– На кой черт ты стрелял на поражение? – закричал Федор бойцу.

– Виноват. Так вы ранены, а он снова целился. Вот я и…

Федор осмотрел бегло себя. На левом боку по гимнастерке расплывалось кровавое пятно. В принципе, ругать бойца не следовало, возможно, он спас ему жизнь. Но все равно обидно. Еще немного – и Федор взял бы последнего члена группы.

Послышались свистки, в переулок вбежали два милиционера. Конечно, стрельба в центре города. Да еще с почтампта наверняка успели позвонить в милицию. Во избежание лишних объяснений Федор сразу показал удостоверение. Пыл милиционеров сразу угас. Федор приказал бойцу:

– Подними пистолет.

А сам обыскал еще теплое тело. В карманах ничего интересного.

– Можете увозить труп, – распорядился Федор милиционерам. И бойцу: – За мной!

Надо было осмотреть рабочее место и одежду убитого. Только зашли через служебный вход, к ним бросилась служащая:

– Вас тоже ранило?

– Что значит «тоже»? Разве еще есть раненые?

– Девушку в руку, на корреспонденции сидела.

Видимо, пуля навылет прошла через бок Федора и зацепила служащую.

– Давайте я вас перевяжу, – предложила служащая. – Я умею, курсы закончила.

Боли Федор не чувствовал, просто гимнастерка липкая сделалась, неприятно влажная.

– Я нашу сотрудницу уже перевязала, – затараторила женщина. – Вас перевяжу.

Она вытащила из кармана бинт. Федор вложил в кобуру пистолет, который до сих пор держал в руке, расстегнул ремень, задрал вверх гимнастерку.

– Навылет пуля прошла, по ребрам, – с видом знатока сказала женщина. – Ни один жизненно важный орган не задет, вам повезло.

На входное и выходное отверстие от пули наложила тампоны, перебинтовала через всю грудную клетку. На самом деле действовала умело.

– Спасибо, – поблагодарил Федор. – Вы меня просто спасли от гибели.

– Да ну вас. Спасла! Тоже скажете! А кто стрелял-то?

– Да ваш сотрудник, Лукьянов. Немецким агентом оказался.

– Что вы говорите? – всплеснула руками женщина.

– Проводите нас к раздевалке и рабочему месту Лукьянова, – попросил Федор.

В одежде ничего не обнаружили, а на рабочем месте, в тумбочке с инструментами – телефонную трубку с проводом, на конце зажимы типа «крокодилов».

– Скажите, это какое-то приспособление для связи?

– Не знаю. Я сейчас дядю Мишу позову. Он все знает.

Вернулась она быстро, в сопровождении мужчины зрелых лет.

– Здравствуйте. Вам знаком этот предмет? – протянул ему трубку Федор.

Мужчина покосился на окровавленную гимнастерку.

– Трубка телефонная. Но мы с зажимами ее не применяем.

– Для чего они?

– К телефонной сети подключаться.

– То есть прослушивать?

– Можно и так сказать.

– Спасибо.

Федор трубку с собой забрал. Еще один вещдок.

Вовремя они успели, вскоре почта закрываться должна. А помещение телефонной связи на ночь запиралось, хотя электромеханик там был.

– Все, едем в Калинин! – объявил водителю Федор.

Быстро начало темнеть. Ночью немцы летали редко, в основном бомбардировщики, и бомбили они крупные города, по площадям. Дорога была забита машинами. Если днем можно было проскочить наудачу, то ночью движение в обе стороны. На фронт везли горючее, боеприпасы, бойцов. С фронта – раненых, поврежденное оружие для ремонта, гильзы из-под снарядов. С латунью было плохо, заводы по ее выпуску оставили на оккупированной Украине. Гильзы на заводах переснаряжали снова.

Добрались до Калинина поздно вечером. Бойцы завели в здание НКВД машиниста, потом вынесли на руках инвалида. Федор направился к Осадчему. Еще подъезжая, он видел через щелки в шторах свет в кабинете.

– Здравия желаю! – козырнул Федор.

– Ранен? – вскочил из-за стола Осадчий.

– Навылет пуля прошла, через мягкие ткани. До свадьбы заживет.

– Тогда садись, рассказывай.

Федор рассказал обо всех событиях, не упуская мелочей.

