Сколько же времени? Саша посмотрел на часы. Пятый час, скоро светать начнет. Надо искать укромное местечко и сидеть тихо, как мышь. Может, осмотреться удастся. А ночью выбираться отсюда. За ночь он сможет пройти километров пятнадцать. Быстрее не получится, поскольку войск полно.

На востоке уже начало сереть.

Найдя куст на дне оврага, Саша забрался в середину, залег. Сашу не покидала одна назойливая мысль. Почему ему так не везло среди своих? Или он сильно отличается воспитанием, отсутствием большевистского фанатизма? Может, еще чем-то, что он определить не может? В одиночку бороться с врагом получается, а с политруком повздорил, не сдержался. Или в душе его умер рабский страх перед Сталиным и его репрессивной командой?

Так и не найдя ответа, Саша решил вздремнуть.

Спал он вполуха, постоянно прислушиваясь к посторонним звукам. Проснувшись, посмотрел на часы. Ого, восемь часов проспал!

Выбравшись из кустов, он взобрался по склону овражка и осторожно выглянул. Немцев не было видно – впрочем, как и наших. Неужели основательно закопались? Или он в самом центре нейтральной полосы?

Увидев на краю оврага, метрах в двухстах от себя, дерево, Саша по дну оврага направился к нему. Осмотрелся – никого вокруг. Он взобрался почти на вершину дерева – с высоты видно дальше. Жаль – бинокля нет.

У леска, в полукилометре от оврага на запад, стояла немецкая минометная батарея. Нанести бы ее данные на карту да передать по рации нашим. Только ни карты, ни рации у него нет.

С востока доносилась редкая винтовочная стрельба. Отошли наши, что ли? Но сейчас Сашу больше интересовали немцы. Он метр за метром изучал местность к западу от оврага. Но кроме минометчиков – ничего, заслуживающего внимания.

Александр спустился вниз, в овраг, поскольку долго сидеть на дереве неудобно, и просидел в этом овраге до вечера. Очень хотелось есть, и особенно – пить. Ушибленная щека опухла, но зубы были на месте. Саднила и пульсировала шишка на затылке. Здорово его немец саданул, а главное – подкрался незаметно, слишком поздно Саша почувствовал за своей спиной его присутствие. Ну да ничего, впредь наука будет.

Саша осмотрел гимнастерку. Вся в крови, ворот оторван, две пуговицы с мясом выдраны. Учитывая его трехдневную щетину и опухшую щеку, видок у него еще тот, только детей пугать. Да, пожалуй, и не только их.

Едва дождавшись темноты, Саша выбрался из оврага и направился к минометной батарее. Немного не доходя ее, опустился на землю и пополз.

Так, вот и миномет, рядом с ним – несколько ящиков с минометными минами. К стрельбе завтрашней приготовились. Поодаль – палатки с минометчиками, и оттуда периодически голоса доносятся. Прошмыгнуть мимо или погром учинить? Вон они, немцы, на его земле как хозяева себя ведут: в карты играют, смеются наверняка вино пьют. А он, как червь земляной, мимо них, таясь, ползти должен? Не пойдет! Где у них часовой?

С полчаса Саша понаблюдал, пока увидел его. Немец не спеша прохаживался от палаток к минометам и обратно.

Саша стянул с плеча автомат и положил его на землю – сейчас он только мешать будет. Выждал момент, когда часовой подойдет к минометам и повернется к нему спиной.

Дистанцию в десяток метров он пробежал буквально на цыпочках. Однако, почувствовав за спиной неладное, часовой стал поворачиваться к нему лицом. Но рот открыть, чтобы тревогу поднять, не успел.

Саша ударил его ножом в сердце, подхватил падающее тело, осторожно опустил его на землю и бегом бросился назад, к миномету. Перебросив через плечо автомат, он подхватил ящик с минометными минами и подтащил его к палатке. Установив его с тыла – с противоположной от входа стороны, он откинул крышку и уложил на мины гранату, предварительно отвинтив на ручке фарфоровый колпачок и дернув за шнур. И, уже не таясь, бросился в лес. Он ломился через кусты, как лось, боясь одного – не выколоть бы глаза.

Немцы, даже если услышат топот его ног, ничего предпринять уже не успеют. Запал на немецкой гранате горит долго, секунды четыре-пять – в самый раз для таких случаев.

За спиной здорово грохнуло, и, озарив лес, взметнулось пламя.

Взрывной волной Сашу толкнуло на землю. От осколков уберегли деревья. От других палаток минометчиков, что стояли поодаль, неслись крики. То ли раненые кричали, то ли немцы понять не могли, что случилось.

