А сейчас искать опасно и трудно. В первую очередь по той причине, что рождение детей, крещение, отпевание умерших, велось в церковных книгах. Церковь сейчас отлучена от государства, в храмах устроены клубы, склады, а то и конюшни. И все архивы либо сожжены, либо выброшены на помойку. В одночасье все граждане стали безродными. Где родня, когда сам родился – неизвестно. И опасно. Вдруг обнаружится запись и окажется, что Матвей из купеческого рода или хуже того – из дворянского сословия? Сразу чуждым элементом для власти станет. И как искать, если Матвей даже не знает, из какой губернии отец родом? Это отправная точка для поисков, ибо однофамильцы встречаются, сам сталкивался с Кулишниковым, хотя вида не подал, ведь ныне он Митрофанов. Все же был интерес. Не раз спрашивал отца, откуда он родом, из какой губернии или волости? Отшучивался отец, от ответа уходил. Наверное, полагал, что успеет сказать, а получилось – скоропостижно скончался и все знания с собой унес.
До смерти отца Матвей считал себя морально и физически крепким человеком, во многих переделках бывал. Ранен был, сам стрелял на поражение в неприятеля, и рука не дрогнула, поскольку исполнял долг перед государем и страной, был верен присяге. Но смерть отца выбила из седла. Что бы ни делал, зачастую вспоминая отца, щемило в груди и вопросы были. Почему он раньше не открылся Матвею? О многом бы поговорили, определили линию поведения, возможно на многие годы вперед. И одно дело, когда в роду есть старший, а теперь он главный. И все вопросы семьи должен сам решать. А еще беспокоило, что наследника нет, кто будет продолжателем фамилии? Ребенок нужен, а с другой стороны – боязно. Страна балансирует на грани разрухи, нищеты, голода. Если при царе была стройная система образования – гимназия, университет, но сейчас в лучшем случае школы-семилетки, затем курсы. И выходят из них не пойми кто. Ни техник, ни инженер, недоучка. Поневоле Матвей сравнивал все стороны жизни, и сравнение это не было в пользу большевистской власти. Все стороны жизни для всех слоев населения – от селян до интеллигенции – стали жить хуже, качество жизни упало в разы, а еще страх непреходящий перед карательной политикой государства. Никто не мог быть уверен в завтрашнем дне. Матвей был человеком осторожным, всегда просчитывал последствия своих поступков, анализировал.
После Октябрьского переворота многие государственные и церковные архивы были уничтожены, и поздние поколения уже не могли узнать своих предков, составить родословное древо. Да, многие знали только своих бабушек и дедушек, но не прадедов, не говоря уже о более ранних предках. Иваны, не помнящие родства! В Европе отношение к предкам более бережное, каждая семья имеет архив и знает, откуда пошла, как звали предков и где жили. Генеалогией интересуются, предками гордятся.
Самое скверное, что сомнениями, мыслями поделиться не с кем. Близких друзей нет, да и были бы, воздержался. Сколько случаев Матвей знал, когда друзья предавали для своей выгоды. Мама и жена не в счет. Женщины эмоциональны, несдержанны на язык, могут проговориться, сами зла не желая. Не зря же отец предупреждал в записке. И в себе держать знания тяжело. Не зря поговорка есть: «многие знания – многие печали». В общем, на какое-то время оказался выбит из колеи, из привычного ритма.
Вдруг вспомнился занятный эпизод, свидетельствующий о широте души Николая I. После дуэли, где Пушкин получил на Черной речке тяжелое ранение, от которого умер, ему доставили с посыльным от императора письмо, скорее даже записку.
«Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе мое прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки».
Император обещание исполнил. Оплатил долги поэта, заложенное имение отца поэта очистил от долга, вдове и дочерям определил пансион до замужества, сыновей определил в пажи и положил каждому по полторы тысячи рублей на воспитание до поступления на службу, распорядился издать сочинения Александра Сергеевича за казенный счет в пользу вдовы и детей и единовременно выплатить вдове десять тысяч рублей.
