ЗАП, куда попал Иван, обучался на штурмовиках «Ил-2». Конечно, по записям в документах старшина Скворцов прежде летал на «СБ», и для него «Ил-2» был машиной новой. Видимо, в кадрах рассудили именно так.

Иван же, увидев на аэродроме знакомые силуэты «горбатых», чуть зубами не заскрипел от злости и досады. Опять одноместная кабина без заднего стрелка!

Он представился в штабе, был зачислен в переменный состав и поселился, как и все пилоты, в казарме.

Обучение шло по ускоренному курсу: устройство самолета, вооружения, и вкратце – тактика штурмовок.

Буквально через неделю начались полеты, и Иван сразу выделился техникой пилотирования. Еще бы, ведь у него был опыт полетов на этих машинах! А после стрельбы на полигоне его вызвал к себе комэск:

– Скворцов, ты отлично летаешь и стреляешь, прямо дар у тебя! Летал, что ли, на «Илах»?

– Никак нет, товарищ капитан. В документах написано – «СБ».

– Смотрел я их, – махнул рукой комэск. – Предлагаю тебе перейти в постоянный состав.

– Это как? – Иван не понял.

– Экий ты непонятливый! Летчиком-инструктором, пилотов переменного состава натаскивать.

– Кабина же одноместная, товарищ капитан! Спарки нет. И как я учить буду? На пальцах? Нет, не согласен, на фронт хочу.

Капитан вышел из-за стола, открыл дверь, посмотрел в коридор – не подслушивает ли кто случайно, и понизил голос:

– На штурмовиках редко кто больше десятка вылетов делает. Сам видишь, защиты со стороны хвоста никакой. А тут, в тылу, пересидишь, еще мне спасибо скажешь!

– На фронт пойду, – заупрямился Иван.

– Ну, как знаешь, – помрачнел лицом комэск. – Насильно мил не будешь. Свободен.

– Есть «свободен»!

Оставаться в ЗАПе Иван не хотел по двум причинам: во-первых, если он чудом, случаем попал сюда, то не для того, чтобы в тылу отсиживаться. Может, это судьба испытывает его на прочность. Стоит ли он чего-нибудь или слабак? И во-вторых, кормили в тылу скверно, по тыловым нормам, все время хотелось есть. В обед – перловый суп, перловая каша, чай и два куска хлеба. После госпиталя с его усиленным пайком это казалось Ивану скудно. Можно потерпеть месяц, два – всем вокруг тяжело. Но и долго существовать таким образом сложно.

Приказом Главнокомандующего И. В. Сталина № 305 от 20.08.1941 года все штурмовые авиаполки, летающие на «Ил-2», отныне становились двухэскадрильного состава, по 9 «Ил-2» в каждой эскадрилье, и 2 самолета управления полка. Численность самолетов в полку снизилась, поэтому полки формировались быстрее: меньше пилотов – меньше самолетов.

Когда одна из эскадрилий была собрана, сбита, укомплектована, ее отправили на пополнение изрядно потрепанного 65-го ШАП – штурмового авиаполка, воевавшего на Карельском фронте. Иван был в числе ее пилотов.

Перегоняли самолеты своим ходом, кружным путем, забирая к северу от Москвы, от линии фронта. С посадками для дозаправки прошли мимо Вологды, через Онежское и Ладожское озера, где их прикрывала пара наших истребителей. Это были английские «Хаукер Харрикейн». Для всех пилотов его силуэт был незнаком. Если бы их заранее не предупредили, да если бы не красные звезды на крыльях и хвосте, они попытались бы рассыпаться и уйти на бреющем. Конечную цель – свой аэродром – они знали, карты местности у всех были – добрались бы самостоятельно.

Но вот ведущий начал заход на посадку и выпустил шасси. За ним благополучно сели все штурмовики. Пока не прибыли вспомогательные службы, без которых полеты невозможны, – техники, оружейники, мотористы, – они занимались изучением полетных карт, рисовали в штурманском классе линию фронта, довольно причудливую в этих местах. Для большинства летчиков карельские, финские, а также саамские названия населенных пунктов и рек были уху непривычны, в них путались.

