– Он убит! – крикнул кто-то из экипажа.

Самолет сгорит, а вместе с ним и труп. Дверь в грузовую кабину с другой стороны. Диверсант мог под прикрытием фюзеляжа сбежать, кто бы его искал, если он сгорел?

Вот и Федор не поверил. Ринулся к самолету, обежал его спереди, заглянул через дверь. Через квадратные иллюминаторы свет от горящего мотора проникает в кабину. Тут в самом деле лежит человек в красноармейской форме. Но подобраться к нему или вытащить для дальнейшего опознания уже невозможно, жар от пожара сильный. Федор отбежал в сторону. Раздался хлопок, пламя костром рвануло вверх, разом охватив самолет.

– Отходим все! Немцев обыскать!

Уже на ходу у экипажа расстегнули ремни, сняли вместе с кобурами. Обыск можно завершить позже, сейчас уйти от самолета надо. Довольные обстрелом и полученным эффектом, бойцы переговаривались, отпускали шутки.

Еще бы – уничтожили самолет, происшествие чрезвычайное, а ни одной потери! Федор и сам был удивлен. Начни по телефону докладывать, начальство не поверит. Но доказательства есть – пленный экипаж.

Так и дошли до деревни. Экипаж обыскали, забрали документы. В начале войны наши летчики перед вылетом сдавали документы и награды. А немцы все это имели при себе. В сорок третьем году и наши пилоты стали летать с документами и при орденах. Пленных заперли в пустом сарае, Федор приставил сразу трех часовых из автоматчиков.

– Головой отвечаете.

Командиры взводов развели бойцов по избам. Хоть и август, а ночи прохладные, лучше ночевать под крышей. Федор попросил хозяйку зажечь керосиновую лампу, при ее свете стал изучать полетную карту из планшета пилотов. Обнаружил карандашную линию и две точки. Одна совпадала с местом, где сожгли самолет. Похоже, это посадочные площадки. Утром надо допросить экипаж. Если есть вторая площадка, кого-то они на нее высаживали или будут забирать. Больше ничего интересного для службы не обнаружил и улегся спать. Времени уже второй час ночи, неизвестно, какой будет завтрашний день, надо хоть немного поспать. Показалось – только прилег, как хозяйка уже громыхает чугунком, печь уже растоплена. Федор поднял голову. За окном уже светло.

Поднес часы поближе – шесть тридцать, пора вставать. Умылся у колодца. А уже взводный к его избе спешит.

– Доброе утро!

– Здравия желаю.

– Вот что, отправьте пару бойцов за грузовиками. Не пешком же назад топать, да еще с пленными.

Хозяйка угостила командиров компотом из смородины, черным хлебом, испеченным в печи. Ржаной хлебушек на ура пошел. Командир первого взвода ушел отправить посыльных за машинами, а лейтенанта Крутикова Федор задержал.

– Пойдешь караул у пленных менять, приведи их старшего для допроса.

– Слушаюсь!

Вскоре лейтенант завел в избу пилота. Вчера Федор к ним не приглядывался – темно. А сегодня его лицо знакомым показалось. Начал вспоминать. Да это же тот немец, что еще до войны на луг сел, нарушив нашу границу! Изменился, морщин прибавилось. Как же его звали? Федор полистал документы экипажа. Точно – Йоган Лиц.

Только теперь он не обер-лейтенант, а гауптман, по-нашему – капитан. Так ведь и Федор не лейтенант, а старший лейтенант, на звание поднялся. Немец тоже пристально вглядывался в лицо Федора.

– Не вспомнили? – поинтересовался Федор.

– Не могу.

– Сороковой год, недалеко от Дубицы, ваш самолет на вынужденную посадку на лугу сел.

– Вспомнил. Тогда вы лейтенантом были в форме пограничника.

– Так и вы обер-лейтенантом. Знаете, в чем разница между нами?

– Я у вас в плену.

– Я надеюсь стать капитаном, а может быть, и майором. А вы уже свою войну закончили капитаном. И до нашей победы будете в лагере для военнопленных.

– Вы надеетесь на победу? – удивился немец.

– Я в Берлине точно буду, а вам – как повезет. Ладно, оставим пустые разговоры. Как вы понимаете, вы, как и весь ваш экипаж, в плену, в моей власти. Честно и правильно ответите на вопросы – останетесь жить. Начнете изворачиваться, сразу расстреляю. Времени у меня нет.

