Как показалось Андрею, извозчик остановил пролетку в чистом поле.

– Прибыли, ваш бродь!

– Ты куда меня привез, шельма? – возмутился Андрей.

– Так вон аэропланы стоят! – ткнул рукой в сторону извозчик.

Как бы в подтверждение из темноты раздался грозный оклик часового:

– Стой! Кто идет? Пароль?

Андрей рассчитался с извозчиком, направился к часовому.

– Поручик Киреев, прибыл по приказу для обучения.

– Стоять! – приказал часовой. – Сейчас вызову караульного начальника.

Часовой подал сигнал свистком. Через несколько минут появился разводящий, подошел к Андрею. Пришлось объясниться.

– Пройдемте, господин поручик, в караульное помещение. Придется немного подождать.

В караулке фельдфебель, бывший разводящим, проверил документы Андрея, подсветив керосиновой лампой.

– Скоро полеты, начальство появится.

Андрей достал из карманчика карманные часы, откинул крышку. Два часа ночи, какое начальство в такое время? Оказалось, фельдфебель не обнадеживал попусту. Уже в половине третьего на аэродроме послышались звуки – голоса, побрякивание железа, потом заревел один двигатель, другой. Их готовили к полетам. Полеты начинались в три часа утра, как только рассветало, и до 7 часов, продолжались с 17 часов и до 21 часа. Это была не прихоть, в это время обычно не бывает воздушных потоков, воздух неподвижен, то, что надо для курсантов, ведь первые аэропланы были не очень надежны, неважно управляемы и боялись дождя, снега, порывистого ветра. Еще бы, развороты делали блинчиком, без кренов. Переборщил со скоростью – и можно перевернуться. Учитывая, что пилоты не пристегивались, болтанка могла кончиться трагически.

В караулку зашел капитан. Фельдфебель вскочил, доложил о задержанном. У Андрея проверили документы.

– Поздравляю, господин поручик, с прибытием в школу воздухоплавания. Я провожу вас в штаб.

Удивительное дело, только в авиации в это время начальство ночью было на службе. Формировалось две группы. Пилотов и наблюдателей. Наблюдатели набирались из офицеров – артиллеристов и разведчиков, немного позже их назовут летнабами, летчиками-наблюдателями. В первом выпуске их было шестеро. Вторая группа – пилоты, числом десять человек. Часть теоретических дисциплин преподавали обеим группам сразу. В число их входили и метеорология, фотография, тактика применения аэропланов в военном деле, теория авиации, радиотелеграфия, материальная часть аэроплана, двигатели внутреннего сгорания, причем как автомобильные, так и авиационные.

На аэропланах тех лет могли стоять как автомобильные двигатели – рядные, с водяным охлаждением, так и авиационные – с охлаждением воздушным – и звездообразные по расположению цилиндров. Теоретические занятия серьезные. Кое-кто из офицеров отсеялся. До обучения полетам дошел только десяток. Для начала совершили полет с инструктором. Андрей сидел на деревянной лавке, держался руками за борта. Мотор взревел, аэроплан начал разбегаться. В лицо ударил ветер. Буквально через пятьдесят-семьдесят метров самолет оторвался от земли. Андрей удивлен был. Впрочем, все бипланы того времени не требовали длинной полосы для взлета или посадки. Небольшой круг над периметром аэродрома и посадка. Ощущения более чем странные. Рев двигателя, ветер в лицо, побалтывание аппарата над озером с южной стороны аэродрома. Но в целом восторг, понравилось. Совсем не так, как в салоне пассажирского самолета.

После первого полета офицеры стали делиться впечатлениями. Полагали, начнутся полеты с инструктором. Как бы не так. Следующим днем курсанты занимались рулежкой по аэродрому. Один из аэропланов не имел крыльев, дабы не взлететь случайно.

