Тихон поднялся со стула.
– Без вас Гитлера не добьют. А сейчас приказываю – в палату!
В лазарете были две палаты для больных или легкораненых. Тех, у кого раны были посерьезнее, отправляли в госпитали Мурманска или Архангельска.
Сейчас в маленькой палате на четверых был только один пациент.
Для Тихона получился отпуск на пять дней. Чистое белье, тепло, еду из столовой в лазарет в термосах приносят. Прямо санаторий!
Когда он подлечился, механик его обрадовал:
– Отремонтировали аппарат, к полету готов!
– Спасибо! Выручил меня «амбарчик», можно сказать – от смерти спас.
На следующий день Тихону уже предстоял новый вылет. Задание было несложным – ночная бомбардировка Петсамо. Не прогулка, конечно, но с предыдущим вылетом не сравнить.
Отбомбились удачно и уже возвращались к себе, как хвостовой стрелок доложил:
– Слева девяносто вижу воздушный бой! Кто-то дымит.
Тихон подвернул самолет влево.
Рассвет только начинался. На западе небо было еще темным, а на востоке уже светло. И как стрелок увидел дымящую машину, просто загадка.
Над «амбарчиком», летящим на малой высоте, прошли два «мессера». Не заметили или погнушались гидросамолетом? Скорее всего, топливо было на исходе.
Тихон развернул самолет на девяносто градусов влево и своими глазами увидел, как в воду опускается парашютист. Еще два купола плавали на поверхности.
– Садимся на воду, всем смотреть!
По этой команде носовой стрелок наблюдал переднюю сферу – нет ли плавающих обломков сбитого самолета или членов экипажа. Иной раз сбитый самолет долго держится на воде, медленно набирает в фюзеляж воду. А крылья, особенно если топливо в бензобаках выработано, могут вообще не тонуть, пустые баки служат понтонами. Врезаться в них на скорости – значит пробить днище со всеми втекающими в фюзеляж последствиями.
Задний стрелок наблюдал за верхней и задней полусферами. В момент посадки любой самолет – хоть колесный, хоть гидро – очень уязвим.
Толчок, плеск воды, самолет подпрыгнул на редане и побежал на воде. Скорость упала, и «амбарчик» осел в воду.
– Парни, высматривайте экипаж! Времени мало, могут замерзнуть или утонуть.
Довольно быстро они подобрали первого члена экипажа – это оказался летчик бомбардировщика Пе-2. Носовой стрелок бросил ему веревку, пилот ухватился за нее, и стрелок буквально втащил его на носовую обшивку. Летчик тяжело дышал, с комбинезона текла вода. Однако он сразу попросил:
– В воде еще двое моих, сам видел парашюты. Я покидал машину последним. Надо искать.
Но и так было понятно, что надо.
Тихон развернул самолет и двинулся на малом ходу.
Подобранный летчик протиснулся в кабину к Тихону и плюхнулся на второе сиденье.
– Спасибо, земляк! Думал уже – конец. По рации сообщить не успел, слишком быстро все произошло. Вынырнули сбоку, дали пулеметную очередь, и самолет сразу задымил, перестал слушаться рулей. А «худые» в сторону, сволочи, и были таковы!
– Видел я пару, над нами прошли.
– Во-во, они самые. Гляди! – летчик вскочил и показал рукой.
В море, слева от «амбарчика», виднелась голова второго члена экипажа. Она то появлялась, то опять скрывалась под водой. Вот человек на воде вскинул руку, пытаясь привлечь к себе внимание.
Тихон направил самолет в его сторону. Стрелок сбросил ему веревку, но человек на воде не смог удержать ее закоченевшими руками.
– Вокруг груди обвяжи! – закричал ему стрелок.
Получилось со второй попытки, и едва спасенный оказался на борту, как пилот воскликнул:
– Штурман мой! – и через дверцу втащил его в кабину.
Стало очень тесно, видимости вправо и влево – никакой. С одежды штурмана текла вода, и он с трудом держался на ногах.
– Бомбер, уведи его в средний отсек. Мешаете здесь, обзора нет.
Пилот «пешки» кивнул, открыл дверцу и поддержал под руку штурмана, пока тот протискивался в отсек. Маловаты дверцы для людей в меховых комбинезонах.
