Наши войска смогли отбросить немцев на 100–250 км. На западном направлении, завершив освобождение Московской и Тульской областей, а также части районов Калининской и Смоленской областей. С советской стороны потери были огромными. Убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести мы потеряли 625 519 человек. Немцы, по их данным, имели безвозвратных потерь 457 074 человека. Мир увидел, что доселе непобедимая немецкая армия получила отпор, понесла ощутимые потери. Немцы полагали, что с падением Москвы Советский Союз капитулирует. Как бы не так. В Москве были заминированы все мосты, значимые здания, устроены баррикады, оборудованы огневые точки. Легко Москва бы не сдалась. По воспоминаниям Г.К. Жукова, СССР продолжал бы войну даже после падения Москвы, так что немцы заблуждались.
Хотя тревожно было. Еще 15 октября 1941 го-да ГКО принял решение об эвакуации. Вывозили предприятия и жителей. На следующий день в городе началась паника, стали грабить магазины и склады, граждан. У граждан рухнула вера в способность государства защитить их. По решению Ставки, 20 октября в Москве было объявлено осадное положение. Комендантский час, патрулирование улиц, расстрелы мародеров и грабителей на месте.
Андрей сам во фронтовой Москве не был, знал по истории, по словам очевидцев. Кое-кому из летчиков полка удалось побывать в городе, они его не узнали. Маскировка, заклеенные крест-на-крест бумагой окна, зенитки на улицах, на перекрестках противотанковые ежи и мешки с песком, патрули.
Его дело – летать. В дни наступления количество вылетов возросло. От усталости, пока самолеты заправляли топливом, заряжали боекомплект, летчики засыпали в кабинах.
Андрею удалось уговорить командира полка на авантюру. Куда садились транспортные «Юнкерсы», в полку знали. Андрей решил сделать вылазку. По примеру немцев, на «свободную охоту». Подловить «Юнкерсы» на подходе к аэродрому или расстрелять на аэродроме, пока их будут разгружать. Командир долго сопротивлялся.
– Ты видишь, что пилоты измотаны?
– Вылечу сам, с лейтенантом Сопегиным.
– По Уставу не положено.
Устав – это фактически закон, и в нем было сказано, что основной тактической единицей в ВВС РККА было звено из трех самолетов. Один ведущий и два ведомых. Немцы после Испании воевали звеном из двух пар. В паре маневры выполнять безопаснее, быстрее. Наши пилоты это тактическое построение сразу отметили. Но бюрократическая машина любого Наркомата действовала медленно. Официально только в ноябре 1942 года разрешили звено из двух пар, четырех самолетов. И только к концу 1943 года такое построение разрешили в штурмовой авиации. А до того наши летчики действовали порой на свой страх и риск, зачастую без ведома командиров. Конечно, они знали, но закрывали глаза, поскольку эффективность пары в бою выше, а потери меньше. А сейчас Андрей просил разрешения на немыслимые нарушения Устава! Вылет парой и «свободную охоту»! Попрание всех инструкций! Так делали только летчики Люфтваффе. Андрей же полагал, если кто-то делает лучше, почему не поучиться? Ради справедливости надо заметить, что был в ВВС Красной Армии единственный полк – 176-й гвардейский истребительный, который воевал в «свободной охоте», не привлекался к сопровождению бомбардировщиков, показывал высокую боевую эффективность.
Командиры полков упорствовали по нескольким причинам. Первая – если узнают в дивизии, будет нагоняй. Донести о нарушениях есть кому – контрразведчик, комиссар. Если комиссары иногда летали, принимали участие в боевых действиях, коли имели летную подготовку, то контрики только стучать горазды были. А вторая причина – штатная организация полка. Звено – 3 самолета, в эскадрилье 3 звена, 9 самолетов, да еще один для комэска. Штаты и оснащение изменили в середине 1943 года. В истребительном полку положено было 34 самолета. В трех эскадрильях по 10 самолетов и 4 самолета в управлении полка.
Все же уломал Андрей командира. Вылетели ближе к вечеру. До захода солнца еще два часа, темнеет по-зимнему рано. Поскольку наземный персонал и пилоты вставали рано, готовя технику к полетам, то и отдыхали раньше, чем танкисты, артиллеристы, представители других профессий. На войне у каждого своя специфика. Например, для разведчиков ночь – самая горячая для действий пора.
