Разносчики пищи принесли обед в термосах. По объёму – на полную роту, да многих уже нет. Поэтому предлагали добавку. Илья двойную порцию каши съел, четыре куска хлеба. Кто знает, когда ещё доведётся горячей пищи поесть? Впрочем, загодя всё равно не наешься.

До конца дня немцы попыток атаковать не предпринимали, зализывали раны. В наступлении плановые потери один к трём. На одного обороняющегося трое наступающих. А сейчас немцы понесли потери значительно большие. Чтобы вновь атаковать, надо подтянуть резервы, на что необходимо время.

К Илье Манков подошёл:

– Жив?

– Как видишь.

– Из нашей группы, что с Кольцовым выходила, только мы двое остались.

– И Рахим?

– Тоже там.

Александр махнул в сторону поля, где ещё чадили дымом подбитые танки.

– Меня нож выручил, а автомат сломался, – посетовал Илья.

– Я с немца сапёрную лопату снял, – похвастался Манков. – Напильник бы где-то раздобыть да наточить её.

– Как стемнеет, сходи в тыл, в полевые мастерские или у шоферов спроси.

Манков уселся в стрелковой ячейке на корточки.

– Как думаешь, Сафронов, возьмут немцы Москву?

– Ни в жизнь. И не вздумай политрука спросить.

– Ой, напугал! Дальше фронта не пошлют, так я уже здесь. Выпить бы.

– Вечером принесут. Потери большие, глядишь – двойную норму получишь.

– Наших помянуть надо. Я с Рахимом не один котелок каши съел.

– Он же мусульманин.

– А какая разница? Сало же ел.

– Голод не тётка.

Как смеркаться начало, по траншее прошёлся комбат Яковлев.

– Разведчики есть?

– Старший сержант Сафронов, – встал Илья.

– Надо взять языка. Собирайте группу по своему усмотрению.

Александр, стоявший рядом, округлил глаза. Илья и сам понимал всю сложность – немцы в наступлении, оборудованных позиций нет, проникнуть к ним проще. Но и сложностей много. Военнослужащие на ночлег будут располагаться вместе, попробуй – возьми одного, да ещё если он крикнуть успеет либо шумнёт как-то.

Германцы разведчиков в плен не брали, захватив, подвергали пыткам и убивали. Впрочем, наши войска сдавшихся или захваченных эсэсманов тоже расстреливали сразу. СС – военизированная, наиболее оголтелая часть нацистской партии, фанатики, вступившие добровольно, в отличие от вермахта, куда призывали.

Когда капитан ушёл, Манков спросил:

– Ты чего вызвался?

– Мы с тобой на фланге батальона.

– И что из этого следует?

– А то, что комбат уже по всем траншеям прошёл, а желающих нет. Мог бы и приказать, но боец без опыта сгинет попусту. А у нас с тобой опыт. Так ты идёшь?

– При одном условии.

– Каком? – удивился Илья.

– Если вернёмся благополучно, впредь меня в наряды только на кухню посылать.

– Тьфу ты!

Собираться не пришлось – всё при них почти, оружие трофейное. А впереди – полная неизвестность. Где немцы? В позиционной войне проще. Вот нейтралка, на другой стороне немецкие траншеи. Командиры рот знают, где у немцев пулемётные точки, есть ли минные поля. Манков перекрестился, чего не делал раньше.

– Ты разве верующий?

Манков с ответом помедлил.

– Перед штыковой атакой перекрестился я, Господу, если он только есть, посулил. Ежели его стараниями жив останусь, веру приму, в храм ходить буду. Смеяться будешь?

– Зачем же?

В войну, когда туго приходилось, когда жизнь на кону, начинали верить заядлые атеисты – в Бога, приметы.

Выбрались из траншеи, в полный рост направились в сторону немцев. Минных полей не было, утром немцы наступали, а во второй половине дня Илья сапёров на нейтралке не видел. В темноте пройденную дистанцию определить сложно, но по ощущениям: метров триста пятьдесят – четыреста прошли.

– Постоим, послушаем.

Оказалось – не зря. Слева едва уловил звук губной гармошки. Вот чего Илья не понимал, так почему у каждого второго-третьего немца губные гармошки? Вроде не такая музыкальная нация, как итальянцы или греки.

