– Дней пять назад приходил на хазу. Несколько минут всего был, с паханом общался в соседней комнате. А как ушел, пахан стакан водки выпил, сказал – страшный человек.
– Каков он из себя?
Трегубов описал довольно точно. Из особых примет две золотые коронки на верхних передних зубах и надорвана мочка левого уха. Такого человека Андрей на фото в картотеке не видел, как и не читал особой приметы. Рваная мочка – редкая особенность у мужчины. А у женщин встречается, когда грабитель вырывает золотые сережки.
Андрей допрашивал долго – подробности, детали грабежа, кто наводчик, кому сбывали. Феклистов не выдержал, постучал в дверь палаты.
– Я закончил. Пару минут, и освобожусь.
– Устал я, – откинулся на подушку бандит.
Лицо в самом деле бледновато от кровопотери.
– Ладно, живи! В СИЗО я тебя конвоировать не буду. Но больше не попадайся, а лучше завязывай с криминалом.
– Так я же больше ничего не умею, начальник. Нет профессии. А еще западло вору работать. От работы лошади дохнут.
– Они от старости. А ты сегодня по лезвию ножа прошел. Мог бы, как твой подельник в посадке, с дыркой в башке лежать. Считай – повезло, второй раз сегодня родился. Я ведь тебя за сопротивление застрелить хотел.
– Я понял. Глаза у тебя были… – раненый подбирал слово… – беспощадные! А чего не убил?
– Труп допрашивать? Так он молчать будет.
Андрей вышел из палаты. Феклистов недовольно спросил:
– Ты чего так долго? Знакомый?
– В первый раз в посадке увидел.
И Андрей протянул Николаю протокол допросов. Николай сел на стул, быстро пробежал глазами.
– Ничего себе! Как это ты его разговорил?
– Пообещал дострелить, коли петь не будет.
– Да если начальство узнает, тебя из органов попрут.
– Нам же результат нужен. Я его получил, стрелять не собирался, а слова к делу не пришьешь.
– Ты все же поаккуратнее.
Поехали в отдел, там Феклистов уже медленно, внимательно изучил протоколы допросов, сделал себе пометы в блокноте. Зазвонил телефон. Николай Иванович посмотрел на часы.
– Десять часов вечера. Неужели дежурный?
Если дежурный, значит, происшествие, надо выезжать. Начальник угро снял трубку.
– Феклистов у аппарата.
Андрей разговор не слышал. Николай Иванович односложно отвечал:
– Да, да, помню. Если я сейчас подъеду, не поздно? До встречи.
Феклистов убрал документы в сейф.
– Едем к соседям. Там по Болотникову кое-что нашли.
На этот раз гэбэшник был в форме, а не в штатском.
– Здравствуй, Владимир Васильевич! – поприветствовал офицера Феклистов.
– Здоровались уже, садитесь.
Оба оперативника сели.
– Болотников ваш по нашему ведомству проходит. Можно уже сказать – проходил, в розыске был. В сорок третьем и сорок четвертом служил немцам, полицаем в карательном батальоне. В Белоруссии партизан расстреливал, мирных жителей, в Польше наследил. Потом следы его теряются.
– Скорее всего, ранен был, немецкий хирург его оперировал.
– Мы тоже склоняемся к такому мнению. В его розыскном деле даже фото его есть, где он в немецкой форме. Можете посмотреть.
Лейтенант МГБ положил на стол фото. Оба оперативника склонились. На снимке трое мужчин в немецкой форме. В центре – точно Болотников, оперы его сразу опознали. Андрей и других поглядел. Полицай справа от Болотникова немного голову к центру повернул во время съемки. Снимали на немецкую «Лейку», оптика на фотоаппарате хорошая, детали четкие. Так вот, мочка уха у полицая разорвана. Вот только зубов не видно, губы сомкнуты. Час-полтора назад о такой особой примете раненый бандит говорил.
– А это кто? – ткнул пальцем Андрей в полицая.
– Некий Гурин Григорий Никифорович, тот еще зверь. Младенцев убивал. Раскрутит за ноги и головой о стену или столб. Тоже в розыске. А почему вы интересуетесь?
– Примета интересная – рваная мочка левого уха. Мне о такой подследственный недавно говорил.
Лейтенант насторожился, как охотничья собака стойку сделал, взялся за блокнот.
– Кто, где и когда говорил?