Саша не стал ждать окончания страшного «спектакля», а бросился бежать в глубь леса, прикрывая лицо рукой. Пару раз он спотыкался о коряги и падал, но опять поднимался и бежал дальше. Вроде и невелик ущерб для батареи, а все-таки один из расчетов, скорее всего, погиб.

Немцы наверняка быстро обнаружат труп часового с ножевой раной, потому списать взрыв на неосторожность расчета при обращении с боеприпасами не получится. Явная диверсия русских! Грешить немцы будут на наших разведчиков, но искать если и станут, то в стороне от передовой. А кто в своем уме после диверсии будет уходить не к своим, а в немецкий тыл?

Саша перешел на шаг. Шел он быстро, стараясь держать ровное дыхание. Сначала не получалось, потом вошел в ритм. За ночь, по его прикидкам, отмахал километров пятнадцать, а то и двадцать. И где сейчас он находился, ему было непонятно. Знал только, что западнее Рогачева.

Когда темнота начал сереть, он наткнулся на ручеек. Напился вволю, натерпевшись жажды вчерашним днем в овраге, и улегся спать под елкой.

Лес жил своей ночной жизнью. Пробежал, пыхтя, ежик. Поскрипывали от легкого ветерка кроны деревьев, шумела листва. Дикие звери, если они и были в лесу, ушли, испуганные боями. Бояться окрест в лесу некого, потому Александр, устав от ночного перехода, уснул спокойно и быстро.

Проснулся около полудня, выпил еще воды. Теперь бы еще поесть – хоть кусок хлеба. Но, увы!

Саша двинулся дальше, только уже осторожно – лес поредел. Увидев грунтовую дорогу, Саша из-за деревьев осмотрелся. По дороге явно ездили, и ездили немцы, потому как на грунтовке отпечатались следы от гусениц и покрышек автомашин. Наблюдательный Саша видел протекторы шин наших полуторок и трехтонок «ЗиС-5» – они были другими. Причем следы были относительно свежими, не более чем суточной давности. Их не успело занести пылью, сгладить ветерком. Нужно удвоить осторожность – немцы могут быть совсем рядом.

Саша пошел вдоль дороги, не выходя из леса. Все-таки дорога должна привести его к какому-нибудь населенному пункту – селу или городу. Не блуждать же ему по лесу до бесконечности!

Через час бодрого хода послышался рев моторов. Предосторожности ради Саша залег под ветками ближайших к дороге деревьев.

По дороге сначала проехали мотоциклисты, потом пошли колонной грузовики с солдатами. За ними, с промежутком минут десять, потянулась техника – тягачи с пушками на прицепе, бронетранспортеры, несколько танков. «К Рогачеву идут – своим на помощь силы собирают, сволочи!» – зло подумал Саша.

Гул моторов стих вдали. Саша поднялся, отряхнулся от налипших на одежду прошлогодних иголок – лежал как раз под елью, и вышел на обочину дороги.

Остро пахло отработанным бензином. Далеко, едва-едва слышно, раздался собачий лай. Сашу как током пронзило. Какие в лесу могут быть собаки? Немцы по следу идут! Не понравились им убитый часовой и взрыв, вот и пустили по следу собак. Конечно, враг в ближайшем тылу – как заноза. Сильно не повредит, но беспокойство вызывает. И, похоже, он их очень разозлил.

Значит, так. От погони надо оторваться, а для этого – идти быстро. Немцы – они не железные, тоже отдыхать будут. Ему же главное – найти широкий ручеек или реку, а по ней – вверх или вниз, в зависимости от обстоятельств. Надо, чтобы собака след потеряла.

Саша не бежал, но шел быстро. Остановился, услышав металлический стук. Что бы это могло быть? Он пошел на источник странного звука, доносящегося из леса.

На дороге стоял немецкий танк PZ IV серии А, каких до войны немцы выпустили немало. Наряду с T-III он составлял костяк танковых войск вермахта. Массой девятнадцать тонн, он был вооружен 75-миллиметровой пушкой и двумя пулеметами. Ведь «пантер» было выпущено немцами всего 1354 штуки, T-VI «Тигр» всех модификаций – 1853 штуки, а T-IV, который стоял на дороге, – 8519 штук. Немцы считали его неплохим танком, пока не столкнулись в начале войны с советским Т-34. Длинноствольная 76-миллиметровая пушка Т-34 с большого расстояния пробивала 30-миллиметровую лобовую броню T-IV.