– Убирайся отсюда, – отчаянно прошипел он сквозь зубы.

Мы дружно ойкнули и присели за частокол.

– Данила, – пискнула я оттуда, не рискуя высовываться, – ты чего? Это я, Ветряна!

Парень отчаянно заморгал, приходя в себя.

– Ветряна? – уже спокойно и удивлено спросил он. – А что ты там делаешь?

– От тебя прячусь, – честно ответила я.

– Зачем?

– Чтобы ты меня топором не зарубил!

– Кто? Я?

Ксеня красноречиво покрутила пальцем у виска, оценив умственные способности парня. Я прыснула и рискнула высунуться.

– Данила, – проникновенно сказала я, – у тебя в руке топор. И ты весьма угрожающе им размахивал!

– А-а-а-а, – парень чуть удивленно осмотрел орудие и опустил руку. – Так это я не тебе… Заходи в дом, чего ты там засела?

– Только я не одна, с подругой, – предупредила я. – И коня надо куда-нибудь поставить. Желательно, чтобы соседи не видели.

– Ворованный, что ли? – проницательно хмыкнул сын травницы. Мы предпочли в подробности не вдаваться. Данила забрал поводья и подозрительно осмотрел Ксеню.

– Ты уверена, что ей можно доверять? – скептически спросил он у меня.

Подруга оскорбленно фыркнула.

– Можем и уйти! – обиделась она. – Идем, Ветряна. Убедились, что этот хмырь жив-здоров, и будет! Зря ты за него волновалась!

– А я вас не просил за меня волноваться! – огрызнулся он. Ксеня демонстративно отобрала у него поводья и потянула меня к калитке.

– Ну ладно, оставайтесь, – недовольно буркнул Данила и устало потер глаза. – Раз уж пришли.

И поплелся к крылечку. Мы потоптались для вида, привязали Кайроса под навесом и тоже двинулись в дом.

Внутри Данила осторожно выглянул в окно, плотно задернул все занавески, закрыл дверь на щеколду и только после этого зажег лучину. Я подавила невольный вздох. Выглядел парень плохо: глаза красные, воспаленные, обведенные темными кругами. Лицо осунувшееся, спина сутулая, словно от непосильной тяжести.

Мы молчали, рассматривая друг друга и не зная, с чего начать.

– Почему ты не приходишь в часовню? – осмелилась я. – Ты смог что-нибудь узнать?

Парень тяжело опустился на лавку, согнув плечи как старик.

– Да… я снова их видел.

– И что? – одновременно спросили мы с Ксеней.

– Двоих уже нет, – мучительно сказал он. – Мальчика… и той девочки, дочки старосты. Я видел… Видел, как их убили. Клинком прямо в сердце!

Мы ахнули. Ксеня зажала рот ладонью, расширившимися глазами глядя на Данилу.

– Пресветлая Матерь… А остальные? Ты видел, кто это сделал?

– Чудовище! – с болью воскликнул парень. – Это сделало чудовище! Но я не смог его хорошо рассмотреть. На нем был черный балахон с капюшоном. И я его не вижу, он словно в тумане.

Парень замолчал, не в силах продолжать. Плечи его опустились еще ниже. Я пораженно молчала. Ксеня решительно встала, села на лавку рядом с Данилой и положила руку ему на плечо.

– Ты должен нам все рассказать, – твердо сказала она. – Все до мельчайшей подробности! Там еще остались дети, и нужно сделать все, чтобы их спасти. Рассказывай.

Парень покосился на ее ладонь, но убирать не стал. Даже плечи чуть распрямил.

– Там темно, – начал он. – Похоже на какой-то склеп или темницу. Сыро. Вверху окошко, но такое маленькое, что и кошке не пролезть. Единственный выход закрыт тяжелой дубовой дверью с железным засовом снаружи.

– Дети пытаются выбраться?

– Они очень слабы. Их плохо кормят, и еще, мне кажется, они чем-то одурманены. Я вижу их глазами и словно сквозь пелену, все плывет, меняется… И я ощущаю дикую слабость и странное желание идти… куда-то.

– Подожди, – я взволнованно вскочила, припоминая, – но у меня тоже было такое! Желание идти, странная слабость, невозможность сопротивляться…

Мы с Данилой пораженно переглянулись и сказали одновременно:

– Зов!

– Ну конечно! – парень тоже вскочил. – Как же я сразу не догадался! Эти дети слышат Зов, как и мы!