Курсант давал газ, аппарат набирал скорость. Рулем направления поворачивали. Для Андрея самым скверным было то, что аэроплан не имел тормозов. Диковато выглядело. Посадочная скорость километров семьдесят. От препятствия на взлетно-посадочной полосе можно только увернуться, да и то если скорость упала. Если скорость еще велика, можно перевернуться. Из бака бензин льется на раскаленные выхлопные трубы, и моментальная вспышка. Это сейчас аэродромы имеют бетонные полосы, ограждение. А тогда на поле могла запросто выйти корова или проехать селянин на подводе неспешно. Мало кто обращал внимание на запрещающие таблички. Для хлипкого аэроплана столкновение с коровой или лошадью кончалось катастрофой. Аппарат был сделан из деревянных реек, обтянутых перкалем, мягким материалом, для влагостойкости покрытым лаком. Если делать шпангоуты из железа, получится корпус тяжелый, летательный аппарат будет неповоротлив в воздухе, если еще сможет взлететь. Здесь прямая зависимость. Чем тяжелее аэроплан, тем мощнее мотор должен быть. А поскольку мощных авиационных еще не было в массовом производстве, ставили два-три-четыре мотора. И с надежностью моторов была просто беда. Моторесурс исчислялся часами. В полете мотор мог остановиться в любую минуту. Выручала маленькая посадочная скорость. Пилот высматривал любую поляну, луг, ровное поле и приземлялся. Впрочем, не всегда удачно.

Пока осваивали рулежку, всем курсантам выдали летную одежду. Специальной формы не было, ходили на занятия и летали в своей армейской. Однако наступала осень с понижением температуры. Лучшая одежда – кожаная, не продувает ее. Каждый получил шлем, краги на руки, кожаную куртку и такие же галифе и высокие ботинки, сейчас их называют берцы. Под куртку надевали свитер, и было вполне терпимо в открытой всем ветрам кабине.

Кстати, после революции чекисты на складах обнаружили летные кожаные костюмы, поставленные странами Антанты. Костюмы чекистам понравились, ибо отличали их от военнослужащих, а кроме того, в кожаных костюмах не водились вши, эти переносчики брюшного тифа, который после революции свирепствовал в России. За костюмы, сделанные из отличной свиной кожи, чекисты получили в народе прозвище «кожаные люди».

Чекистам понравилось все летное. Поскольку на аэропланах до поры до времени вооружения не было, летчиков вооружали Маузером С-96. Отличный пистолет с дальним и мощным боем, с деревянной кобурой, играющей роль приклада, как нельзя лучше подходил для пилотов, ибо пользоваться можно было пистолетом одной рукой, в отличие от винтовки. Маузер был значительно мощнее Нагана и, в отличие от револьвера, имевшего семь патронов в барабане, заряжался десятью или двадцатью патронами, в зависимости от модификации. Всем хорош пистолет, но дорог.

Антанта вместе с летными костюмами поставляла еще и Маузер. И чекисты присмотрели пистолет для себя, потом уже, после революции и Гражданской войны, заказывали в Германии этот пистолет с укороченным стволом и 20-зарядным магазином, получившим прозвище на Западе – Маузер-боло, большевистский Маузер.

Чтобы не возвращаться к вопросу одежды.

Величайшим одобрением 19.09.1914 года была утверждена форменная одежда для летного состава: фуражка черная с черным околышем и красным кантом, шинель черная, ботинки кожаные высокие, куртка и галифе кожаные, краги и шлем кожаные. А еще куртка суконная однобортная. Погоны серебряные с красным кантом. Слева на поясе кортик – нож, справа в кобуре пистолет. Пилоту положено жалование 300 руб. и 200 руб. летных.

Зарядили моросящие осенние дожди. Очень пригодилось кожаное обмундирование – не продувалось ветром, не промокало. Еще везло, что аэропланы взлетали и садились без проблем на травянистый покров летного поля.

В Севастополе 21 ноября 1910 года открылась вторая школа военных летчиков. Узнав об этом, офицеры позавидовали, в Крыму даже осенью тепло и сухо, в отличие от Гатчины, да и от всей губернии. Сказывалась близость Балтики.

Когда все курсанты освоили рулежку по аэродрому, начались полеты. Андрей полагал, что полеты начнутся с инструктором, он по ходу дела подскажет, подстрахует, подправит. Однако аэропланов с дублированным управлением не было. Инструктор Горшков буквально на пальцах объяснил.

– Даешь обороты мотору, как он набрал их, машешь обеими руками, солдаты бросают крылья, и начинается разбег, через полсотни аршин ручку легонько на себя. Легонько! Аэроплан сам оторвется от земли. Плавненько поднимаемся до уровня вон того тополя, делаем разворот, убираем обороты мотору и садимся. При посадке главное – выдерживать направление и касаться земли одновременно левым и правым колесом.