– Гнусности не чинить, драки не устраивать, женщин не принуждать. И магию не использовать, – отрапортовал страж, чуть нахмурился, скользнув взглядом по Арххарриону, приметил рукоятки аканар и решил не связываться. И повернулся к следующим путникам.

Мы въехали в город.

Темный Дол был вполне похож на обычный человеческий город. Дома в основном из темного камня или дерева, из-за чего, видимо, он и получил свое название. Или его так назвали из-за погодных условий, ведь затяжной дождь здесь был обычным явлением.

Улочки в городке узкие, петляющие, как заячья тропа. Центральные выложены таким же темным камнем, а остальные – просто утоптанная земля. Сточные канавы вдоль улиц дурно пахли стоячей водой и испражнениями, да и вообще город производил впечатление довольно грязного места. Горожан на улицах почти не было, непогода всех загнала под крыши. Лишь изредка пробегали темные фигуры да пару раз проехали крытые экипажи.

Но одна только мысль, что сегодня я буду ужинать горячей едой и спать на настоящей кровати, примиряла меня с неприглядностью города. А больше всего я мечтала о кадушке с теплой водой, в которую можно залезть целиком и не вылезать целый век, пока зубы не перестанут стучать, а тело – трястись.

К счастью, подходящая харчевня с незатейливым названием «Еда и койка» отыскалась почти сразу. Лорд Даррелл придирчиво осмотрел двухэтажное строение, оценил сурового вышибалу на входе и довольно чистые слюдяные окна и посмотрел на Арххарриона. Тот кивнул. Мы облегченно вздохнули. Сил и желания искать что-то другое уже не осталось.

Мальчишка-прислужник споро подхватил поводья наших лошадей, а мы вошли внутрь. Харчевня оказалась вполне обыкновенной и немноголюдной, что вполне нас устраивало. Хозяин правильно оценил наш продрогший вид и первым делом проводил наверх, в комнаты. Нас с Ксеней поселили в одну, мужчины ушли дальше по коридору.

Единственное, о чем я жалела, – так это о том, что еще на улице отпустила Эххо. Просто платье у меня было всего одно, причем на мне и мокрое, а высушить его быстро удастся вряд ли. Но я решила об этом не думать, потому что пока мы осматривались, пришел прислужник с ведром горячей воды. Он был уже не молодой и покряхтывал, наполняя нам кадушку и поминая недобрым словом градоначальника.

– А чем он плох? – полюбопытствовала я, протягивая прислужнику мелкую монетку.

Тот посмотрел подозрительно, но монетка, мгновенно исчезнувшая в кармане, его задобрила.

– Так запретил магию… кхе-кхе… такой! Ему-то что, а нам теперь воду постояльцам таскать приходится ведрами! А раньше-то как хорошо было! Сама наливалась! И плошки сами горели, и всякое другое! Только плати вовремя местному магу, да и все дела… Эх!

– А почему запретил? Удобно же, когда вода сама…

– Гад потому что! – непочтительно отозвался прислужник. – А вообще… Не поделили они чегось с главным магом, вот градоначальник наш и запретил магию вовсе… А мы мучаемся! Тьфу!

– Жаль, – огорчилась я, – хотелось бы посмотреть, как вода сама наливается. Скажите, а где у вас можно купить платье? Наши в дороге совсем износились.

Прислужник косо осмотрел Ксенин подол, свисающий бахромой. Хмыкнул.

– Так я вам супружницу свою пришлю, – обрадовал он, – у нее чегось подходящее и выберете! – И, выйдя за дверь, заорал на весь этаж: – Белава! Иди сюда! Путники обнову желают!

Не успели мы передохнуть, как в комнате появилась худая и вертлявая женщина с ворохом одежды. Я почти сразу выбрала закрытое темно-серое платье простого кроя с широким поясом, хоть Белава и цокала языком, предлагая мне что-нибудь поярче и подороже. Но я покачала головой, оставила монетку и ушла за занавесь, где уже исходила паром кадушка.

Теплая вода окутала меня блаженством, и я закрыла глаза. Как же хорошо! Но рассиживаться не стала, понимая, что и Ксеня хочет помыться, пока вода не остыла. Хотя подруга меня не торопила. Я слышала, как ушла Белава, бормоча благодарности, а потом стало тихо, лишь изредка доносились шаги и непонятный шорох. С легким сожалением я вылезла из кадушки и обтерлась холстиной. Накинула чистую рубашку и, выйдя в комнатку, замерла.

