Штурмовать Минск Красная Армия начала рано утром третьего июля. По разведанным целям нанесли сильный артиллерийский удар, потом штурмовики и бомбардировщики отбомбились по целям в глубине обороны. Немецкая авиация пыталась противодействовать, но бесполезно. Уже не сорок первый и не сорок третий год, в небе господствует наша авиация. И опыт к пилотам пришёл и самолёты новые – ЯК-3, ЯК-7, ЯК-9, ЛА-5, ЛА-7 уже держали паритет по техническим и боевым возможностям с немцами и превосходили количественно. А ещё настрой, дух у наших был сильнее. Советские воины после Курской битвы всё время наступали, освобождали города и сёла. А у немцев после Курской дуги ни одной удачной наступательной операции не было, пятились к фатерланду. Уже и возможные союзники Германии, такие как Турция, не решились вступить в войну, а Италия, Румыния искали возможности сепаратного выхода из войны. Уже и предатели всех мастей из всех воюющих стран искали возможность сбежать в нейтральные страны, почувствовали – запахло жареным, испугались грядущего возмездия.
После артподготовки и авианалёта в бой пошли танки и пехота, обнаружили слабый участок в обороне, взломали и вперёд! Немцы, вояки упорные, в сорок четвёртом стали бояться окружений, как наши в сорок первом. Да и кому не страшно, когда бой не только впереди, но и на флангах, в тылу. Танки и пехота уже вперёд ушли, где на квартал, где на два, когда в бой двинули разведчиков. Их дело – собрать документы из землянок, наблюдательных пунктов, боевой техники. Для минской группировки немцев, утраченные документы уже ничего не решают, но в бумагах могли быть упоминания о планах. А ещё разведчики высматривали новую технику. В случае обнаружения таковой её следовало доставить в штаб дивизии. А ещё сбор и конвоирование пленных. Когда прошла пехота, уцелевших немцев собрали и под конвоем отправили в наш тыл. Но всегда были те, кто прятался в подвалах, землянках. Вот их, а ещё пособников, если таковые обнаружатся, следовало задержать и доставить в лагерь для военнопленных. А там уже с ними будут разбираться органы НКВД, СМЕРШа. Кого сразу в расход определят, как эсэсманов, других в лагеря для военнопленных. Особое внимание к полицаям, старостам. Из окружения им не выбраться, воевали в одних окопах с немцами, понимали – им пощады не будет. Случалось – ловили, передавали в СМЕРШ, дело шло быстро, два-три дня, трибунал и казнь через повешение, всегда считавшаяся позорной, причём в присутствии народа. Пусть видят люди, как карается предательство.
Разведчики уже научены горьким опытом. Не распахивали двери блиндажей или землянок. Были случаи и не один, когда немецкие сапёры устанавливали растяжки, рванёшь на себя дверь, и следует взрыв. Или раненые, которых в спешке бросили свои, держали в руках оружие. Воин распахивает дверь, не видно, кто и что делает в темноте землянки. А из глубины блиндажа очередь. Сколько парней хороших погибло. Потом стали хитрить. Привязывали к ручке верёвку и тянули за неё. Если следовал взрыв, никого не задевал. А ежели стреляли, то в ответ бросали в землянку гранату. Всяко лучше потратить гранату, чем получить пулю в грудь или брюхо. Тем более гранаты зачастую подбирали трофейные, в окопах и траншеях. В закрытых помещениях даже слабые немецкие «колотушки» производили нужный эффект. Вот и сейчас ефрейтор Копейкин к закрытой двери ДОТа верёвку привязал, за угол траншеи забежал, дёрнул за верёвку, и ничего не произошло. Забежал ефрейтор в ДОТ, через минуту выскочил.
– Два мертвяка.
– И больше ничего?
– Пулемёт и ящик деревянный.
– Вытаскивай.
Пулемёт сдадут трофейной команде, те учитывают, потом сведения в штаб полка подают, те – в штаб дивизии. И вот уже во фронтовой газете «Крепи РККА» заметка.
«В ожесточённых боях Н-ская дивизия у села Неклюдово уничтожила больше трёхсот гитлеровцев и взяла трофеи – пушку 105-мм и четыре пулемёта, а также…»
Из трофеев полков и дивизий складывались трофеи армии, фронта, и об этом торжественно сообщалось Левитаном в сводках Совинформбюро.
