Только они уселись на траву, как послышался звук автомобильного мотора. На дороге показалась полуторка.

Пилоты вскочили и замахали руками, прося водителя остановиться. Грузовичок подъехал ближе и затормозил.

В кузове оказались несколько бойцов с автоматами, а из кабины вылез старшина.

– Старшина, подбросьте хоть до какого-нибудь города – нам на свой аэродром позвонить надо.

– Кто вы такие и как здесь оказались?

– Пилоты мы. Нас «мессер» сбил, совершили вынужденную посадку.

– А самого «Мессершмитта» не видели? Нам позвонили, сказали – немецкий самолет загорелся и упал.

– Как не видели? Мы же его и сбили! Летчик на парашюте выбросился. Мы его попытались в плен взять, так он отстреливаться начал. Пришлось застрелить. – Михаил весомо качнул пулеметом на плече.

– Так это совсем хорошо. Мы из бригады охраны тыла, сбитого летчика искать ехали. Документики ваши посмотреть можно?

– Пожалуйста.

Михаил и Мария передали старшине документы. Просмотрев, он их вернул.

– Я, конечно, прощеньица прошу, но немца убитого обыскивали?

– Обязательно – порядок знаем. Документы его я забрал – у меня они. – Михаил похлопал по нагрудному карману гимнастерки.

Старшина только рот открыл, чтобы что-то сказать, как Михаил опередил его:

– Документы немца не отдам. Нам еще в полку сбитый самолет подтверждать надо.

Старшина сделал недовольное лицо, но возражать не решился – все-таки пилот по званию старше.

– Тогда садитесь в кузов, сталинские соколы, подбросим вас.

Они тряслись по колдобинам лесных дорог часа три с гаком, пока не добрались до небольшого городка Селижарово. А оттуда добраться до Калинина было уже проще.

Прибыв в полк, где служила Мария, они доложили о потерянном самолете, сбитом «мессере», уничтоженном вражеском летчике, вынужденной посадке и аварии на взлете. В доказательство представили документы сбитого немецкого летчика. Командир полка объявил им благодарность за уничтоженный вражеский самолет и за то, что в экстремальной ситуации они сохранили ценные документы.

Михаил с Машей вышли на крыльцо штабного дома.

– Ну вот, видишь, чуть-чуть подправили события – и мы уже герои! А сказала бы ты чистую правду – сидела бы уже в камере и ждала трибунала. Мне-то что, я самолетом не управлял.

– И все-таки нехорошо как-то, Сережа.

– А скажи ты все как есть, что изменилось бы, кроме твоей судьбы? Самолетик твой сам на шасси бы встал? Его и так восстановят. Ладно, бывает. Скажи лучше, как до вокзала добраться?

– Пойдем, провожу, – подняла она на него благодарные глаза.

К вечеру следующего дня Михаил уже был в запасном авиаполку, в Кратове, в ближнем Подмосковье. Началось двухмесячное переучивание на новый истребитель «Ла-5». Собственно, «Ла-5» – это бывший «ЛаГГ-3», но с новым двигателем воздушного охлаждения. Значительно более мощный двигатель буквально преобразил бывший неповоротливый «ЛаГГ-3». Он стал быстрым, маневренным, хорошо слушался руля на вертикалях, не уступал «Ме-109» разных модификаций и появившемуся у немцев позднее «Фокке-вульфу-190» Курта Танка.

Михаилу истребитель сразу понравился – его бы нашим летчикам в сорок первом!

Время освоения новой техники пролетело стремительно.

После учебы весь полк бросили под Сталинград, где шли ожесточенные бои в районе Абганерово и Котельниково.

Восьмой воздушной армии противостояли лучшие немецкие асы.

Наши пилоты дрались отчаянно – до последней капли бензина, и садились на свои аэродромы с почти пустыми бензобаками и без боекомплекта. Иногда в горячке боя пилоты не замечали, что снарядов и патронов уже нет, заходили врагу в хвост, жали на гашетки, а в ответ – тишина…

Один летчик из их авиаполка после приземления кинулся на оружейников с пистолетом.

– Застрелю, вражина! Оружие отказало!

Оружейники открыли лючки, а патронные и снарядные ящики пустые – разгоряченный схваткой пилот незаметно для себя полностью расстрелял весь боекомплект.

