, в Четвертом госпитале, занималась здоровьем советского населения. Только начиная с конца октября занималась она главным образом здоровьем единственного человека: Сергея Петровича Румянцева. Инженера, ветерана войны — и инвалида этой войны. Потерявшего на фронте ноги…

Весной она сделала ему уникальную, по мнению всех городских врачей, операцию: средствами «пластической хирургии» восстановила ему ампутированные части бедер до самого колена. То есть «отрезав» кусочки разных тканей в разных других местах она собрала «скелетные части костей», прикрыв их «основами мышечных тканей», сосуды кровеносные вставила «куда надо», даже нервные волокна. На самом деле она подготовила именно «основу будущих бедер», которая — под действием мощных регенератов — на пару месяцев «выросла» достаточно, чтобы получившиеся органы можно было назвать частью ног. Верхней, бедерной частью, и так как «трансплантанты» из сохранившихся обрубков бедер и брались, то с этим «физиологических проблем» не было. А вот с остальными частями ног проблемы были, ведь даже если кости и мышцы как-то «смоделировать» из других частей организма, трансплантантам «сказать», что они теперь будут иными органами, не получится. Но можно было пойти по другому пути, по пути, который Таня Ашфаль и изучала двадцать лет в медицинской школе. По пути регенерации ампутированных органов…

У ящериц, как знал каждый советских школьник, оторванный хвост заново вырастает, а у тритонов — что уже знал далеко не каждый — и лапы оторванные регенерируются. Но вместо оторванного хвоста всегда вырастает исключительно хвост, а вместо утраченной лапы — только лапа. Потому что у этих земноводных в нужных местах заранее припасены специальные клетки для аварийной регенерации конкретного органа, и запускаются они под воздействием определенных травматических ферментов — порождая, вдобавок, и формирование следующего «поколения» аварийных клеточных зародышей определенных органов. Но вот у теплокровных подобные клетки уже отсутствовали — в принципе отсутствовали, и для регенерации нужно было их откуда-то взять. Причем клетки вполне определенного органа.

Где их можно взять, было известно. Нужно всего лишь запустить механизм клонирования, дождаться, пока зародыш не сформирует зачатки нужных органов (на что требуется всего лишь несколько недель), вытащить их из зародыша и подсадить человеку в требуемое место. Всё просто — если не учитывать мелких технических замечаний. О том, что нет требуемой аппаратуры, наблюдается полнейшее отсутствие необходимых препаратов… еще кое-чего, причем список отсутствующего займет немало страниц мелким шрифтом. Но если постараться и применить весь багаж знаний… И — в обязательном порядке — менталитет Великого советского народа, еще не оправившегося от последствий войны.

Изготовить искусственную матку для выращивания зародыша до нужных кондиций сейчас не представлялось возможным, но ведь можно и естественной воспользоваться. А в стране, где много миллионов женщин потеряли шанс на создание семьи, очень многие решили себя посвятить «служению Родине», так что Таня нашла несколько десятков женщин, согласившихся помочь героям войны. И даже рискнуть здоровьем ради незнакомых (или все же знакомых, или даже родных) людей, хотя Таня и говорила им, что ни малейшего риска именно здоровью не будет. Но все же предупреждала:

— Дамы, запомните одно: я даже слушать не буду просьб «оставить ребенка». По одной просто причине: если его вам оставить, то вы родите маленького пятидесятилетнего мужичка, у которого окажется множество врожденных болезней и который умрет максимум лет через пять. Так что отнеситесь к процессу как к обычной работе на благо тех, кто спас страну от ужасов фашизма, а за это все, кто захочет, чуть позже родит и нормального младенца себе на радость. Так что если кто не готов это сделать — говорите сразу, никто вас за это не осудит…

«Носителей зародышей» Таня подобрала троих. Не потому, что опасалась каких-то проблем в процессе выращивания трансплантатов, а потому что сразу трех человек решила излечить по такой методике. С разными травмами: один потерял лишь кисть руки, у другого ухо оторвало, а вот у Сергея Петровича проблема была самой непростой. В первую очередь из-за того, что ему предстояло перенести сразу две операции, а во-вторых, что у него никого не было (у двух других пациентов «носителями» стали все же жены).

И он, кстати, операции перенес довольно неплохо, хотя сама Таня поле них почти сутки отлеживалась: все же пересадку требовалось полностью выполнить менее чем за два часа, соединив при этом и мышцы, и сосуды, и нервные волокна — а это потребовало такой сильной концентрации внимания и такой нагрузки на руки, что без последствий не обошлось. Для последствий для Таниного организма — но организм с ними справился. Танин организм, а из врачей, на операции ассистировавших, никто не усомнился в ее словах, сказанных по завершении работы:

— Ну, дамы, вы все сами видели, и это хорошо. Самим повторять такое запрещаю: вы просто сдохнете от такой нагрузки. Сейчас сдохнете, но года за два я вас подкачаю, подучу получше — и тогда вы и сами сможете к столу встать. Гарантирую: года через два бригада из четырех-пяти хирургов сможет такое проделывать хоть по паре раз в неделю.

— Почему из четырех-пяти? — поинтересовалась молодая женщина-хирург.

— Потому что за два года я из вас универсалов сделать не смогу. Одна будет мясо шить, другая — сосуды, третья — нервы. Если еще вопросы будут, потом зададите, а я — спать. Если не проснусь сама через сутки — будите, но не раньше: я тоже устала как собака…