Причем все выплаты и расходы государь произвел из личных сбережений, не из государственной казны.
Этот малоизвестный эпизод рассказал ему отец, слышавший историю от одного престарелого камер-пажа. Эпизод запал в душу. Но сегодня с горечью Матвей констатировал, что ни один из большевистских наркомов не в состоянии сделать столь широкий жест. И не потому, что наркомы не успели сколотить состояние, а по душевной неспособности, отсутствии эмпатии. Подписать расстрельный список куда быстрее и проще.
Сравнения царского и большевистского режимов сами напрашивались, поскольку Матвей имел возможность служить обоим. Царское правление он уважал, хотя были недостатки, а большевистского опасался за жестокость и кровожадность, за грандиозный обман народа.
Между тем обязанность руководить отделом с Матвея никто не снимал. После обретения независимости прибалтийскими странами они стали проводить против бывшей метрополии недружественные действия. То на их территории создаются диверсионные отряды, делавшие рейды по приграничным волостям России. То принимали у себя резидентов иностранных разведок, действующих против России. Так, в Ревеле (ныне Таллинн) обосновались резиденты Франции и Польши. Они вербовали агентов, засылали их с фальшивыми документами в Россию. Такие обычно быстро попадались. Дольше держались и активнее работали коренные жители России. Особенно активно вела себя Польша. Обуянные гордыней шляхтичи, единожды сидевшие в Московском Кремле во времена Смуты, спали и видели, как бы снова взять Москву. Российская империя, съежившаяся до России, казалась полякам слабой. Отчасти им удалось – захватили Западную Украину, возвращенную только в 1939 году. А еще часть Западной Белоруссии. Поляки были вдохновлены победой над Красной армией, почти дошедшей до Варшавы, но разбитой. Сотни тысяч красноармейцев попали в польский плен и умерли от голода в польских лагерях.
В поле зрения чекистов попал зимой 1921 года некий Черников. Он совершал поездки в приграничные районы, как впоследствии оказалось – для встреч и передачи информации представителям Польши. Но вышла на него ВЧК через информатора. Красноармеец обратился в политотдел дивизии с заявлением, что один гражданин интересуется дивизией – ее численностью, вооружением, моральным состоянием и дисциплиной. За сведения обещал дать денег и назначил встречу в пивной. И обещал угостить за свой счет. Комиссар политотдела бойца похвалил, что доложил. Сразу же телефонировал в ПетроЧК. Звонок попал на Матвея. Он понял, что дело может быть перспективным. Предателей и шпионов он не любил, они настоящие враги. Поэтому в дивизию выехал немедля. В штатском, чтобы внимания не привлекать. Комиссар уже ждал. Мало того, боец тоже был в одной из комнат политотдела. Матвей документы предъявил, чтобы у комиссара сомнений в полномочности не было. Для начала попросил беседу с бойцом наедине. Парень оказался смышленым. Рассказал о разговоре с гражданином в подробностях.
– Хм, а когда назначена встреча?
– В субботу в восемь вечера в пивной.
Суббота через три дня. Для встреч место удобное – многолюдно, страждущие выпить кружочку приходят и уходят. Накурено, полумрак, кисловатый запах пива и сушеной рыбы. Для непривычных людей обстановка и атмосфера отвратительные. Зато для коротких встреч удобно, переговорить, передать бумаги. Многие посетители добавляют для крепости в кружку пива соточку водки. Делают укромно, под столом. Ибо если буфетчик заметит, выгонит, не положено. Только и вина буфетчика есть. Ушлый, шельма эдакая, пиво водой разводит. И ущучить его невозможно, еще не создали контролирующие органы.
– На словах информацию передать должен или в письменном виде?
– На бумаге. В ответ обещал деньги дать.
– Вот что, бумагу напиши, покажи мне. Где надо – подправим. Ее и передашь. Деньги возьмешь. Скорее всего, получишь новое задание. Соглашайся. Делай вид, что жаден и деньги тебя очень интересуют.