Всего в СССР было поставлено 3128 самолетов «Бостон». По мере насыщения полков ВВС флотов он стал основным в минно-торпедных полках. В армии его использовали в качестве разведчика и ближнего бомбардировщика.

Конкретно их самолеты имели характерную окраску, применявшуюся в морской авиации, – коричневые и синие пятна. Так самолет был меньше заметен сверху на фоне воды.

Две недели ушло на полеты, стрельбы, бомбометание уже в составе полного экипажа. Для Ивана несколько человек в составе экипажа самолета тоже было в диковинку. Первые дни он даже пугался, когда в наушниках раздавался голос штурмана или воздушного стрелка. Но человек быстро ко всему привыкает, и после дубоватого «Ил-2», где кабина продувалась насквозь изо всех щелей, «А-20» ему нравился. Только вслух об этом он старался не говорить, могли «пришить» преклонение перед Западом.

Предусмотрительные американцы даже снабдили самолеты кожаными куртками и перчатками для экипажей. Большую часть их успели разворовать предприимчивые аэродромные люди, но экипажу Ивана куртки достались.

В город им удалось сходить только один раз, когда получили увольнительные перед убытием.

Восточный базар ошеломил. От изобилия фруктов разбегались глаза. Многие авиаторы впервые увидели воочию виноград, удлиненные овальные дыни, гранаты. Стоили фрукты недорого, и летчики набрали всего, потом пробовали в казармах. И лепешек взяли, испеченных на их глазах в тандырах – низких круглых печах.

Иван давно понял, что развел их капитан Еременко. Впрочем, он стал комэском, а командиров не обсуждают.

Рано утром, еще затемно, десять «Бостонов» покинули Азербайджан, 4-й ЗАП. Летели тем же маршрутом, что и сюда на «ПС-84», трижды садились на дозаправку, пока вечером не сели в Москве. Когда зарулили на стоянку, вокруг самолетов столпился аэродромный люд – пилоты и техники. Такую модель самолета они видели впервые. Американские опознавательные знаки были запрещены, а советские звезды на самолеты еще не нанесли.

Самые любопытные забрались в кабину.

Удовлетворить любопытство людей у экипажа уже не было сил. Кабины и кресла удобные, но в полете пятнадцать часов, вымотались. Хотелось не столько есть, сколько спать.

Утром после завтрака они с удивлением увидели, что их самолеты трактором, по очереди увозят в ангар на дальнем конце аэродрома.

– Спокойно, самолеты нуждаются в небольшой подготовке, – успокоил их Еременко. – Будут менять пулемет в кабине стрелка и подвешивать торпедный мостик, а еще менять бомбодержатели.

Пулемет для защиты задней полусферы на «Бостоне» был откровенно слаб – «Браунинг» калибра 7,62 мм. Вместо него была установлена турель с крупнокалиберным отечественным УБТ 12,7 мм. Торпедный мостик позволял брать торпеду. Заводские бомбодержатели, на которых можно подвешивать бомбы малых калибров, от 10 до 50 килограммов, менялись на наши – на них можно было подвешивать бомбы в 100, 250 и 500 килограммов. Только такими мощными бомбами можно было бороться с кораблями.

Экипажи весь день отъедались и отсыпались. Следующим днем их переодели в форму морской авиации – черную, похожую на морскую.

Иван, когда увидел себя в зеркало, едва узнал. На него смотрел бравый моряк в фуражке с крабом. Непривычно, да еще и звания на морской манер, не капитан, а капитан-лейтенант.

В казарме только и разговора было, что о новой форме, а главное – о том, куда они попадут. Вариантов было три: Балтика, Черное море или севера. Самые ожесточенные бои шли в центре и на юге.

После споров решили, что их ждет Черное море. Однако, когда через десять дней все изменения на самолетах были закончены, Еременко объявил, что эскадрилья летит на север.

Настроение у пилотов упало. Лето на севере короткое, месяц всего. А что еще хуже для пилотов и штурманов – ориентироваться плохо. Вокруг сопки да заснеженная тундра.

– Парни, не о том говорите, – вмешался штурман Пичугин. – Торпедные мостики видели? Над морем летать будем, а вы все о сопках да о тундре. Зуб даю, в минно-торпедном полку служить будем!

