Суворов, вынужденный подчиниться монаршей воле, отдал ей отцовский дом на Большой Никитской и назначил ежегодное содержание в 8000 рублей. А вот заставить погасить долги графини Павел так и не смог, Александр Васильевич занял глухую оборону и неколебимо держал ее до самой кончины.
Суворов попадает в опалу и уезжает в родовое имение Кончанское. В имении полководец стал наводить такие порядки, что обитатели запоминали их на многие годы. Если он создавал оркестр или хор из крепостных, то муштровал актеров или певчих до состояния «идеального», применяя все способы воспитания: от слов до телесных «убеждений».
По словам современников, прогуливаясь по имению, он однажды заметил: «Дворовые парни как дубы выросли, надо купить девок… Лица не разбирать, лишь бы здоровы были. Девиц отправлять… на крестьянских подводах, без нарядов, одних за другими, как возят кур, но очень сохранно». Закупив девок, он выстроил их в шеренгу, напротив поставил шеренгу молодцев и дал команду: «Ать, два, шагом марш друг к другу». Девица, оказавшаяся в объятиях, стоявшего напротив молодца, становилась его женой. А ведь дай молодым месяц-другой, и они сами бы выбрали друг друга и были бы счастливы. Весь мир был для полководца одной большой армией, которую нужно непременно построить.
Опала выдающегося полководца продолжалась недолго. Прямо из ссылки он был отправлен в Австрию командовать войсками против французов. Блестящие победы Суворова принесли ему новые почести и титулы. Отблеск его славы падал и на забытую супругу — в 1799 году она стала княгиней Италийской. Но увидеться в этой жизни им уже не пришлось. Даже глядя в лицо приближающейся смерти, Суворов не пожелал проститься с женой.
От всего пережитого, обиженный высочайшим невниманием, он сник, тяжко заболел и вскоре умер. В день его похорон весь Петербург вышел на улицы города. Вся Русская Земля рыдала, провожая его в последний земной путь. Во время похорон великого полководца произошла поистине мистическая история. Суворов и после смерти показал Павлу I свой непокорный нрав, не «захотев» попрощаться с императором. По слухам, Павел верхом приехал к дому графа Хвостова, где умер Суворов, и во дворе ждал выноса гроба. А гроб все не проходил по старинной узкой лестнице, и взбалмошный, нервный император ускакал, не дождавшись. Гроб так и не смогли вынести по лестнице — его спустили по веревке с балкона. А Павел встречал похоронную процессию уже на Невском проспекте, по дороге в Александро-Невскую лавру, которая стала последним пристанищем Суворову.
Там опять произошло нечто странное, вошедшее в легенду. Гроб не проходил и в двери Благовещенской церкви, где должно было состояться отпевание и погребение полководца. И тогда кто-то из воинов, несших гроб, скомандовал: «Вперед, ребята! Суворов везде проходил!» — и с натиском прошли. На могиле — бронзовая доска со знаменитой эпитафией: «Здесь лежит Суворов». По одной легенде, ее сочинил себе сам Суворов, а по другой — поэт Державин. Будто бы навестил он Суворова перед смертью и тот спросил его, какую же он напишет ему эпитафию? «Слов много не нужно — «тут лежит Суворов», — ответил Державин. «Помилуй Бог, как хорошо!» — с восторгом воскликнул полководец. Возможно, она и стала прототипом для мемориальной надписи на стене московского дома Суворова.
Последний прижизненный портрет А.В. Суворова
Один отставной сержант, прослуживший с ним почти всю жизнь, заметил в воспоминаниях, что Суворов певал по нотным книгам басом и весьма отменно, а более всего любил концерты Дмитрия Бортнянского, который посвятил Суворову два известнейших ныне духовных концерта: «Слава в вышних», а также «Живый в помощи Вышняго» — панихидный реквием, который исполнялся на похоронах генералиссимуса Придворной капеллой.
После воцарения Александра I о вдове генералиссимуса Суворова вспомнили, император направил ей любезное письмо и пожаловал статс-дамой и орденом Святой Екатерины первой степени. Но княгиня уже не стремилась к светской жизни. Она, обнищавшая и одинокая, тихо жила в московском доме, редко показываясь в обществе. Вдова полководца произвела постройку во дворе нескольких служебных зданий (конюшня, погреба, людская изба). После ее смерти усадьба досталась их сыну, Аркадию, трагически погибшему в 1811 году. Годом позже все домовладение сгорело. Остовы домов довелось восстанавливать уже другим владельцам.
