Перед строем вышел комиссар полка, в котором служил Михаил, незнакомый майор. Майор шагнул вперед, приложил руку к шапке, приветствуя личный состав.
– Я – майор Семенов, командир второго запасного авиаполка. Отныне вы все – переменный состав, обучение – два месяца. После переподготовки, по мере укомплектования экипажей летным и техническим составом, а также самолетами, формируется полк. А дальше – по приказу штаба ВВС. Вопросы?
– На какие самолеты переучиваться будем?
– На «ЛаГГ-3».
По шеренгам пронесся вздох разочарования. «ЛаГГ-3» был еще довоенным высотным истребителем, а война показала, что воздушные бои шли на высотах две-три тысячи метров, иногда – на четырех. На этих высотах «ЛаГГ-3» значительно уступал более маневренному «Ме-109», потому использовался в основном в частях ПВО и больше как ночной перехватчик. Прямо сказать – неважный был самолет. В первую очередь из-за слабого, ненадежного мотора и большого веса.
Майор Семенов открыл папку с бумагами, провел поименную перекличку.
– Все на месте, – удовлетворенно кивнул он. – Так, летчики, – вон в то общежитие, техсостав – вон в то желтое здание. Разойдись!
Пилоты побрели к общежитию. Все были разочарованы. Еще бы! Пересесть с «Як-1» на «ЛаГГ-3» – это шаг назад. Война. Хочешь не хочешь, но приказам начальства надо подчиняться. Видимо, «Яков» не хватало, большая часть заводов эвакуировалась с прежних мест и не возобновила пока работу.
Они шли мимо стоянок, на которых застыли новенькие «ЛаГГи». С виду самолет был хорош: остроносый, с зализанным фюзеляжем.
– Кабы на него с «ишака» пересесть – было бы здорово, а с «Яка» – уже не в радость.
Это Лешка Самохвалов высказал общее мнение.
В этот день пилотов никто не беспокоил. Все отогрелись, выспались, поели в столовой горяченького, чего не видели уже трое суток – с того дня, как покинули расположение своего полка под Узловой.
– Парни, представляете – два месяца без боев! Отдых! Можно сказать – санаторий! – с нескрываемым восторгом высказался молоденький веснушчатый паренек. Многие ребята поддакнули ему.
Как же они ошибались! Уже со следующего дня сформировали учебную эскадрилью, собрав пилотов из других полков, и с утра до вечера – изучение материальной части. Поскольку плакатов и инструкций не было, все объясняли на пальцах, чертили мелом на доске, показывали на списанных агрегатах. К вечеру от усталости курсанты валились с ног.
– Кто-то говорил «отдых, санаторий», – уязвил говорившего Михаил.
Пилоты дружно засмеялись.
Меж тем на учебный аэродром летчики-перегонщики доставляли с авиазавода новенькие самолеты. По мере окончания учебы формировались истребительные полки и своим ходом перелетали на фронт. В декабре сорок первого года таким образом покинули второй ЗАП восемь истребительных авиаполков. В январе следующего года – немного поменьше. Морозы в январе были под тридцать градусов, а временами доходило и до сорока. Моторы подолгу не запускались, и механики мучались с ними по полдня.
И все-таки полетать удавалось. «ЛаГГ» был тяжеловат после «Яка», высокий гаргрот за кабиной пилота ограничивал задний обзор. А для истребителя иметь хороший круговой обзор жизненно необходимо. Не увидишь вовремя «мессер» – пиши пропало, и хорошо еще, если повезет: выпрыгнешь с парашютом.
После «Яка» осваивать «ЛаГГ» было просто. Управление похоже, только на малых и средних высотах – вялое, время выполнения виража – большое, скороподъемность неважная. Тем не менее положенное количество часов налетали – и с инструктором, и самостоятельно. Только ведь учебные полеты – это еще не реальный воздушный бой.
Чем ближе подходил выпуск, тем больше волновался Михаил. Он старался скрывать собственное волнение, но у других пилотов чувствовал такое же состояние.