Но после этих слов настроение пилотов упало еще ниже. Плавать в эскадрилье мало кто умел. Да если бы и умели, что толку? Если собьют, в ледяных водах северного моря умрешь от переохлаждения через двадцать минут. А кто успеет подойти к месту падения самолета за двадцать минут?

– Парни, надо было на гидросамолеты проситься, – сказал кто-то. – У них поплавки, корпус водонепроницаемый. Хотя бы шанс есть.

– Кто бы тебя спросил? Не, я бы летал над землей. На море меня укачивает.

Все засмеялись.

Перед вылетом самолеты взяли боезапас к пулеметам. Бомбами не отягощались, это лишний расход топлива. Но к возможной встрече с неприятельскими истребителями надо быть готовым.

Вылетели рано утром. В это время погода спокойнее, нет болтанки, восходящих потоков воздуха. Ведущий – Еременко. Пилотам спокойнее, у каждого на борту есть штурман. Вот только после теплого Ташкента холодно, снег везде лежит. Зима 41/42 года вообще выдалась морозная, снежная. И чем дальше они забирались на север, тем холоднее становилось. Вот где пригодилась обогреваемая кабина!

На посадках для дозаправки пилоты обменивались мнениями.

– Как в теплой избе сижу! – радовался тщедушный Фадеев.

Летчики одобрительно кивали. Они в полете расстегивали комбинезоны, снимали перчатки или летные меховые краги.

К вечеру приземлились в Ваенге, на берегу моря. На посадку заходили против ветра, со стороны моря – многие его видели впервые, да еще с высоты. Огромная, серая, колышущаяся масса воды с плавающими на поверхности льдинами. Зрелище непривлекательное.

Благополучно сели все, что для посадки на незнакомом аэродроме можно было считать везением. Часто именно при перегонах случались аварии – ломали стойки шасси, «козлили», а то и переворачивались. Каждый такой случай расследовали особисты – не специально ли устроено? Не от боевых ли действий летчик увильнуть пытается?

Экипажи отправились в казарму. На Ваенге базировались сразу несколько авиаполков – в том числе и их, минно-торпедный. Он был оснащен самолетами «Ил-2», этими тружениками войны, мало приспособленными к полетам над акваторией.

Пилоты занялись изучением полетных карт – делом первейшим. Особенно корпели над ними штурманы. А потом поступил приказ – эскадрилью позвенно раскидывали по разным полкам, но одной, смешанной авиадивизии. По мнению пилотов, это было непродуманное решение. Однако, действуя в режиме нехватки самолетов и пилотов, командование так поступало вынужденно.

Основных советских аэродрома было два – Ваенга-1 и Ваенга-2. Был еще аэродром для гидроавиации в Грязной Губе. Кроме этого, были запасные аэродромы, скорее – взлетно-посадочные полосы в Зубовке и Мурмашах. Для оперативных действий, как аэродром подскока, использовались оперативные площадки.

Недостатком всех аэродромов было то, что ВПП были грунтовыми. Аэродромы противника, Хебуктен и Луостари были соответственно в 160 и 105 километрах от Ваенги, и взлетно-посадочные полосы их имели твердое покрытие, позволявшее самолетам взлететь с максимальной нагрузкой. Подальше, в 355 километрах от Ваенги, был аэродром Банак, с которого немцы производили противоконвойные операции против союзных караванов. На Ваенге Иван, как и его товарищи, впервые увидел оленьи упряжки, которые подвозили боеприпасы, бочки с горючим.

И вот первый вылет на штурмовку. Разведка доложила о конвое судов в море. Немцы вывозили из Норвегии, Швеции, Финляндии металлы для легирования стали – хром, никель. Германия остро нуждалась в этих металлах, без них невозможно было изготовить коленчатые валы для двигателей, броневую сталь для танков, пушечные стволы.

Немецкий конвой шел почти на пределе радиуса действия «Бостонов». Раньше для этих целей использовали тихоходные английские «Хемпдены». Бомбовая нагрузка максимальная, баки залиты бензином под пробки.

Пилоты волновались. Действовать придется над морем, транспорты-рудовозы охраняются военными судами с зенитным вооружением. Как-то пройдет вылет?