– Мало бойцов взял, да еще сам голову свою подставлял, – подвел итог Осадчий. – А в общем – действовал правильно. Я так Берии доложу. Пиши рапорт.

Федор в кабинете Осадчего написал рапорт на три листа. Осадчий мельком прочитал.

– Почему о ранении ни слова?

И сам дописал несколько строк.

– Ты подожди пару минут, – сказал он Федору.

Вернулся быстро, положил на стол перед Федором новую гимнастерку. С петлицами НКВД и кубиками старшего лейтенанта.

– Для себя держал. Дарю, носи. А свою выбрось, от крови не отстираешь, только людей пугать. Знаешь, что Малюта Скуратов боярам говорил: «В кровях омываюсь». Но мы же не Малюта?

– Спасибо за подарок.

– Можешь отдохнуть пару дней. Ранение, имеешь право. Поставь кого-нибудь из командиров взводов за себя, пусть привыкают.

– Есть.

Ох, с каким наслаждением он разделся, вытянулся на своей кровати! Утром даже подъема бойцов не слышал. Повара с кухни немного позже еду принесли в котелке. Поел с аппетитом, вчерашний день подхарчиться не удалось.

Около полудня звонок телефона раздался.

– Осадчий. Не разбудил?

– Встал давно, позавтракал.

– Разговор с утра с Л. П. был.

Понятно, о ком речь – о Берии.

– Просил тебя поздравить с успешными действиями. Сказал, что в области ты самый результативный.

– Служу Красной Армии!

– Э, мы с тобой не в армии.

Федор стушевался. «Служу Советскому Союзу» – это уже позже говорить стали.

– Ну, выздоравливай. Я тебе слова начальства передал. Велел – так держать!

– Спасибо.

Федор улегся в кровать. Пословица в армии есть подходящая: «Солдат спит, служба идет». Только придремывать стал, как дверь распахнулась, вошел старый знакомый – капитан особого отдела Светлов.

– Дмитрий! Ты как здесь?

– Специально к тебе приехал. Узнал, что ранен. Как не навестить?

– Садись, рассказывай о себе.

– Да особых новостей нет. Из госпиталя выписали, дали десять суток краткосрочного отпуска. Родня далеко – в Сибири, туда пока доедешь, пол-отпуска пройдет. Съездил в Москву, к приятелю. Однокашник мой, сейчас уже подполковник.

– О! Быстро по карьерной лестнице поднялся.

– Еще бы! Он в Управлении Особых отделов служит, у Абакумова.

– Интересное место службы.

– Говорит, ты за неделю целую группу разгромил: диверсанты, немецкие агенты, самолет сжег, экипаж захватил. Врут?

– Все чистая правда.

– Силен, брат! Выпьем? Я принес.

Светлов достал из тощего вещмешка бутылку водки, банку консервированной американской колбасы, кусок сала, густо пересыпанного красным перцем.

– О, да ты богат как Крез! – восхитился Федор.

– Крез – это кто такой?

– Ты его не знаешь.

– В чем проблема, познакомь!

Федор засмеялся.

– Он умер давно.

– Нефиг над соратником смеяться. Лучше нож тащи и буханку хлеба. Кружки найдутся?

– А то!

Выпили за встречу, потом за выздоровление, взялись за закуску.

– Вкусная колбаса, что нравится – консервированная. На зачистки можно брать.

Светлов наклонился к Федору.

– Мне больше нравится сало, каким немецких парашютистов и диверсантов снабжают. Вот скажи, почему так? Я считал, самое лучшее сало у нас. А получилось – у немцев вкуснее.

– Сказал тоже – у немцев! Да у них вся Европа. Может, французское это сало или датское.

– Вполне может быть. Давай еще по одной. Я в отпуске, ты на отдыхе по ранению. Имеем право, не на службе.

Накатили по соточке.

– Дрянь водка, – поморщился Светлов. – Говорят, ее из опилок делать начали.

– Врут. Как это – водка из опилок?

– Я тоже так думаю. Не иначе – вражеская пропаганда.

Светлов неожиданно поднялся, приоткрыл дверь, посмотрел, нет ли кого поблизости, вернулся к столу.

– По секрету скажу. Готовится реформа. Будет создаваться новая структура на базе Управления Особых отделов и военной контрразведки.

– Под Лаврентием?

– Бери выше – под Самим!

Фамилию Сталин Светлов так и не произнес.