Немецкие летчики неохотно вступали в бой с истребителями «Ла-5», который превосходил их по скорости и мощи огня. Это не ленд-лизовские «Харрикейны», наши «И-16» или «МиГи». Двигатель «Ла-5» имел большой мидель, он прикрывал летчика спереди от лобового огня не хуже брони, сзади его защищало бронированное кресло. В этом истребителе летчики чувствовали себя уверенно. А немного позднее появилась модификация «Ла-5 ФМ» с еще более сильным двигателем и мощным вооружением.

Сразу по прилету на новый аэродром – по левому берегу Волги – начались боевые вылеты. Немецкая армия бронированными кулаками танков при поддержке пехоты ломала оборону наших войск. Над местами наземных боев стояли дым и пыль, затрудняя летчикам прицеливание и ориентировку. От наших и немецких самолетов в небе было настолько тесно, что командующий Восьмой воздушной армией дал приказ истребителям – бить в первую очередь бомбардировщики и штурмовики и не увлекаться боями с истребителями врага. А как не драться, если бомбовозы всегда идут под прикрытием «мессеров»?

Когда Михаил поднялся в воздух в первый раз, он глазам своим не поверил: река горела! В самом натуральном смысле! На воде горели нефть, мазут, вытекший из затонувших судов, буксиров, пробитых пулями танкеров и барж. Удушливый запах дыма проникал даже в кабину на километровой высоте.

В новом для себя полку Михаил летал в паре ведущим. Ведомым у него был молодой и неопытный летчик Петя Лузгин. «Ты сам никуда не лезь, – поучал его Михаил, – твоя забота – удержаться у меня на хвосте и не дать приблизиться «мессерам».

Но молодость и горячность пилота сыграли с ним роковую роль. Во втором же вылете, когда четверка наших истребителей связала боем «худых», две другие пары «Ла-5» рванулись к бомбардировщикам, свалившись на них сверху и сзади.

Михаил открыл огонь в первую очередь по кабинам стрелков на «Юнкерсах-88», чтобы не попасть под шквальный огонь. Ведомый же его, охваченный жаждой открыть личный счет сбитых самолетов, ринулся к другому «Ю-88» и открыл огонь из бортового оружия. Оба стрелка на немецком бомбардировщике ответили точным и интенсивным огнем. От «Ла-5» полетели куски обшивки, он задымил и, беспорядочно кувыркаясь, начал падать.

Михаил в бессильной ярости наблюдал за гибелью своего ведомого. К сожалению, Петр так и не покинул кабину подбитого самолета. Скорее всего, он был тяжело ранен или убит.

Михаил расстрелял стрелка, четко увидев, как разлетелся фонарь пулеметной точки и исчезла в фюзеляже голова пулеметчика. Подобравшись поближе к вражеской машине, он очередью из пушки поджег один двигатель, а потом ударил по другому. «Юнкерс» камнем пошел вниз, из него выбросилось на парашютах несколько человек экипажа.

Но все это Михаил успел увидеть мельком, поскольку навстречу шли плотным строем другие бомбардировщики. И до Волги-то им было лететь не очень далеко, а там – переправа наших войск, передовая. Михаил понимал – во что бы то ни стало надо сбить, расстроить этот порядок, – хотя бы вынудить их беспорядочно сбросить свой смертельный груз и повернуть назад. Только как теперь не хватало ведомого для прикрытия его «Ла-5»!

Он взял в прицел следующую цель, стараясь прятаться за хвостовым оперением «Юнкерса». Расчет был прост – не будет же стрелок разрушать пулеметным огнем хвост собственного самолета!

Михаил дал одну очередь, потом – другую… Попал – от хвоста полетели клочья. Немного довернув нос самолета, он очередью из пушки ударил по мотору. Да видно, неосторожно высунулся из-за хвоста, а стрелок только того и ждал. От бомбера к истребителю в его сторону понеслась дымная трасса.

Михаил почувствовал, как пули ударили в левое крыло. Но истребитель пока хорошо слушался рулей и не дымил.

– Ах ты, гад! – выругался Михаил. Он дал вперед левую педаль, сместив нос истребителя вправо, и огнем из пушки и пулеметов ударил по пулеметной точке. На фюзеляже «Юнкерса» появились разрывы. Вражеский пулеметчик замолчал. Но и бомбардировщик задымил, открыл бомболюки и высыпал все бомбы в голую степь.