– Он ранен, при задержании сопротивление оказал. Сейчас в городской больнице, фамилия его Трегубов.
– А левого не узнаете?
– В жизни не встречал, на фото не видел.
– Получается – обоюдополезная встреча вышла? – подвел итог Феклистов. – Время позднее, отдыхайте.
Когда вышли из райотдела МГБ, Феклистов укорил Андрея:
– На кой черт ты о Трегубове гэбэшнику сказал? Мог бы дня через три-четыре.
– Да в чем проблема?
– Он его может в свою больницу, гэбэшную, перевести, тогда нам Трегубова не видать.
– Трегубов – бандит, грабитель, но не он же в полиции служил.
– Трегубова трясти будут, как грушу. И быстро не выпустят.
По причине позднего времени разошлись на отдых. У Андрея в желудке сосало от голода. Как позавтракал он утром, так и не ел больше.
Лечь спать не евши? Нет, вроде говорят, что перед сном есть вредно, но еще неизвестно – что лучше, голодному заснуть тяжело.
Андрей направился на вокзал. Он был открыт круглые сутки, и при нем буфет. Пассажиры с проходящих поездов иной раз заскакивали купить бутерброд, местные заходили попить пива, особенно те, кто вечером работу заканчивал. К удивлению Андрея, почти все столики оказались заняты. Ели, пили пиво, украдкой под столом доливая в кружки водочку, чтобы буфетчица не видела. Как же без «ерша»? Пиво без водки – деньги на ветер.
Андрей взял пару бутербродов с одесской колбасой, стакан горячего чая. Поискал свободное место, присел. Пассажиров с проходящих поездов не было. Москва рядом, уезжающие из столицы затаривались едой на площади трех вокзалов. Местные расслаблялись, работяги с суконной фабрики. Большинство работающих там – женщины, но и мужчин хватает. Наладчики оборудования, шофера, снабженцы. Андрей откусил большой кусок бутерброда, отхлебнул из стакана. Чай горячий, сладкий, и заварка хорошая, не спитая. Чем по ночам баловались буфетчицы.
Пока жевал, профессионально «мазнул» по лицам. Нет ли тех, кто в розыске? В дежурке висели фото, место жительства и описание преступления. Иногда вывешивали фоторобот, но по нему опознать сложно, деталей нет, а под описание – рост 170–175, лицо овальное, волосы русые, одет в черные брюки и синюю рубашку, – подходил каждый второй мужчина.
Никого, заинтересовавшего Андрея, не было. Он занялся едой. Сейчас доест по-быстрому и в общежитие – спать! В желудке приятное тепло появилось, не хотелось вставать. Диктор объявил, что до отхода электропоезда на Москву остается десять минут.
Не хочется вставать, здесь бы, на стуле, и уснул. Андрей поднялся. До общежития два квартала, он их за десять минут пройдет. У выхода из вокзала на перрон назревал какой-то скандал. Пацаненок лет двенадцати вцепился в рукав полупальто мужчины, канючил:
– Дяденька, отдай билет, я его покупал.
Дядька дергал рукой, пытаясь освободиться. Из боковой двери вышел милиционер, направился к пареньку и мужчине.
«Пусть транспортная милиция занимается, их вотчина», – подумал Андрей.
Милиционер сказал:
– Почему шумим, граждане? Ваши документы, гражданин!
В послевоенные годы для выхода на перрон надо было иметь билет на поезд, а встречающим покупать билет для выхода к поездам. Стоил перронный билет недорого, тридцать копеек. Похоже – мужчина выхватил билет у подростка. Мужчина полез за отворот пальто за документами.
Андрей отвернулся, шагнул к выходу из вокзала, что на улицу вел. Проверка документов – рутинная процедура, сам не раз проверял.
И вдруг вскрик, истошный вопль женщины. Андрей резко обернулся. Мужчина рванулся в дверь, ведущую на перрон, а постовой лежал на полу, раскинув руки. Выстрела не было. Ударил мужчина постового? Неуж так сильно? Подбежал к распростертому постовому, а из-под него кровь.
Ножом ударил, в левый бок. Паренек рядом стоит, застыл от ужаса.
– «Скорую» вызывай срочно! – крикнул Андрей буфетчице.
Потом ворвался в боковую дверь, где находился линейный пункт транспортной милиции. Дежурный недовольно поднял голову. Кто, дескать, посмел так бесцеремонно ворваться?