Из приемного покоя Матвей обзвонил все морги города. Хоть население уменьшилось, а смертей, в первую очередь насильственных, было много. С пятого звонка повезло. Из морга больницы № 17 «В память 25 октября» ответили, что поступал труп со станции, вскрытие еще не производилось. Матвея интересовали не причины смерти, оно и так понятно – огнестрельное ранение, а личность. Кто таков? Что криминального при себе имел? Револьвер наган, из которого стрелял в охранника. Стало быть, повод был серьезный. Одежду осмотреть надо обязательно. А если и личность установить, совсем хорошо будет. Проехал в морг, тут уж документы предъявил, все же морг – не проходной двор.

В прежние времена, до революции, тела с признаками насильственной смерти обязательно осматривал судебный врач. Ныне они исчезли как класс.

Труп находился в покойницкой вместе с остальными. Трупный запах густой, въедливый. Санитар зажег тусклую лампочку. В покойницкой ужасно холодно. Санитар показал рукой:

– Вот он, со станции.

Матвей подошел и замер. Потому что лицо хорошо знакомое. Три года они спали на соседних койках в Михайловском артиллерийском училище, когда юнкерами были. Это же Борис Шере-дин. Когда-то «михайлоны», как называли юнкеров Михайловского училища, ходили стенка на стенку в увольнении на «павлонов», юнкеров Павловского пехотного училища. Молодость, задор, амбиции, да еще дурь играла. С Борькой приятельствовали, после выпуска он попал на службу в Одессу. Периодически доходили слухи, что он стал командиром батареи, потом и дивизиона, в звании до майора дорос, немного обогнав Матвея. После Октябрьского переворота Матвей о приятеле не слышал. И вот на тебе! Эх, Боря!

На груди, прямо напротив сердца, рана от трехлинейки, одежда в крови. Надо обыскивать. В кармане пиджака оказался паспорт. Фото Бориса, но документ на имя Чернова Николая Сергеевича. Понятно, что поддельный, но бланк настоящий. Прописка петроградская. В карманах приличная сумма денег, расческа, связка ключей, письмо в конверте. На конверте адрес – Воздвиженка, 18, карандашом. Адрес московский, в Петрограде такой улицы нет. А в письме короткое послание.

«Прими моего друга. Даю “михайлону” высочайшую оценку и рекомендацию. Валентин».

Коротко, но емко. Прозвище «михайлон» знали только юнкера и офицеры. Сразу понятно, что некий Валентин тоже из офицерской среды. Вот только куда рекомендует? На работу в какую-нибудь артель или подпольную организацию контрреволюционеров? Конечно, своему начальству о давнем знакомстве с убитым и настоящей фамилии Матвей докладывать не будет. Чернов так Чернов. Да, жалко Бориса. Войну прошел и революцию пережил и так нелепо погиб.

– Вскрывать? – спросил санитар.

– Не надо, причина смерти и так понятна. Где похороните?

– Не мы, похоронная городская служба. Конечно, в братской могиле, куда же еще! Если родственники не придут.

– Не придут.

– Баба с возу, кобыле легче.

Жил человек, воевал за страну, причем храбро. Матвей знал, что Борис награжден был. Так проходит жизнь. Хорошим парнем был, верным Отечеству.

Матвей на службу вернулся, доложил все, что узнал.

– Что думаешь о письме?

– Наверное, о работе речь.

– Да? Проверить надо. Бери командировочные и езжай в столицу. Думаю, трех дней хватит.

Дался начальнику Борис! А ехать придется, ибо надо будет отмечаться в столичном ЧК, ставить печать – прибыл, убыл.

Вернувшись домой, налил рюмку водки, выпил, помянув погибшего сокурсника. Воспоминания потянулись. Как ходили на танцы в учительский институт, как однажды в самоволку сбежали на Масленицу. Много было веселых событий. Рюмку за рюмкой пил, а не пьянел. Не любитель «зеленого змия» был, не находил в том удовольствия себя дурманить. Да и поводов не находил в нынешней жизни, но не сегодня.

