За стрельбой уже полдень настал. Солнце сверху светит. Февраль, а пригревает. Разведчики воды попили из фляжек. Игорь понимал – командир немецкий раздумывает – что предпринять? Приказ командования выполнить надо и доложить.

Баклюков спросил у Игоря:

– Полдень уже. Где наши? Если бы прорывались, пушки слышно было бы.

Пушки громыхали, но далеко, на передовой.

– Наши другой вариант изыскивают.

Сам-то Игорь знал, что мост – отвлекающий маневр. Но и в его направлении прорыв должен быть, иначе немцы не поверят.

Из переулка разом высыпали солдаты и фольксштурм. Ополченцы в возрасте, в очках, у всех винтовки. Для моральной поддержки нестройно палят в сторону моста, но не прицельно.

– Парни, огонь! Со всех стволов!

И сам из автомата стал стрелять. Чем «папаша» хорош, так дальностью стрельбы. Из немецкого МР 38/40 дальше ста метров в ростовую мишень попасть уже затруднительно. А из «ППШ» на двести метров вполне реально, если короткими, по два-три патрона, очередями огонь вести. Три автомата и пулемет – сила серьезная. Такой плотности огня немцы не ожидали, понесли большие потери. А еще моральное воздействие – бронетранспортер догорает, трупов полно. Для неподготовленных вояк, вроде тыловиков или фольксштурма, зрелище сильное, веру в победу расшатывает.

Игорь, как и разведчики, полагал – сейчас долго не сунутся. Но с тыла, по дороге в город, показалась легковушка, а за ней грузовик. Не знали, что мост в чужих руках? Средство общения во второй группе разведчиков только голосом. Игорь повернулся в тыл, ладони рупором ко рту приложил:

– Подпустите ближе и расстреляйте.

– Поняли, – прокричали в ответ.

Опасность для машин оценили в городе. С чердака ближайшей трехэтажки вверх взлетели две красные ракеты, как предупреждение – русские! То ли в машинах не поняли, но продолжали движение. Когда до машин оставалась сотня метров, из окопа разведчиков перед мостом ударил пулемет. Видно было, как трассеры били по легковушке. Потом огонь перенесли на грузовик. Легковушка проехала немного и встала, грузовик ударил ей в торец, развернул. Из машин никто не выбрался. Но дорога теперь закупорена была, машине не проехать. Другое дело гусеничная техника – тягач или танк. Сбросят препятствие с дороги и дальше пойдут.

Немцы в городе зашевелились. Видимо, расстрел машин на дороге их обозлил. Ринулись толпой и наткнулись на наш огонь. Отхлынули, неся потери. Баклюков, вытерев пот со лба рукавом, улыбнулся.

– Эдак мы всех мужиков в городе переведем.

– А кто их звал? Я имею в виду СССР. Сидели бы в своей Европе, коньяк пили, ветчину жрали, – откликнулся Кашеваров. – Расшевелили медведя в берлоге, теперь им тикать надо, а они пыжатся.

– Немцам хана! Ты посмотри, кого против нас выгнали? Фольксштурм! Старики и негодные к строевой!

Подал голос Игорь:

– Парни, не обольщайтесь! Сейчас немцы созвонятся или свяжутся со штабом, сообщат о потерях. На нас бросят маршевую часть, и нам придется туго, как тараканам от дуста.

– Откуда им взять маршевую часть?

– На политзанятиях дремлешь? С Западного фронта на Восточный перебрасывают. Русских задержать, чтобы американцам сдаться.

– А вот хрен им! Берлин мы возьмем!

Игорь как в воду глядел. Против группы разведчиков бросили роту обстрелянных пехотинцев, перебрасываемых с Западного фронта. Перевозили грузовиками, ибо Германия не велика, а железные дороги днем активно бомбили. В какой-то мере повезло, не было бронетехники.

Пехотинцы взялись за дело рьяно. Сначала установили ротные 50-мм минометы. Вот чего у немцев не отнять, так это оснащения. В каждой пехотной роте по штату четыре миномета. Калибр маленький, но для близких целей вполне хватает. Для больших дальностей и серьезных задач есть полковые минометы калибром побольше и пушки. Мощность 50-мм мины невелика, но компенсируется частотой огня. У позиций разведчиков сначала одна мина упала, затем другая, уже ближе. Ага, пристрелку ведут, и где-то явно сидит корректировщик. И лучшего места, чем верхние этажи зданий или чердачное окно, не найти. Игорь взялся за бинокль. Если найти корректировщика да убить, батарея не сможет вести точный огонь. В двух домах чердачные окна открыты, в одном что-то блеснуло. Или бинокль, или стереотруба, не иначе. Игорь Баклюкову дом рукой показал.

