– Бойцы, давайте по очереди. Наблюдение, предположения.

Бинокль в группе был один, наблюдали через оптику по очереди, но кое-что нарыли. Штаб в красном одноэтажном здании, похоже, раньше там был сельсовет или правление колхоза. К зданию подъезжали мотоциклисты, иногда легковые машины. У входа стоял часовой и развевался флаг со свастикой. Офицеры стали разъезжаться и расходиться.

– Старшой, офицерик с портфелем в машину садится!

Битков протянул бинокль Илье. Да, от здания отъехала легковушка, но из села не выехала. За избами видно не было, где она остановилась. Пожалуй, ночью стоит аккуратно пройтись по селу. Где машина, там на постое офицер будет. А уж как взять-повязать, после продумать можно, сейчас для плана деталей нет. Как стемнело, Илья скомандовал:

– Выходим, идём задами, тихаримся.

Задами – это по огородам, заднему двору домовладений. Собак опасаться не стоит, немцы их стреляли, как только в населённый пункт входили. Подобрались к крайнему дому, перемахнули через низкий забор. Илья сам подобрался к избе. Низкая, старая, с покосившимся крыльцом, можно сказать, избушка на курьих ножках: штабной офицер в такой жить не будет. Снова через забор перелезли, уже на соседний двор. И здесь неудача. Илья прикинул: если группа в сборе будет осматривать все избы, до утра не успеют. Прошептал:

– Битков, Яковлев, ваша та сторона улицы. Мы с Кузовлевым осматриваем эту. Встретимся в конце улицы. Если увидите машину, дайте сигнал. Ну, скажем, ухните филином дважды.

– Старшой, какой филин в селе? Он в лесу живёт, – негодующе прошептал в ответ Битков.

– А ты хотел прокукарекать или соловьём залиться? Выполнять!

Тоже мне орнитологи нашлись. Через полчаса в самом деле уханье филина послышалось.

– Кузовлев, ты слышал?

– Ага, филином гукали.

– По очереди на ту сторону перебегаем. Ты первый, пошёл.

Ефрейтор осмотрелся, метнулся к избам на другой стороне улицы и пропал в темноте. Немного подождав, его путь повторил Илья. В кустах у забора его встретил Яковлев:

– Туточки, в двадцати шагах, машина, у крыльца часовой стоит.

Часовой – это плохо. Часового по-любому надо снять. Но не всегда это получается тихо. Он может упасть, громыхнуть оружием, офицер насторожится. Устраивать перестрелку в селе – чистое безумие. Если удастся уйти, немцы по их следу пустят погоню, собаки след возьмут, постреляют из бронетранспортёра – и все дела. Но и других вариантов нет. В избе штабной офицер – добыча желанная, надо его перехитрить, но взять.

– Кузовлев, сможешь снять часового? Только без звука.

– Не ручаюсь, старшой, но постараюсь.

– Действуй.

Кузовлев через забор перемахнул, причём ни одна доска не скрипнула, не треснула. Четверть часа прошло. Полчаса. Илья уже беспокоиться стал, как тихо отворилась калитка, появился ефрейтор:

– Готов часовой, подбираться долго пришлось.

Теперь надо как-то выманить офицера из избы или сделать так, чтобы он дверь открыл. Илья, а за ним и Кузовлев подобрались к крыльцу. В комнате офицера горел свет – керосиновая лампа висела над столом. Через окно видно было. Офицер в шёлковой рубашке сидел за столом, изучал бумаги, китель висел на спинке стула. Илья пригляделся. Оберст, полковник по-нашему. Если бы стояла задача убить, бабахнул бы через окно. А сейчас надо захватить тихо и при этом не помять сильно, чтобы можно было допросить. Была у Ильи мыслишка, прошептал Кузовлеву:

– Я сейчас в дверь постучу. Как фриц откроет, бей! Только не наповал.

– Понял.

Ефрейтор на крыльцо взошёл, встал за притолокой. Словарный запас на немецком у Ильи скуден, а выбирать не из чего. Постучал в дверь деликатно. Послышались шаги, немец что-то спросил.

– Хер оберст, битте! (Господин полковник, пожалуйста!)

Полковник что-то спросил. Илья, не зная сути вопроса, ответил бодро:

– Я, я!

Щёлкнул засов, дверь приотворилась. Кузовлев тут же ударил в дверь ногой, полковника сбило с ног, он упал, на него коршуном свалился ефрейтор, послышались звуки ударов.

