От главного входа через двойные дубовые двери открывается перспектива вестибюля с роскошным камином. Потолок украшен балками, опирающимися на кронштейны в виде голов диких животных. Стены отделаны дубовыми панелями с резным фризом из виноградных гроздей. На панелях — светильники в виде рук в рыцарских доспехах, держащих канделябр.

Через двойные двери гости попадали в Мраморный двухцветный зал, стены которого украшены малахитом, ониксом и мрамором разных сортов. На двух противоположных стенах расположены ниши, поверхность которых декорирована золотой мозаикой. Перед ними стоят мраморные скамьи в римском стиле. Парадная лестница на второй этаж освещена сохранившейся люстрой, выполненной в форме гигантского фонаря.

Невиданный замок удивил всю Москву. Он стал одним из самых роскошных особняков в городе. Дом как будто перенесен сюда из дальних стран, где всегда светит яркое солнце и шумит море. Еще на стадии строительства он стал объектом насмешливых разговоров москвичей, сплетен и слухов. В прессе печатались злые шутки в адрес Арсения Морозова, по мнению которой хозяин, прежде всего, хотел продемонстрировать свою мощь и богатство.

По слухам, он не смог отказаться и от соблазна посостязаться со своим знаменитым родственником Саввой Морозовым, решив превзойти Савву в постройке невиданного дворца. Строительство шло наперегонки, денег заказчики не жалели. Шехтель закончил свой шедевр а 1998-м, Мазырин — в 1899-м. Современники с нескрываемым недоумением и восхищением восприняли обе постройки, окрестив мазыринский дворец «испанским подворьем», а шехтелевский особняк на Спиридоновке — итальянским словом «палаццо».

Облик «заморского» замка был настолько непривычен для москвичей, что пересуды продолжались гораздо дольше, чем шло строительство. Даже родная мать не одобрила затеи Арсения. По преданию, когда Варвара Алексеевна, переступила порог его дома, она плюнула и сказала в сердцах: «Раньше одна я знала, что ты дурак, а теперь вся Москва будет знать!»

Но для Арсения Абрамовича дом был его осуществленной мечтой, он в нем души не чаял. На все упреки братьев в безвкусице и непрактичности Арсений отвечал: «Мой дом будет вечно стоять, а с вашими картинами еще неизвестно что будет». Слова его оказались пророческими…

Невиданный дом и его владелец удостоились внимания Льва Толстого. В романе «Воскресение» он заставил героя графа Нехлюдова обратить внимание на рабочих, вынужденных «строить этот глупый, ненужный дворец какому-то глупому и ненужному человеку». А поскольку голосу маститого старца внимала вся Россия, этикетка «глупого и ненужного» прилипла к Арсению на века.

Интерьер невиданного замка

Впрочем, кое-кто из современников был искренне рад морозовскому дому. Например, предприниматель Варенцов писал: «Арсений Абрамович оставил по себе память в Москве постройкой красивого особняка на Воздвиженке… Особняк обращает на себя внимание красотой и солидностью». Но подобных доброжелательных критиков нашлось немного.

Впрочем, от гостей отбою не было. Дом на Воздвиженке славился шикарными банкетами, которые устраивал хозяин. Гостей собиралось столько, что «дамскому вееру было негде упасть». По словам очевидцев, гостей встречало чучело медведя, в лапах у которого был серебряный поднос, полный черной икры.

Несмотря на то, что хозяин и архитектор оформили вход в виде подковы и оснастили фасады разнообразными символами везения и счастья, судьба самого Арсения Морозова сложилась трагично. Он скончался он в возрасте 35 лет в 1908 году от нагноения самострельной раны, полученной в результате глупого и нелепого пари. Утверждая, что человек может перенести любую боль, он тайком от друзей вышел в кабинет и прострелил себе ногу. Пари он выиграл, но вскоре началось заражение крови, и через двое суток Морозова не стало. И в смерти он остался чудаком и оригиналом…

Таинственные стражи дома. Мозаика

После несчастного случая разразился новый скандал. Выяснилось, что незадолго до смерти бесшабашный Арсений бросил жену и дочь ради любовницы, некой дамы полусвета Нины Коншиной-Окромчаделовой, которой завещал и скандальный дом, и все свое огромное состояние. Вдова обратилась в суд, который постановил взыскать на содержание четырехлетней дочери Ирины с А. А. Морозова по 5000 руб. в год. Газеты смаковали всевозможные пикантные подробности.