Пулемёт оказался ручным МГ-34, интереса не представлял. Был бы МГ-42, Илья оставил бы его в разведвзводе, уж больно хорош. Копейкин вытащил из ДОТа ящик. Илья приподнял – тяжёлый, на патронный не похож. Отщёлкнул оба замка, вставил лезвие финки в щель, провёл лезвием. Если бы взрывчатка была и проволочка к взрывателю шла, лезвие звякнуло или упёрлось. Откинул крышку. Ба! Четыре фаустпатрона на войлочных лежаках. Только-только пошли в вермахт. Новые – панцерфауст-60 как замена панцерфауст-30. Цифра указывала на эффективную дальность стрельбы. В 1945 году появились даже стреляющие на 150 метров. Одноразовый гранатомёт был дешёв в изготовлении, очень эффективен против бронетехники, лёгок при переноске и любого солдата можно было научить им пользоваться за три – пять минут инструктажа. Принцип действия, как у динамореактивных пушек Курчевского. Но его конструктора расстреляли после того, как репрессировали Тухачевского. Маршал радел за эти пушки, конструктор поплатился жизнью за близкое знакомство с маршалом. Если панцерфауст-30 прожигал 140 мм брони, то панцерфауст-60 уже 200 мм. Против него не мог устоять ни КВ, ни ИС.
На трубе фаустпатрона надпись по-немецки «Внимание! Реактивная струя!». Позади фаустника стоять было нельзя ближе 10 метров. На дистанции 3 метра и ближе струя убивала, дальше 4–5 метров сильно обжигала, приводя к потере зрения. С начала производства их в августе 1943 года и до конца войны произвели разных модификаций панцерфауста 8 млн 254 тысячи триста штук, и подавляющая их часть была поставлена на Восточный фронт. Против лавины Т-34 у немцев только зенитные 88-мм пушки и танки Т-VI «Тигр». Мощный танк, но выпущено их было 1354 штуки, ибо стоил он баснословных денег – 800 тысяч марок, а советский Т-34 140 тыс. рублей.
– Копейкин, бери ящик на загорбок и за мной.
Ефрейтор матерился сквозь зубы. Дёрнуло же его заметить этот ящик! Илья не собирался отдавать фаустпатроны трофейщикам, находка ценная, можно было у пехотинцев выменять на что-либо стоящее или самим использовать с толком.
Передвигались перебежками. Хоть впереди наша пехота, но сплошной линии фронта не было. Наши уже какой-то квартал заняли, а соседний под немцами и оттуда стреляют. Не все наши подразделения продвигались равномерно. На участках, где немцы упорствовали, имели мощные инженерные сооружения, там наступление останавливалось. Но такие участки обходили с флангов, накрывали миномётами и артиллерией. Да и немец уже не тот пошёл, что был в сорок первом. В начале войны немцы наглые были, уверенные в своей победе, ведь уже всю Европу под себя подмяли и с малыми потерями, разве устоит СССР? Колосс на глиняных ногах, как высказался Гитлер. А фюреру верили, за несколько лет он вывел страну из застоя, возродил промышленность и армию. Насколько помнил Илья, в сорок первом солдаты вермахта откормленные были, крепкие. Ныне щуплые, много очкариков, и моральный дух не тот. Да откуда ему быть, если вермахт терпит неудачу за неудачей, а из дома на фронт письма приходят печальные. Немецкие города бомбит английская и американская авиация, многие города в руинах и потери среди гражданского населения ужасающие.
В разбитом бронетранспортёре рядом с убитым офицером разведчики нашли портфель, набитый документами. Немец из «СС», хотя в Минском котле «СС» нет. Один из разведчиков их взвода подошёл к Илье.
– Товарищ старшина, портфель с документами при мёртвом офицере.
– Порядка не знаешь? Неси в штаб.
Разведчики уже нагружены документами – в сидорах, папки бумажные в руках, теперь ещё портфель. Разведчики ушли. Илья с Копейкиным подошёл к полуразрушенному кирпичному трёхэтажному дому на углу улиц. Послышался рёв мотора, лязганье гусениц, к перекрёстку выполз Т-III, за ним колёсный бронетранспортёр. Немцы пытались нащупать уязвимый участок и вырваться из окружения. Разведчики при приближении бронетехники успели забежать на первый этаж дома. Жизнь научила быть осторожным. Смерть на войне может настигнуть любого, погибнуть можно даже в землянке от случайной мины. Но чаще всего человек сам совершает ошибки, за что расплачивается дорогой ценой.