– Эй, Кузов, ты его не пришиб?

– Дышит!

Офицеру тут же связали руки, заткнули рот тряпкой.

– Наденьте на него китель, а то исподним в темноте светиться будет, – приказал Илья.

А сам к столу. На нём бумаги со штампом «Секретно». Сгрёб всё, уложил в портфель, который стоял у стола. Пленного уже разведчики выволокли из избы, надев китель. Илья сбежал по ступенькам. Теперь надо делать ноги. В голове мелькнула мысль – часть обратного пути проделать на машине. Илья обыскал убитого часового, в одном из карманов обнаружил связку ключей, в том числе автомобильный.

– Парни, садитесь в машину. «Сидор» в багажник. Пленного – на заднее сиденье. Между собой.

Удивились разведчики, но смолчали – раз старшина говорит, значит, знает. Кузовлев на пассажирское сиденье уселся, Илья на водительское, двигатель завёл, прогрел немного, развернулся на сельской улице. На заднем сиденье троим тесновато, всё же «Опель Капитан» не «Мерседес», но ехать недолго, потерпят. Илья ехал небыстро – так меньше внимания привлекает машина. Выбравшись из села, нажал на газ. Трясло сильно, всё же не приспособлены немецкие машины под русские сельские дороги. Десяток километров проскочили быстро. Илья с дороги свернул, загнал машину подальше под деревья, чтобы при дневном свете с дороги её видно не было. На машине чем хорошо, ни одна собака след не возьмёт. Пожалел, что ошибку впопыхах допустил. Надо было убитого часового в багажник засунуть. Придут полковника искать, а его и часового, он же водитель, – нет. Мало ли, по делам уехали. А тело часового с ножевым ранением сразу укажет – без русской разведки не обошлось, и выбираться они будут только в одном направлении. Илья посмотрел на часы. До восхода солнца ещё два с половиной часа, шанс перейти к своим есть. Если полковника утром хватятся, на подходах к передовой немцы поставят патрули, задействуют ГФП, перейти будет сложнее.

– Забираем «сидоры» и уходим. Битков, Яковлев, отвечаете за немца.

Все бумаги из портфеля Илья в свой «сидор» перегрузил. Портфель бросать жалко, он из добротной кожи, но нести его надо за ручку, ползти потом неудобно. А «сидор» движения не сковывает, и руки свободны. Кузовлев вздохнул тяжело.

– Ты чего?

– Из такой бы кожи, что на портфеле, сапоги справить. Шик, блеск, красота, все девки твои!

– Кончится война – сошьёшь.

– Если доживу, – буркнул ефрейтор.

Это да, на войне загадывать вперёд даже на несколько минут нельзя. Ударит рядом шальная мина – и всё, конец всем планам, потому жили одним днём.

– Кузовлев, ты впереди, дозорным.

Ефрейтор впереди пошёл. У Ильи документы, у Биткова и Яковлева немец. Если нарвутся на немцев, да со стрельбой, что крайне нежелательно, Кузовлев будет не самой тяжёлой потерей. Сам ефрейтор, как и другие разведчики, это понимал. От прежнего пути, каким в тыл шли, отклонились влево. Уж очень тылы были насыщены войсками. Вдруг повезёт и на другом маршруте их будет меньше? Наткнулись на батарею тяжёлых миномётов, стало быть, до передовой километр-полтора. Осторожничали – не каждый раз в поиске удавалось брать в плен оберста, да ещё с секретными бумагами. Уже и свои рядом, какой-то километр, а поди доберись. Выручало, что ночь безлунная, небо облаками затянуто, воздух влажный. Видимо, недалеко дожди идут. Для разведчика дождь, да и вообще плохая погода, – это то, что нужно. И чем хуже погода, тем лучше. У противника часовые стараются сухое место найти, где не так льёт, слышимость хуже из-за шума дождя, и следов не остаётся, их почти сразу смывает. А то, что сам до последней нитки вымок, так это не беда, не сахарный, не растает. Что занятно, во время войны условия были тяжёлыми. Пехоте иной раз днями и неделями приходилось по колено в холодной воде стоять, особенно по весне, в распутицу. Сапёрам при наведении переправ по грудь в воде без всяких прорезиненных костюмов, разведчикам и снайперам в снегу лежать часами приходилось, а болели редко. Были чирьи на коже, изредка обморожения, а про грипп или бронхит на войне не слышали.