На «Яке» Михаил чувствовал себя в бою с «мессерами» уверенно, на равных. Исход боя – победа или поражение – зависел в основном от опыта летчика, его умения управлять истребителем, используя до конца потенциал боевой машины. Конечно, если при этом он не пренебрегал еще и правильной тактикой воздушного боя, умением быстро определить слабые стороны врага.
Если «Ме-109» превосходит «Як» в пикировании, зачем за ним гнаться? «Як» силен на виражах, стало быть, и бой надо стараться вести на горизонталях. И в скороподъемности «Як» превосходил «худого». Потому и побаивался Михаил – да и другие пилоты тоже – поражения в бою из-за технического несовершенства «ЛаГГа». Но вот поди попробуй сказать об этом во всеуслышание. Сразу поставят клеймо – не верит в силу нашего оружия, пораженец. Были такие случаи, были… И пилоты потом исчезали неизвестно куда. Позже-то это раскрылось.
Меж тем были и штрафные эскадрильи. Правда, появились они уже в 1942 году. А пока недовольных или имевших проступки пилотов направляли в пехоту, восьмой штрафбат, где за три месяца они должны были кровью искупить свою вину.
О восьмом штрафбате Михаилу по секрету, в порыве откровенности, рассказал пилот Вихляев, проведший там месяц. И проступок-то был пустяковый: дал в морду пьяному комэску. Но в армии бить командира не положено, даже если он и не прав. Называется это «неподчинение командиру в условиях военных действий». Рассказал пилот Вихляев и о случаях совсем уж возмутительных, услышанных в штрафбате: о пьяной перестрелке пилотов, о мести комэска пилоту за неподеленную любовницу из обслуживающего персонала. А одного командира звена посадили за то, что вернулся на аэродром с полным боекомплектом. «Ты что же – врага не нашел?» – грозно спрашивали его энкавэдэшники.
Зато политрук, пользуясь тем, что эскадрильей не велось боевых действий, чуть ли не ежедневно собирал личный состав на политинформации, собрания и вещал о высоком боевом духе, о полководческом гении Сталина, под чутким руководством которого страна уверенно идет к победе, о превосходстве нашего оружия. Вот только что-то в последнее время он замолчал о братском интернационализме. Видно, не хотели немцы брататься, втыкать штыки в землю. Наверное, не понимали текущего момента, а может, не было у них таких хороших политруков. И руководителей вроде Ворошилова и Буденного, не имевших не то что военного, но и мало-мальски гражданского образования, тоже не было. Поражения войск, потеря боевой техники на аэродромах, складах, базах хранения были в первую очередь вызваны неспособностью руководства к управлению. Воины же Красной армии, сдерживая врага, проявляли в боях храбрость, стойкость и самопожертвование.
И это уж потом, через много лет после окончания войны, станет известно, что Советский Союз сам выучил вермахт и люфтваффе, в Казанской танковой школе – танкистов Гудериана, в Липецкой авиашколе – асов Геринга.
Немцы подсмотрели у нас десантные авиабригады и тут же создали их у себя, успешно применяя на Западном театре военных действий. Пробовали они это и у нас, сбросив десант в самом центре Москвы, однако неудачно. Единственная организация, которая действовала действительно эффективно, – это полк «Бранденбург-800», десантников которого немцы сбрасывали в наш тыл. Диверсанты были одеты в форму бойцов Красной армии, имели наше оружие; все они отлично владели русским языком. Вреда десантники «Бранденбурга-800» нанесли много: они сеяли панику среди местного населения, убивали командиров, рвали связь.
Перед выпуском сформировали полк. Был он трехэскадрильного состава – уменьшенный по сравнению с довоенными кадровыми полками, обычно имевшими пять эскадрилий.
К радости Михаила, в его эскадрилью попали все пилоты-сослуживцы по третьему полку, еще летавшие на «Яках».
Пару дней звенья и эскадрильи слетывались. Взаимопонимание и слетанность пары в бою решало многое. От звена в три самолета, которые существовали в немецких авиаполках, с 1942 года отказались вовсе. Трехсамолетное звено в бою было неповоротливо и несло неоправданные потери.
Сформированный полк принадлежал ПВО и имел конкретную задачу – защиту Москвы от бомбардировок врага. К ПВО относились не только истребители, но и зенитчики, прожектористы, ВНОСы, аэростатчики.