После пожара 1812 года дом был восстановлен Н. Я. Свербеевым. После этого участок долгое время переходил из рук в руки, пока не попал в 1829 году к французскому вице-консулу и одновременно московскому купцу 2-й гильдии Никите Андреевичу Вейеру Вейер был также известным московским ростовщиком, с чьим именем связаны не самые светлые моменты в жизни А.С.Пушкина. У Вейера Нащокин одалживал деньги для поэта до свадьбы, а после сам Пушкин закладывал у него бриллианты жены Натальи Николаевны. Расчеты были сложными и долгими, так как, по отзывам современников, ни уступчивостью, ни доброжелательностью Никита Вейер не отличался. Так или иначе, это был один из пушкинских адресов в старой столице.
С 1841 по 1846 год владелицей усадьбы была Н.П. фон Бревен, родственница предыдущих хозяев. Затем дом перешел к семейству Шеппингов. Барон Оттон Дмитриевич Шеппинг, флигель-адъютант императора Александра I, участник войны 1812 года, полковник кавалергардов, увековечен в пушкинских посланиях А.М.Горчакову и П.Я.Чаадаеву. Дальше усадьба окончательно перешла в купеческие руки. Следующим владельцем стал Николай Иванович Баранов, потомственный почетный гражданин. При нем главный дом был увеличен большой пристройкой с западной стороны, а в 1873 году он подвергся наиболее существенной перестройке, проект которой выполнил известный архитектор А.С.Каминский. Именно в это время фасады здания получают существующее ныне декоративное оформление. В 1879 году дом перешел к богатому купцу М.И.Сабашникову, дяде известных издателей Сабашниковых, а 1892 году участок приобретает Надежда Петровна Кунина-Гагман. Карл Гагман, торговец писчебумажными товарами, шведский подданный, состоял помощником Московского отделения Российского военно-исторического общества, которое на его средства установило на доме в 1913 году небольшую мемориальную доску с надписью: «Здесь жил Суворов». Примечательно, что владелец дома пускал посетителей внутрь осматривать «суворовскую анфиладу».
Вероятно, мы бы больше знали о великом полководце, не проигравшем ни одного сражения, если бы могли свободно входить в его дом у Никитских ворот. Здесь бы мог быть музей известного на весь мир генералиссимуса. Но над московским владением победителя многих сражений гордо реет бело зеленый стяг Федеративной республики Нигерии, и доступ в знаменитый особняк — закрыт для посторонних. Согласитесь, немного странно. Разве мало других особняков? Могли бы, скажем, в столице Франции отдать дом Наполеона или в столице Англии — резиденцию адмирала Нельсона некоему африканскому посольству? Ведь одна из заповедей суворовской науки побеждать гласит: «Храни в памяти своей имена великих людей».
У входа в посольство расположен Государственный герб Нигерии, представляющий собой черный щит с двумя белыми полосами, которые объединяются, как буква Y. Они представляют две главных реки, текущие через Нигерию: Бенуэ и Нигер. Черный щит представляет плодородную землю Нигерии, в то время как эти две лошади на каждой стороне символизируют свободу, достоинство и гордость. Орел олицетворяет власть и силу.
По соседству с посольством на Большой Никитской улице расположена резиденция посла Нигерии.
Лабиринт Минотавра
ОСОБНЯК БЕРИИ — ПОСОЛЬСТВО ТУНИСА
Малая Никитская, дом 28. 1884 г.
Перестройка 1910–1911 гг., архитектор А.Э. Эрихсон.
Легенды старого дома
За непреступным забором на углу Садового кольца и Малой Никитской улицы расположен неприметный серый особняк, долгие годы наводивший ужас на всю Москву. С этим таинственным особняком связано самое большое количество московских легенд и преданий. Большинство слухов связано с именем его прежнего владельца — Лаврентия Павловича Берии, бывшего руководителя НКВД, одного из организаторов массовых репрессий, куратора ядерных, ракетных и иных военно-исследовательских секретных работ в СССР.