Свернули влево, потом поползли. Из темноты показались избы. Да, любят немцы комфорт. Какая-то часть расквартировалась в деревне. Вы-звать бы на деревню артиллерийский огонь, да рации нет. Да и была бы, пушек почти нет, а которые после боя остались – противотанковые, не способны стрелять по площадям. Чем противотанковая пушка от полевой отличается? Высокой скоростью малокалиберного снаряда для пробития брони. Фугасный или осколочный эффект снаряда невелик.

У избы прохаживался часовой. Взять его можно, но много ли толку с рядового? Задами, за огородами, где проползли, где перебежали на другой конец деревни. Здесь укрытые под деревьями с пожухлой листвой стояли танки. Один, два, три… с десяток будет. Подобрались поближе. Лучше взять «языком» танкиста, чем пехотинца. Ждали около часа, благо – время позволяло. По-осеннему темнело рано, светало поздно. Звякнуло железо, от танков отделилась фигура, направилась к избе, ближайшая из которых в полусотне метров. Луны нет, темнота полная. У Ильи в голове план возник.

– Я пойду немцу навстречу. Как шумну, не медли, иди на помощь.

Илья встал в полный рост, не скрываясь, направился в сторону танкиста. Даже попробовал фальшиво насвистывать «Лили Марлен», её часто напевали солдаты. Илья рассчитывал, что немец примет его за своего. А когда сблизятся, Илья его вырубит. Так и вышло. Несколько шагов до немца оставалось, он не заподозрил, что навстречу русский идёт.

– Вилли? – спросил немец.

– Я, я, – ответил Илья. Он и знал-то всего несколько слов.

Немец рядом, Илья резко ударил его кулаком под дых. Немец, не ожидавший нападения, закрыться не успел, согнулся от боли, стал воздух хватать открытым ртом. А Илья ему кулаками в замке по шее сзади. Немец упал, рядом движение – Манков.

– Руки ему вяжи и кляп.

А не взяли с собой ни верёвки, ни кляпа. Что можно прихватить из пехотной траншеи? Манков поясной ремень на немце расстегнул, стянул им сзади руки танкисту, а в рот затолкал пилотку.

– Бери под локти, потащили.

Задами, где часовых не было, убрались от деревни. Сначала осторожничали, а как подальше отошли, быстрым шагом, почти бегом. Илья думал, промахнутся с возвращением, а получилось выйти на позиции своего батальона. Причём даже часовой не окликнул. Плохо, так и немецкая разведка нашего бойца взять языком может. Да только немцы, уповая на данные авиаразведки и агентуры, поисков на данном участке не предпринимали.

Капитан Яковлев не спал, ожидал возвращения. Увидев разведчиков, обрадовался.

– Взяли?

– Танкист.

– Да он хоть живой?

– Очухается, водичкой на него плеснуть желательно.

Комбат плеснул из кружки в лицо пленному водой. Немец сразу вздрогнул, голову поднял.

– О! Майн готт!

Ага, понял, что в плену.

– Парни, по-немецки кто-нибудь понимает?

Ни Манков, ни Илья в переводчики не годились.

– Ладно. Благодарю за службу, отдыхайте.

– Есть.

Комбат, пленный в сопровождении двоих бойцов отправились в штаб полка. Там была женщина-переводчица. Пленный на допросе показал, что у Рогачёва сосредоточены двадцать танков и батальон пехоты, а наступление должно быть утром, после артподготовки. Сведения интересные, их передали в штаб дивизии. Однако существенной поддержки полк получить не успел. К утру к передовым позициям доставили две пушки-сорокапятки, которые к рассвету едва успели замаскировать.

Утром рано заявился политрук, коротко сообщил собравшимся красноармейцам о положении на фронтах. И услышанное не порадовало. Вчера пала Калуга, и немцы продолжали наступать. Политрук пытался воодушевить бойцов, но каждый понимал ситуация складывается более чем скверная.

Принесли завтрак, бойцы за еду принялись. Не успели котелки ополоснуть в близлежащем ручье, как немцы открыли артиллерийский огонь. Сначала снаряды падали на передовой, затем огонь перенесли на вторую линию траншей, где бойцов было мало, на тылы полка. Судя по разрывам, били 105-мм полевые гаубицы, самые распространённые в немецкой артиллерии.