Ксеня стояла у стола и безразлично отрезала аканаром свои кудри. Вжик – и каштаново-рыжая прядь с тихим шорохом легла на пол, вжик – и еще одна…

– Ксеня! Зачем?! – чуть не плача, выкрикнула я.

– Надоели. Мешают.

– Ксенечка… Но как же… Твои волосы… Они ведь такие красивые!

Горькое сожаление сдавливало мне грудь, так что я не могла дышать. Прекрасные кудри, которыми так гордилась моя подруга, мертвыми прядями падали на пол.

– А какая разница, красивые или нет? – со злостью спросила девушка. – Скажи, Ветряна, есть ли вообще разница, как я выгляжу? Если меня все равно… не замечают?

Ее глаза сузились, рассматривая меня с такой лютой ненавистью, что захотелось отвернуться, спрятаться.

– Ксеня, пожалуйста, – тихо сказала я, – это не ты…

Она гибко, почти пританцовывая, подошла ко мне. Такая незнакомая… с короткими, неровно обрезанными волосами. Улыбнулась, заглядывая мне в глаза.

– А может, я? С чего ты взяла, что дело во… Тьме? Глупая, добрая Ветряна! Может, я всегда была такой? И сейчас просто перестала сдерживаться? Это ты упорно хочешь видеть меня другой. Но с чего ты взяла, что это нужно мне? Это – я.

Я покачала головой, не отводя взгляд.

– Нет, Ксеня. Ты была смелой, но не жестокой, решительной, но не злой… справедливой, но не безжалостной! А еще в тебе были смех и радость… А сейчас только темная злоба. Порой ты пугаешь меня. Но мы всё исправим, поверь! – Я схватила ее за руки, сжала холодные ладони. – Исправим, найдем выход! Слышишь?

Она вырвалась. Отвернулась.

– Я уже не уверена, что мне это нужно, – глухо проговорила она, – так легче. И я – такая. Чем скорее ты это поймешь и оставишь меня в покое, тем лучше.

– Я никогда этого не сделаю, – глядя на ее спину, сказала я, – потому что верю в тебя. Даже если ты сама уже не веришь.

Не глядя на меня и не отвечая, Ксеня вышла за дверь и ушла как была – в мокром платье. Я прижала ладони к лицу, стараясь сдержать слезы.

Каштановые прядки мягко переливались рыжими всполохами в неровном свете масляной лампы.

Через полчаса Ксеня вернулась. Не одна, с прислужником, который тащил ведро горячей воды взамен той, что остыла в кадушке. Весело болтала с мужчиной, а когда он ушел, напевая пошла за занавесь и там долго плескалась и фыркала.

Я потихоньку собрала с пола ее волосы, завернула в холстину. Надо будет сжечь. Помывшись, Ксеня вышла и как ни в чем не бывало надела принесенные с собой мужские штаны, рубаху, натянула сапоги и безрукавку. Повесила на пояс ножны с аканаром. Сейчас ее легко можно было принять за вихрастого паренька.

Но я промолчала. Только спросила, готова ли она спускаться на ужин.

Еще больше меня, увидав Ксеню, расстроился Данила. Так и застыл с открытым ртом, глядя на нас.

– Чего таращишься, дурень? Глаза вывалятся, – «ласково» сказала девушка и спокойно уселась на лавку.

Данила по своему обыкновению залился румянцем и отвернулся. Лорд Даррелл посмотрел недоуменно, Ксеня с вызовом вскинула голову. Шайдер промолчал. Арххаррион пил вино из большой кружки и вообще на наше появление не отреагировал.

Я тоже села и осмотрелась. Говорят, если видел одну харчевню – то видел их все. Похоже, это было справедливо и для Подлунного мира. По крайней мере, эта харчевня не слишком отличалась от тех, что находились по другую сторону Черты. Те же закопченные балки со свисающими гирляндами трав и лука, те же грубые деревянные столы и лавки. Только вот публика другая.

Посетителей было немного, а те, что были, выглядели колоритно. Я изо всех сил старалась не слишком их разглядывать. За соседним столом расположились двое эльфов. Одеты дорого, даже я это поняла, прозрачные глаза рассматривали харчевню с легким высокомерием. Светлые волосы у обоих зачесаны назад, открывают острые уши и собраны в длинные хвосты, перевитые нитками с бусинами. И хоть и странно видеть такую прическу у мужчин, но выглядело это красиво. И оба не снимали перчаток, словно боялись испачкаться.