И выехал в Москву утренним поездом. Давненько он не был в столице, несколько лет. Да и был проездом пару раз всего. После обезлюдевшего Петрограда Москва показалась шумной, на площади перед вокзалом многолюдно, в основном мешочники. Тут же велась бойкая торговля. В ходу были царские бумажные деньги, керенки и совзнаки. Они выпускались Народным комиссариатом финансов с 1919 года до 1924-го. Деньгами не назывались даже официально. Имели хождение в РСФСР, Белоруссии, Украине и Туркестане. Имели номиналы в 1, 2, 3, 15, 30, 60, 100, 500, 1000 и 5000 рублей. Небольшого размера, цветные, они не производили впечатления солидных денег. Отпечатаны на скверной бумаге, не имели водяных знаков или двуглавого орла, как царские деньги. Белогвардейцы, под чьим контролем еще были значительные территории страны, эти совзнаки не признавали, в отличие от царских или керенок. В 1922 году на совзнаках появилась надпись «денежный знак» и герб РСФСР.

Матвей позавтракал куском хлеба с салом, выспросил у горожан, как пройти на Воздвиженку. Перед дверью постоял, подумал. Может, не стоило так сразу идти на адрес, а сначала наведаться в Московскую ЧК? Все же они должны знать ситуацию в городе. А она была непростой. К осени 1920 года на подконтрольных большевикам землях было закрыто 673 монастыря и их земли – 827 540 десятин – перешли к властям. Из Кремля еще в 1918 году изгнали монахов Чудова монастыря и других обителей. Священники затаили обиду, стали проповедовать против власти антихриста. Оставшиеся офицеры, не ушедшие на юг, только в Москве и области создали контрреволюционные организации «Национальный центр», «Добровольческая армия Московского района», «Тактический центр». А еще создавали боевые отряды левые эсеры, анархисты всех течений, меньшевики, которые были недовольны, что большевики заняли все руководящие посты. Кроме того, большевики, до революции и сразу после нее предлагавшие лозунг «Вся власть Советам!», быстро о нем забыли. Советы предполагали власть депутатов, избранных от всех партий и представителей народа. А фактически правили представители одной партии. Причем недовольные партии действовали – создавали склады оружия и динамита, обучали боевиков. Тем более опыт был, все то же самое они делали при царском режиме. Однако большевикам бывшие союзники нужны не были. Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти. Сначала большевики не допустили другие партии к власти, а потом и физически уничтожили либо выслали из страны.

Матвей деталей подковерной борьбы партий не знал, но предполагал. Ему партии были безразличны. При царском режиме армия, полиция, жандармерия были аполитичны. И сейчас он, уже по привычке, к партиям относился недоверчиво. Каждая из них ищет выгоды для себя, и никто для народного блага.

Все же постучал в дверь, которую почти сразу открыли. Хозяин – мужчина немного постарше Матвея, строевая выправка, жесткий взгляд. Матвей сразу решил – бывший офицер и чином не меньше полковника. Он поздоровался.

– Простите, у меня письмо.

Хозяин выглянул за дверь, убедиться, один ли Матвей.

– Зайдите.

Матвей вошел, вытащил из кармана записку, отдал хозяину. Тот прочел, хмыкнул, внимательно посмотрел на Матвея и неожиданно спросил:

– А кто был командиром вашей роты в Михайловском училище?

Ага, проверить решил.

– Капитан Столяров.

– Это брюнет с усами. Насколько я помню?

– Ошибаетесь, господин полковник. У него лицо бритое, к тому еще славянского типа, блондин.

– Верно. А почему решили, что я полковник?

– Для капитана или майора староваты, уж простите великодушно. Для генерала – барственности не хватает во взгляде.

Полковник засмеялся.

– Да вы физиономист! Ваше звание?

– Ротмистр. В жандармерии служил.

Если бы в строевой армейской части, то его чин соответствовал капитану.

– Садитесь. Плохо служили!

– Это почему?

– Допустили свержение режима и приход к власти горлопанов. Один вред от них для страны.

– А разве не генералы царя предали, вынудив подписать отречение от власти? И не чиновники, слишком лояльно смотревшие на партийных активистов? Их всех вешать надо было!

– Хм. Доля правды в ваших словах есть. Чувствую патриота. Это хорошо. Офицеры нам нужны, ибо командовать массами должны специалисты.