– Может, поэтому их там и заперли? – предположила Ксеня. – Чтобы они не ушли по Зову?

– Нет, – покачал головой Данила. – Они боятся чего-то совсем другого… И их там убивают. И так страшно… Это какой-то ужасный ритуал!

– Что еще ты видел?

– Последний раз я видел все глазами той девочки. Она очнулась в самый последний момент, даже понять ничего не успела, только увидела светлые колонны, а потом взмах… и клинок вошел в ее тело… И я умер. То есть она… умерла.

Ксеня сочувственно покачала головой. Неудивительно, что Данила так выглядит. Нам и слушать-то страшно, а он там был. Хотя тем детям еще хуже.

– Что за клинок?

– Тонкий стилет, – пожал плечами парень. – Из какого-то светлого материала, похож на костяной. На лезвии не то цветы, не то лоза выточена. У основания рукоятки камень молочного цвета, непрозрачный.

– Костяной стилет? – удивилась я.

– Да… но в тело входит как в масло. Так тонко, даже боли почти не было, сразу… умерла, – с горечью сказал он.

Мы замолчали, обдумывая услышанное и не зная, что предпринять.

– А кого ты ожидал увидеть у калитки вместо нас? – вдруг спросила Ксеня.

– Никого… – буркнул Данила, но я, кажется, догадалась.

– Ты видел кого-то из умерших?

– Как ты узнала… – опешил он и осекся. – Ты тоже видела?

Я кивнула. Парень передернул плечами.

– Сестра приходила, младшая. От гнили три весны назад померла. А давеча стоит у калитки и мне улыбается. А я-то знаю, что нет ее, значит, нежить или упырь в ее тело вселился. Думал, опять она… оно… пришло, вот топор и схватил.

– Данила, это не упырь, – сочувственно сказала я, – и не нежить. Это призрак. Она ничего плохого не сделает, просто соскучилась. Она случайно вышла из мира теней.

Мы с Ксеней переглянулись и тут же отвернулись испуганно. Интересно, сколько еще таких призраков разгуливает по окрестностям? Меня передернуло.

Зато Данила заметно приободрился. Весть, что погибшая сестренка не упырь, похоже, его обрадовала. Во дворе недовольно всхрапнул конь, словно поторапливая нас, и я встала.

– Пора возвращаться. Данила, не унывай, мы что-нибудь придумаем. И постарайся отдохнуть, на тебя смотреть страшно. Пойдем, Ксеня, нужно вернуться, пока нас не хватились.

– Или коня, что вероятнее, – ввернул сметливый Данила. Ксеня согласно хмыкнула.

Кайрос под навесом нетерпеливо перебирал копытами и фыркал, озираясь.

– Но-но, – похлопала я его по шее, пытаясь успокоить. – Тихо!

Жеребец фыркнул, но успокоился и позволил на себя усесться.

– Завтра после вечерней трапезы встречаемся в часовне, – постановила Ксеня и скомандовала Даниле: – Не опаздывай!

Парень ошарашенно посмотрел на нахалку, но почему-то не возразил. Только молча кивнул.

– Спасибо, что… волновались за меня, – тихо сказал он, глядя на меня. Я улыбнулась, а подруга тронула поводья, и мы выехали за частокол.

В темном небе молчаливо плыл серебряный месяц, то ныряя рыбкой в темные, набухшие влагой облака, то снова показываясь над ними, и тогда черно-синие тени деревьев резали дорожку конусами, как пером расчерчивали: светлая полоска, темная, светлая… темная. Студеный ветер гонял по снежному насту сухие иголки, путался в кронах сосен и норовил залезть под плащ, выстудить тело холодом. Руки без рукавиц зябли, капюшон постоянно слетал с головы, и я пожалела, что не взяла платок.

Обратный путь показался нам длиннее и страшнее. Скакать галопом по темной дороге, хоть и знакомой, мы опасались, шли рысью, почти не натягивая поводья и доверяя выбор дороги жеребцу.

У меня из головы не выходил рассказ Данилы, я все представляла ту девочку, умирающую от клинка. Кто и зачем это сделал? Парень прав – только монстр способен на такое. И где его искать? А даже если найдем, сможем ли остановить? Что за страшное подземелье видел Данила в своем сне-видении?

Может, лучше рассказать кому-нибудь о том, что мы узнали? Но кому? Где найти того человека, который поверит нам: двум послушницам и деревенскому парню, не сочтет за выдумки, а еще страшнее – не примет нас за пособников колдунов?