Сам летчик из кабины не ушел, а стал осматривать море в своем секторе. Но ни оба стрелка, ни Тихон, ни пилот «пешки» третьего члена экипажа не видели. Надежда, что бортстрелка удастся обнаружить живым, таяла с каждой минутой. На то, чтобы выжить в ледяной воде, природа отвела человеку максимум двадцать минут, потом – смерть от переохлаждения. И это понимали все в самолете.
– Командир, – нарушил молчание носовой стрелок, – сбрось обороты до холостого. Я во весь рост на носу встану, все повыше будет, повиднее.
– Только веревкой обвяжись.
Понятно, если сорвется, можно быстро вытащить. От водяных брызг обшивка самолета скользкая, да еще и самолет на волнах качает.
Стрелок обвязался веревкой вокруг пояса, выбрался на нос, широко расставил ноги и стал медленно поворачиваться. Внезапно он прыгнул в люк и заорал через открытую дверцу:
– Видел! Вправо двадцать, удаление один кабельтов!
На море зачастую дистанцию измеряли по-морскому – в кабельтовых и милях, а над сушей – в километрах и сотнях метров. И никакой путаницы не возникало.
Тихон дал газ мотору и повернул вправо. Самолет теперь шел вдоль идущих волн, и его раскачивало с борта на борт.
Тихон обеспокоился – как бы боковые поплавки не подломились. Самолет рассчитан на высоту волн до полуметра, а сейчас волна сантиметров семьдесят-восемьдесят. Самолет – не судно и таких нагрузок может не выдержать.
В этот момент стрелок сделал жест – стой!
Самолет потерял ход.
Стрелок раз за разом швырял веревку в воду, но что-то у него не получалось.
На помощь ему из кабины вылез в носовой люк командир «пешки». Неудача, еще одна…
Командир «пешки» снял с себя меховой комбинезон, унты, обвязался веревкой и прыгнул с самолета за борт.
Тихон тоже покинул кабину. Стрелку одному двоих не вытащить, пусть и поодиночке, надо помочь.
Командир «пешки» ухватился за одежду воздушного стрелка и подтянул его к корпусу самолета. Стрелок, уже не в силах держать веревку, еле двигал руками.
Командир, сняв с себя веревку, обвязал ею своего стрелка:
– Тяните!
– Нет, сначала тебя!
Тихон с Григорием перегнулись через борт, ухватили командира за руки и вытянули его на нос самолета.
– В кабину и одевайся, – приказал Тихон. На борту самолета он главный, и его приказам обязаны подчиняться все. Да и в тесном носовом отсеке командир уже просто мешал.
Вдвоем с Григорием они вытащили из воды стрелка. Тяжел! Мало того, что он сам по себе был крупным, да еще и обмундирование водой пропиталось, отяжелело.
Бортстрелка они втянули в отсек через люк. Усилиями всех троих протащили его через дверцы в средний отсек, который находился за кабиной пилота и где уже был штурман.
Пока возились, извлекая людей из воды, сами изрядно промокли и замерзли. Экипажу сбитой «пешки» помогло то, что они имели надувные нагрудники, поставляемые американцами по ленд-лизу. В надутом состоянии они поддерживали голову сзади и грудь, не давая попавшему в воду захлебнуться. Без такого нагрудника воздушный стрелок «пешки» уже утонул бы.
Тихон прибавил газу, развернул самолет и пошел на взлет. В днище гулко билась вода.
Когда они вышли на редан, толчки исчезли и слышался только шум воды. Но вот и он пропал. Все, взлетели!
Командир «пешки», сидевший в кабине на правом сиденье, смотрел за действиями Тихона круглыми от удивления глазами.
– Однако – специфика у вас, не позавидуешь. Я думал, у нас тяжело, но ошибался. Ты когда разбег начал, я немного испугался. Волны в нос бьют, вода плещет. Жутковато! Как прилетим, с парнями ощущениями поделюсь.
До Губы Грязной они добрались уже без происшествий. Тихон подрулил к якорной стоянке. Пилот «Пешки» встал в кабине:
– А как же вы на берег выбираетесь?
– Вплавь, – с серьезным видом пошутил Тихон и не выдержал, расхохотался, потому что у пилота «пешки» от удивления вытянулось лицо, видно – поверил.
Но к самолету уже спешил катер. И каково же было удивление старого катерника, когда из «амбарчика» выбрались два экипажа.