А следующим днём Матвей едва сам не погиб. Из-за активности террористов разных партий руководство Охранного отделения издало циркуляр – форменное платье носить в дни торжеств, массовых мероприятий. В остальное время ходить в гражданской одежде, чтобы не стать мишенью. С 1901 по 1911 год жертвами терактов стали семнадцать тысяч человек, из них четыре с половиной тысячи государственные служащие – чиновники, полицейские, офицеры, причём среднего и низшего звена, которые на виду. Но в декабре 1907 года членом летучего боевого отряда эсеров Рогожниковой был убит начальник главного тюремного управления А. Максимовский.
При терактах, особенно взрывах бомб, погибали случайные свидетели. Убитых было 2180 и ранено 2530 человек. Только в 1907 году каждый день по стране в среднем погибали от рук революционеров 18 человек. Полиция и жандармерия действовали активно. В 1907 году были арестованы и приговорены военно-полевыми судами к смертной казни 1056 человек, казнены 456. Остальных помиловали, заменив казнь ссылкой, каторгой или тюрьмой. В масштабах страны – мало, революционеры либерализм царского правительства восприняли как слабость. А хуже всего, что правительства европейских стран обвиняли царя в деспотизме, хотя в США смертных приговоров было в два раза больше.
Утром Матвей отправился к белошвейке, надо было заказать новый костюм. Для работы, для повседневной носки он, как и многие, покупал одежду готовую. Но и её приходилось подгонять – то длину брюк укорачивать, то пуговицы перешивать. А Матвею требовался костюм выходной, чтобы сидел отлично, по фигуре. Лето, июль, тепло. Матвей в лёгкий костюм одет, во внутреннем кармане пиджака револьвер, в нагрудном – жетон жандарма.
Внимание привлекли два парня лет двадцати. Сошли с пролётки, у одного в руке картонная коробка. Подошли к магазину, один дверь распахнул, а второй швырнул в магазин коробку. И сразу залегли. Сильный хлопок, из магазина со звоном стёкла вылетели, чёрный дым повалил. Парни вскочили и внутрь. Террористы! Матвей про белошвейку забыл, выхватил револьвер и к магазину побежал. А на ступеньках магазина, в проёме дверном парень показался. В руке сумка. Матвей крикнул:
– Руки вверх! При неподчинении стреляю на поражение!
Парень сумку бросил, выхватил из-за пояса револьвер и выстрелил. Метко, пуля ударила Матвея в грудь. Медлить нельзя. Матвей прицелился и выстрелил, попав бомбисту в голову. Тот завалился. Почти сразу в проёме, из которого ещё валил дым, и доносились крики, показался второй. Именно он открывал дверь, а уже убитый бросал внутрь бомбу. Матвей выстрелил немного выше головы парня. Пуля попала в кирпич. На парня попала кирпичная крошка.
– Руки подними, если жить хочешь!
Поднял руки парень.
Матвей, держа его на прицеле, приблизился.
– Уйди с крыльца и на землю! Мордой вниз! И никаких резких движений.
Парень поглядывал на Матвея, а то и на убитого приятеля, из-под головы которого уже натекла лужа крови, спустился с невысокого крыльца и лёг. Матвей приблизился, одной рукой обыскал. Оружия у парня не оказалось.
– Снимай брючной ремень!
Парень расстегнул пряжку, вытащил ремень из шлёвок. Матвей связал ремнём руки парня, завернув их за спину. Не церемонясь, поднял парня за локоть, повернул к убитому.
– Кто это?
– Не знаю.
– Врёшь! Присмотрись-ка получше! Будешь молчать – мозги вышибу, как и твоему приятелю. Хочешь валяться с простреленной башкой, как он?
– Не-е-ет.
– Тогда говори!
Сейчас надо было сломать парня, пока он в шоке от смерти подельника. Матвей выстрелил у парня над ухом. Тот вздрогнул всем телом, вскрикнул.
– Жду ещё секунду и стреляю тебе в башку! Прямо в лоб!
– Не убивайте, дяденька!
Хм, дяденька! Матвей старше был лет на пять-семь.
– Слушаю!
– Витька это Козырев. Он уговорил к магазину идти. Сказал – бросим бомбу и деньги заберём!
– Деньги взяли?
– В сумке они.
– Бомбу где взяли?
– Витька где-то достал. Сказал – старший дал.
Старший – наверняка руководитель тройки или пятёрки какой-то партии.
– Кто старший, фамилия, где живёт?
– Не знаю. Ей-богу не вру, дяденька.