– Чердачное окно видишь? Дай очередь по окну и немного ниже. Корректировщик там.

– От сука!

Разведчик дал очередь по чердаку, с крыши посыпалась битая черепица. Зато мины падать прекратили. Игорь не тешил себя надеждой. Убитого корректировщика заменит другой, подберет наблюдательный пункт в другом доме, и обстрел повторится. Так и вышло. Через полчаса недалеко от окопа снова взорвалась мина. Уже ближе, чем первые. А потом сразу залпом четыре. Окопчик заволокло пылью, дымом. В узкий окоп попасть трудно. Мины, которые рядом взорвутся, вреда не причинят, осколки поверх окопа пролетят. От пыли першило в носу, в горле, разведчики кашляли. Когда пыль после взрывов садилась, кто-то обязательно выглядывал. Под прикрытием минометного огня пехота могла подобраться поближе и забросать окоп гранатами. Но пока немцы не рисковали, полагали – уничтожат малочисленную группу минами. Выпустив полсотни мин, немцы повторили атаку. Сразу из нескольких мест поднялись солдаты в мышиной форме.

– Немцы, огонь! – скомандовал Игорь.

Стреляли сразу из автоматов и пулемета. До наступающих сотня метров, и они на открытом пространстве. Как укроешься или закопаешься в асфальт или булыжную мостовую? Потеряв десяток убитыми, немцы залегли, потом поползли назад. Стрельба стихла. Игорь посмотрел на часы.

– У немцев сейчас обед будет, пора и нам подхарчиться.

Немцы педанты, расписание выполняли точно. В восемь утра завтрак, в это время их артиллеристы огонь не вели, то же и с пехотой. Сейчас время обеда, солдаты к полевой кухне потянутся. Иначе еда остынет, а это для желудка плохо. Здоровье немцы берегли.

Разведчики сухим пайком подкрепились. Сытому воевать веселее. Плохо, что вода во фляжках кончилась. Река под мостом, рядом, пяток метров. А из окопа не вылезешь, если только ночью сползать и набрать. Кашеваров поднял палец.

– Слышите?

С востока доносились выстрелы пушек, пулеметная стрельба. И не далеко, едва слышимая, как утром, а значительно ближе. Неужели наши пробиваются? Игорь на помощь не надеялся, зная, что их рейд, захват моста, лишь обманный маневр. Но надежда умирает последней. Подхода наших войск разведчики ждали, можно сказать – считали часы. Вести открытый бой для разведчика дело хоть и привычное, но нежелательное. Все понимали, почему направили их, а не пехоту. Пехотинцы без навыков, мост атаковали бы, понесли потери и еще неизвестно – взяли бы?

Немцы отобедали, снова стали стрелять из минометов. Но не батареей, а одним минометом. Вели беспокоящий огонь. Потом разрывы прекратились. И почти сразу от домов голос из динамика, на плохом русском, с сильным акцентом:

– Воины Красной Армии, сдавайтесь! Вы окружены. В плену вас ждет хорошая еда и медицинская помощь!

Баклюков высунулся из окопа по пояс, согнул руку в локте, показал неприличный жест.

– А это видел?

Муравьев схватил его за пояс, дернул вниз. Одновременно с немецкой стороны хлопнул выстрел, пуля ударила в бруствер.

– Баклюков, ты что, сдурел? – накинулся на него Игорь.

– А чего он басни рассказывает?

– Время тянет, отвлекает. Немцы напасть готовятся.

В небе раздался шум моторов, показались два штурмовых «ИЛ-2». Значительно выше их прикрывала пара «ЛА-5». «ИЛы» заложили круг. Скорость у них невелика, явно разглядывают, где, кто и что. Муравьев забеспокоился.

– Как бы по нам не вдарили!

Немцы называли наши штурмовики «цементными самолетами». Уже после войны досужие журналисты придумали разные названия, вроде «летающий танк», «черная смерть». Из показаний пленных немцев Игорь твердо знал, что больше всего немцы не любили «ПЕ-2», те бомбили с пикирования, очень точно, а попасть в него трудно, при пикировании в прицеле лишь мишень, маленькая точка.