Споры вокруг скандального дома продолжались долгие годы. И даже старания лучших московских юристов не увенчались успехом, Морозовы были бессильны оспорить это завещание. Коншина продолжала закатывать в особняке шикарные банкеты, но, впрочем, не так уж долго — после революции сюда вселилась со своими пулеметами фракция анархистов, устроив тут свой штаб и превратив роскошные залы в крепость анархистской вольницы.

Свидетелем того, как хозяйничали в роскошных особняках анархисты и как большевики расправлялись с недавними союзниками, стал Константин Паустовский, описавший это страшное время в замечательной «Повести о жизни». Вот несколько отрывков:

«После Октября большую часть купеческих особняков захватили анархисты. Они вольготно и весело жили в них среди старинной пышной мебели, люстр, ковров и, бывало, обращались с этой обстановкой несколько своеобразно. Картины служили мишенями для стрельбы из маузеров. Дорогими коврами накрывали, как брезентом, ящики с патронами, сваленные во дворах. Оконные проемы на всякий случай были забаррикадированы редкими фолиантами. Залы с узорными паркетами превращались в ночлежку. Ночевали там и анархисты, и всякий неясный народ.

Москва была полна слухами о разгульной жизни анархистов в захваченных особняках. Чопорные старушки с ужасом шептали друг другу о потрясающих оргиях. Но то были вовсе не оргии, а обыкновеннейшие пьянки, где вместо шампанского пили ханжу и закусывали ее окаменелой воблой. Это было сборище подонков, развинченных подростков и экзальтированных девиц — своего рода будущее махновское гнездо в сердце Москвы».

В качестве репортера молодой писатель в ночь, когда проходило разоружение анархистов, пробрался внутрь особняка Арсения Морозова, попал в плен к анархистам, а потом, соответственно, к большевикам как «добыча».

«..Я прошел переулками на Воздвиженку к особняку Морозова. Все москвичи знают этот причудливый дом, похожий на замок, с морскими раковинами, впаянными в серые стены. Сейчас особняк был совершенно черен и казался зловещим. Я поднялся по гранитным ступеням к тяжелой парадной двери, похожей на бронзовые литые двери средневекового собора, и прислушался. Ни один звук не долетал изнутри. Я решил, что анархисты ушли, но все же осторожно постучал.

Дверь неожиданно и легко распахнулась. Кто-то схватил меня за руку, втащил внутрь, и дверь тотчас захлопнулась. Я очутился в полном мраке. Меня крепко держали за руки какие-то люди.

— В чем дело? — спросил я небрежно.

Самый этот вопрос показался мне глупым. Никакого дела не было, а была явная бессмыслица. Она, как я догадывался, могла окончиться для меня большими неприятностями.

— Явно подосланный, — сказал рядом со мной молодой женский голос. — Надо доложить товарищу Огневому.

— Послушайте, — ответил я, решив отшутиться. — Времена графа Монте-Кристо прошли. Зажгите свет, и я вам все объясню. И, пожалуйста, выпустите меня обратно.

И тогда я услышал ответ, поразивший меня путаницей стилей.

— Ну, это маком! — сказал тот же молодой женский голос. — Ишь чего захотел — чтобы его выпустили. Вы, киса, большевистский лазутчик и останетесь здесь. Обещаю, что ни один волос не упадет с вашей головы, если вы не будете трепыхаться и балаболить.

Я рассердился.

— Принцесса анархии, — сказал я невидимой женщине. — Бросьте валять дуру. Вы просто начитались желтых романов. В вашем невинном возрасте это опасно.