– Иди в магазин.
Матвей втолкнул рукой парня в магазин. До взрыва в магазине торговали тканями. Сейчас рулоны и тюки сброшены с полок. Два продавца недвижны, лежат в крови. Ещё две женщины – покупательницы, на полу, стонут. На стене телефон висит. Матвей снял трубку, покрутил ручку, когда ответила телефонистка, коротко бросил:
– Ближайшую полицию!
– Соединяю.
Матвей дежурному рассказал о взрыве, убитых и раненых. А уже на взрыв городовой бежит, свистком сигнал подаёт. Те из полицейских, кто его слышит, обязаны на помощь прибежать.
Матвею здесь делать уже нечего, а парня допросить надо. Вывел парня из магазина, от дыма в носу свербило и глаза слезились. Полицейский уже рядом, кричит:
– Стоять!
Матвей остановился, чтобы избежать лишних объяснений, достал жетон жандарма. А он ладонь царапает. Посмотрел, а в жетоне пуля застряла. Как раз в сердце бы угодила, кабы не жетон. Вот же снайпер! И полицейский на жетон уставился.
– Повезло вам, ваш-бродь!
– Да! Надо в церкви свечку поставить за чудесное спасение!
– Так в пиджаке дырка.
Полицейский показал пальцем. Хоть и не новый костюм, а жалко.
На служебной пролётке из полицейского участка примчались околоточный надзиратель, судебный медик. Испросив разрешения воспользоваться транспортом, Матвей отвёз задержанного в Охранное отделение. По дороге возникла мысль – завербовать парня в информаторы. Ему сейчас за теракт с жертвами грозит трибунал и смертная казнь через повешение. Если согласится стать информатором, будет жить в привычной среде и режиме, но предавать товарищей. Решать парню надо сейчас и быстро. Стоит его посадить на сутки-двое в следственную тюрьму, как доверия среди своих уже не будет и как «стукач» ценности для Охранного отделения представлять не будет.
По приезде в отделение Матвей завёл его в кабинет. Для начала показал «Уголовное уложение» и статью в нём за преступление против государства с жертвами. Жидковат оказался парень. Прочитав – побледнел, поплыл, заплакал. Матвею не было его жаль, скорее – противен был. Если ты мужчина, то должен осознавать последствия своих поступков и ответственность за них.
Напугав реальной перспективой, надо бросить спасательный круг, иначе к сотрудничеству не склонить.
– Жить хочешь?
– Хочу-у-у! – сквозь слёзы.
– Могу отпустить. Но для этого придётся сотрудничать.
– Это как?
– Жить прежней жизнью. Товарищам не рассказывать, что был задержан и в жандармерии был, иначе они сами с тобой расправятся, скажем – горло перережут или утопят, чтобы втихую. Наврёшь, что подельника твоего при взрыве бомбы убило, ты испугался и убежал. Полагаю – поверят.
Парень слушал внимательно, перестал шмыгать носом.
– А вам-то, господин хороший, в чём выгода?
– Вот! К главному подошли, в корень зришь! А ты за жизнь, которую я тебе сохраню, будешь сообщать, что товарищи твои злоумышляют. Взорвать хотят или пристрелить кого. Только точно и конкретно – где, когда. Это чтобы мы подготовиться успели.
– Страшно.
– Сам на рожон не лезь, чтобы подозрений не вызвать. Не расспрашивай о деталях. О ком из боевиков узнаешь – фамилия, адрес, так сообщи. О срочном – запиской, которую дежурному при входе отдашь. А ежели срочности нет, так при личной встрече, скажем – раз в месяц. Мало того, ещё и вознаграждение получишь, в зависимости от ценности сведений.
– Мне подумать надо.
– А как же! Обязательно! Даю час.
Матвей в сопровождении надзирателя отвёл парня в следственную тюрьму во дворе Охранного отделения. И запер в самой плохой камере – тесной, почти всегда холодной в любое время года, с парашей вонючей в углу. Побыв здесь немного, у многих шок. По сравнению с волей условия ужасные. Железная койка к стене пристёгнута, узникам днём сидеть или лежать на полу запрещено, иначе в наказание карцер, на хлебе и воде. Зимой там от холода околеть можно. В лучшем случае потерять здоровье на многие годы. Самая распространённая болезнь узников это туберкулёз лёгких. В начале века лечить эту серьёзную болезнь не умели. И даже люди состоятельные, могущие себе позволить лечиться в лучших клиниках, погибали в самом расцвете лет.