– Я готов сказать все, что вас интересует, – кивнул пилот.

– Вот эта точка на вашей карте.

– Три дня назад мы высаживали там группу – четыре человека с грузом.

– Что за груз, какая цель?

– Мне неизвестно. Место посадки сообщает старший группы уже в полете, о цели задания не знают до высадки даже члены группы. Мое дело – перевозить. Доставил, по условному сигналу или обозначенному времени забрал.

– Хорошо, подойдем с другой стороны. Группа имела рацию?

– Нет.

– Тогда должно быть установленное время и день.

– Завтра в полночь, – нехотя выдавил из себя пилот.

– Сигнал для посадки?

– Три костра в линию.

– Как одета была группа, как выглядели?

– В красноармейской форме. Трое рядовых, один – майор, петлицы черные.

– Молодой, старый?

– На вид лет сорок – сорок два. Усы тонкие на верхней губе. Он старший.

– Почему не высаживали парашютным способом?

– Местность в этих краях болотистая, риск велик, что мешок с грузом в болото угодит. Без груза группа не боеспособна.

– Взрывчатка?

– Я мешок не проверял, вполне может быть.

Федор приказал бойцу увести пилота. Так, вполне можно подсуетиться, захватить вторую группу. Плохо, что уже на обратном пути. Если была взрывчатка, где-то уже напакостят. Но не исключено, что группа доставляла агентам радиста, деньги.

Тогда удача сама в руки идет. Если все быстро сделать, можно заброшенную группу взять, а после допроса и осевших в нашем тылу агентов.

Немцы после первых поражений уже не те стали, утратили фанатизм. Он помнил, с каким пренебрежением, чувством собственного превосходства смотрел на наших офицеров этот пилот до войны. А на допросе, стоило намекнуть только, что плен может закончиться здесь и сейчас расстрелом, немец раскололся сразу. Выходит – для немцев своя жизнь дороже, чем военные секреты, жизнь камрадов. Федор вызвал командиров взводов.

– Выступаем по дороге навстречу грузовикам, все быстрее будет.

Он решил вернуться в Калинин, сдать пленных в НКВД, обсудить с Осадчим возможный вариант захвата заброшенной группы. Осадчий не дурак, сразу поймет открывшиеся перспективы. При его согласии Федор отберет пару десятков бойцов из числа расторопных и желательно с автоматами.

Оба взвода, или половина роты, успели пройти пару километров, когда показались грузовики. Из-за пленных пришлось потесниться в кузовах, но уже к четырем часам пополудни были в Калинине. Федор с пленным экипажем сразу в НКВД. Немцев в камеры поместили, а Федор с документами – к Осадчему. Тот не сразу поверил, что уничтожили самолет, но Федор положил на стол личные документы и планшеты с картами членов экипажа.

– Сам допрошу.

– С этим погодить надо. На карте у командира точки есть. Я допросил его по-быстрому. Вот эта точка – где мы самолет сожгли огнем стрелкового оружия. А вот эта точка – место высадки другой группы. Самое занятное, что этот экипаж должен забирать группу завтра в полночь.

– Что думаешь?

– По словам экипажа, у группы при себе был увесистый мешок с грузом, какие применяют парашютисты.

– Взрывчатка?

– Пилот не знает, но не исключено.

– Или доставили груз агентам.

– Мыслю, надо группу взять. Они к этой точке выйти должны для эвакуации. Допросим, на агентов выйдем.

– Шустрый ты больно, Казанцев.

– Под лежачий камень вода не течет.

– Успеешь бойцов подобрать?

– Успею. Мне два грузовика нужно. Близко подъезжать не будем, чтобы не спугнуть. Засветло подберем укрытие. А как костры развернут – возьмем.

– Если удачно все пройдет, надо будет руководству сообщить.

– А чего тянуть? Группу диверсантов в эшелоне уничтожили, самолет сожгли, экипаж пленили.

– Верно подметил. Один успех за другим – это заметно. О себе напоминать надо.

Федор имел в виду – у кого успехи, тем больше дают – автомашин, автоматов, пеленгаторы, иногда питание для бойцов качественнее. Осадчий, по всей видимости, имел в виду звания, награды, денежные премии. А впрочем, одно другому не мешает. Какой сержант не мечтает о маршальском жезле?