Тем временем на «Дугласах» на аэродром прибыл техперсонал. Едва разместившись, они начали готовить самолеты к полетам. Еще часть техперсонала прибыла поездом. Они рассказывали о перенесенном страхе. Железная дорога была проложена по болотам, не застывшим в мороз. Поезд шел медленно, километров двадцать в час, вагоны раскачивались, из-под шпал выступала бурая жижа.

Иван еще не знал, что гладкая полоса аэродрома – это замерзшее озеро, снег на котором расчищали и уплотняли тракторными волокушами. В теплое время года взлетно-посадочная полоса располагалась на земле, покрытой бревнами. При взлете и посадке самолет колотило, как в истерике.

На их аэродроме Колежма, названном по одноименной деревне, базировалось несколько разных полков – их, 65-й ШАП, 80-й бомбардировочный и отдельная разведывательная авиаэскадрилья.

На первый боевой вылет эскадрилью новичков провожал на старте командир полка подполковник Андрей Никифорович Витрук.

Бомбить предполагалось немецко-финские укрепления на одной из сопок, штурмовать траншеи. Ведущим летел старший штурман полка – он великолепно знал местность.

Облачность была низкой, но, собственно, здесь зимой всегда так. Это обстоятельство немного облегчало задачу, невелика была вероятность нападения немецких истребителей. В Карелии против нашей авиации действовал пятый воздушный флот люфтваффе. Вместе с немцами на немецких «мессерах» летали финны, только опознавательные знаки были другие.

Еще перед вылетом Иван поговорил с механиком из старожилов.

– Новичок? – спросил тот, оглядев Ивана.

– Да, из эскадрильи «Илов».

– Понятно. Не побрезгуешь советом технаря?

– Если дельный, то почему бы и нет?

– Случится возвращаться в одиночку, ищи канал. Как пересечешь – наша земля.

Совет поставил Ивана в затруднение. С воздуха канал выглядит узкой ниткой, как автодорога. А если учесть зиму, когда на нем лед, так и вовсе проглядеть можно.

На Карельском фронте были свои особенности. На севере Финляндии располагались и действовали немецкие войска, на остальной территории – финны. Между ними была разграничительная линия – от Улеаборга на побережье Ботнического залива до Беломорска на побережье Белого моря. Сплошной линии фронта, как в других местах, тут не было. Боевые действия велись на пяти направлениях: мурманском, кандалакшском, кестельгском, ухтинском и ребольском. Зазоры между участками были большие, от 50 до 240 километров, где ни наших, ни немецких или финских войск не было. И не потому, что у финнов или немцев сил не хватало – сами условия местности диктовали расположение. В теплое время года болота, реки и речушки, а также многочисленные озера не давали прохода технике, людей заедал гнус и мошка. А зимой заснеженные сопки и тайга становились и вовсе неприступными.

Для наступления на Мурманск немцы доставили в район Нарвика вторую и третью горные (австрийские) дивизии. В Рованиеми из Норвегии перебросили дивизию СС «Норд». Туда же была доставлена 169-я немецкая пехотная дивизия. Немцы планировали выйти к Кировской железной дороге и для этой цели забрасывали многочисленные диверсионные группы. Наши же под давлением превосходящих сил противника отошли на линию старой государственной границы, где и оставались до сентября 1944 года.

Финнам местность была знакома, они действовали здесь в зимнюю войну 39/40 года. Еще летом с озера Оулуярви взлетели гидросамолеты «Хейнкель-115» и приводнились на Коньозере, в нашем тылу. Они высадили группу диверсантов восточнее Беломоро-Балтийского канала с целью взорвать шлюз.

Диверсионная группа финнов, кстати, переодетая в немецкую полевую форму, была уничтожена охраной канала. Но попытки повторялись с маниакальным упорством.

Еще 3 октября финны взяли Петрозаводск. Наши загодя эвакуировали из города население, вывезли оборудование предприятий. Но финны, взяв абсолютно пустой город, устроили в стране торжества. 3 ноября они взяли Кондопогу, а 7 декабря – Медвежьегорск. Самый большой их успех – захват участка Кировской железной дороги в 310 километрах от станции Свирь до станции Масельгская, шедшей с севера на юг, параллельно фронту. Больше успехов финская армия, мечтавшая захватить всю Карелию, не имела. Линия фронта застыла на месте до конца 1944 года, шли лишь упорные бои местного значения.