Над передовой прошли на бреющем. С одной стороны – заметны, с другой – никто не успеет открыть огонь, слишком велика угловая скорость. Перелетев, набрали высоту. С двух тысяч метров местность отлично видна. Месяц назад, когда сопровождал Андрей наши «пешки», видел аэродром у села Монастырщина. Аэродром по досягаемости на пределе. До него 40 минут лета и обратно столько же, на саму штурмовку двадцать минут, а лучше уложиться в десять, чтобы резерв небольшой по бензину иметь. Из новых типов истребителей у «Яков» запас по топливу самый маленький.
Например, на «Як-3» с целью облегчения укоротили крылья, сделали меньше объемом бензобак, его стало хватать на 650 км, да и то при крейсерской скорости. Для «свободной охоты» «Як-3» уже не годились, хотя из всех яковлевских самолетов этот по показателям приблизился к «Мессершмитту» ближе всего. «Мессер» тоже на месте не стоял. На фирме конструкторов работало больше, чем во всех авиационных КБ Советского Союза. Каждый год выходили новые, улучшенные модификации. Если в Испании Андрей встречался с «Дорой», то сейчас с «Фридрихом» и «Густавом». Кстати, улучшая самолет по мощности мотора, вооружению, ухудшались весовые характеристики. «Худой» набирал «жирка», становился тяжелее. А «Як» вес сбрасывал, на вираже опережал «Мессера». Все же до конца войны фронтовые летчики считали, что для уверенной победы над «худым» потребны два наших самолета, причем новых типов – «Як-7,9,3»; «Ла-5» модификаций «Ф» или «ФН». «Лавочкин» был не прост в пилотировании, неопытному летчику справиться с этой машиной труднее, чем с «Яком». К тому же «Лавочкин» был тяжелее. Наиболее подходящим для него противником был «FW-190».
Перед Монастырщиной снова до бреющего снизились, чтобы зенитчики не успели приготовиться. Выскочили немного правее аэродрома. Немцы такой наглости от русских не ожидали, обслуживали самолеты. Сняты капоты, техники копаются, даже маскировочных сетей нет. И вдруг резко по ушам рев моторов, пушечно-пулеметная пальба. Никто спрятаться не успел. Один истребитель сразу вспыхнул, другой задымил. Несколько секунд, и стоянку самолетов они проскочили. Крутая горка, разворот. Здесь разделились, что заранее было оговорено. Ведомый стал пикировать на зенитную батарею, открыв пулеметный огонь. Зенитчики открыть огонь не успели, кто уцелел, попрятались в укрытие. Андрей снова прошел над стоянкой, стреляя из всех стволов. Еще один разворот, мелькнул бензовоз внизу. Поймал в перекрестье прицела, всадил несколько снарядов. Бензовоз вспыхнул, а когда Андрей уже проскочил, обстреливая стоянку, взорвался. Над аэродромом пламя, облако дыма. Со стороны смотрится, как ядерный взрыв. Еще один разворот, к Андрею Сопегин присоединился. Андрей на гашетки нажал, один из пулеметов сделал несколько выстрелов и смолк. Большого удивления не было, так периодически случалось. Сам по себе «ШКАС» пулемет надежный, но гильзоотвод сделан непродуманно, гильзы часто застревали, не давая автоматике перезарядиться. На панели приборов ручки ручного перезаряжания передернул, а стоянку уже проскочили. Нажал на гашетки – нет выстрелов. Пора уходить. Вроде на штурмовку времени ушло немного, а стрелка бензиномера уже влево клонится. Еще бы, у двигателя объем 35 литров, бензин пьет, как слон на водопое.
Беспокойство было, а ну как встретятся «худые», а отбиваться нечем. То ли оружие подвело, то ли патроны кончились. Да вроде и не должны, не так много он стрелял. Долетели благополучно, приземлились, зарулили на стоянку. Для каждого самолета свой технический персонал. Только выбрался из кабины, окружили. Андрей к оружейнику подступился, сделав грозный вид:
– Пулеметы и пушка заклинили!
Обвинение серьезное, халатность, недосмотрел за оружием специалист. Узнает контрик, пришьет вредительство. У оружейника руки затряслись. Взял отвертку, залез на крыло, вскрыл лючки. Для пулеметов их два. А короба для патронов пустые. То же самое и с контейнером для снарядов пушки.
