Объект вышел, физиономия довольная, сытая. А Матвей есть хотел, да устал, с утра на ногах. Объект пересек Екатерининский канал по Мучному мосту и зашел в парадное дома по Москательному переулку. Матвей забежал в парадное следом, успел увидеть, как объект мелькнул на лестнице перед третьим этажом, потом щелчок дверного замка и хлопнула дверь. Немного выждав, Матвей поднялся на третий этаж. Ага, квартира номер девятнадцать. Спустившись, нашел дворника, показал жетон.

– Слушаю, ваше благородие.

– Кто в девятнадцатой квартире живет?

– Так мещанин Иванов.

Мещанином называли человека, имевшего свою недвижимость – квартиру или дом и живущего работой – либо ремеслом, либо торговлей, либо промыслом. То есть не наемный работник, продающий свои руки владельцу фабрики или мастерской. Обычно это человек, твердо стоящий на ногах, по наблюдениям Матвея, обычно они в политических партиях не состояли и тем более не участвовали в акциях, вроде маевок или, упаси господи, в экспроприациях. По мировоззрениям обычно монархисты, желавшие спокойной, размеренной жизни без потрясений. Тем удивительнее для Матвея видеть в мещанине германского шпиона. Или алчность, возможность заработать на предательстве своей Родины деньжат, перевесила порядочность, патриотизм, да даже здравый смысл.

– А чем занимается господин Иванов?

– Не могу знать.

– Семейный ли человек?

– Вдовец, о прошлом годе супружница преставилась, а детишков Господь не дал.

– Выпивает?

– Исключительно по большим праздникам. Видел как-то, бутылку «Смирновской» покупал в магазине. Но чтобы пьяным – никогда. И табаком не балуется.

– Друзья-приятели к нему захаживают ли?

Дворник задумался.

– Не припомню, вроде нет.

– Ладно, благодарю за службу. О нашем разговоре – никому!

– Нешто мы не понимаем?

От дома Иванова Матвей сразу в полицейский участок. Здесь на Иванова учетная карточка. Уроженец Пскова, образование – гимназия, вдовец, владеет двумя магазинами, один по продаже швейных машин, другой – по торговле велосипедами. Под следствием не находился, в компрометирующих действиях не замечен, в политических движениях не участвует, благонадежен. Характеристика почти полная, только последний пункт о благонадежности вызвал у Матвея сомнения. Да и то их подтвердить надо фактами. На верфи был? Еще не преступление, как и визит в «Асторию».

Может, приятель у него там работает или знакомый из другого города приехал и там остановился. Служба научила не делать поспешных выводов.

В Охранном отделении под наблюдением данный гражданин не состоял. Тем не менее Матвей оформил заявку на наружное наблюдение филерами. Выудят что-нибудь интересное, надо будет объект разрабатывать.

Несколько дней занимался повседневными делами – отчеты, подчиненных заслушивал, давал указания, Иванов на второй, а то и на третий план отошел. Как вдруг вечером телефонный звонок из службы наружного наблюдения.

– Матвей Павлович, по вашему объекту кое-что интересное есть. Мне зайти или вы заглянете?

– Сейчас буду.

Начальник наружной службы недавно сменился, но штабс-ротмистр опыт работы имел изрядный. Поздоровались, Матвей на стул уселся.

Главный филер ему несколько листков протянул.

– Рапорты агентов о наблюдении.

Три листка за три дня. Первый день наблюдения – ничего предосудительного. Занимался магазинами. Зато на второй день к полудню, подошел в столовую, что напротив Путиловского завода. Завод один из крупнейших в городе, выпускает и пушки, и броневые плиты, и много чего еще. Завод не казенный, а частный, но, к примеру, выпускал трехдюймовых полевых пушек больше, чем все остальные пушечные заводы – Обуховский, Пермский.

У Матвея сразу интерес к Иванову. Что торговцу велосипедами надо на Путиловском заводе? А интерес у мещанина был, поскольку филер зафиксировал встречу объекта с сотрудником завода. Причем Иванов передавал сотруднику деньги. Старался сделать передачу незаметной, да сотрудник неловким оказался, несколько купюр уронил, наклонился доставать, потом сложил и в карман сунул. Конечно, деньги могли быть карточным долгом, но обычно такой долг отдают не в обеденный перерыв, а вечером, за игральным столом.

В общем, подозрения усиливались. Да еще в обществе ходили разговоры об измене, о предательстве в верхах. Весной 1915 года обнаружились просчеты Генштаба при планировании запасов вооружения и боеприпасов. Так, мощности трех оружейных заводов страны – Сестрорецкого, Тульского и Ижевского – позволяли до войны выпускать по 525 тыс. винтовок в год. Но быстрыми темпами наращивали производство и к началу 1917 года выпускали уже 1 млн 600 тыс. винтовок в год. В первый же год войны дефицит винтовок составлял 7 млн и сокращался медленно из-за потерь на фронте, из-за необходимости вооружать все более возрастающее количество мобилизованных.

Пулеметы выпускал только Тульский оружейный завод, до 700 штук «максимов» в год. В войсках и на складах имелось 4157 штук. За годы войны выпуск пулеметов вырос в 25 раз, до 28 тысяч. Но потребность армии была 110 тысяч. Из Америки было доставлено по закупкам 33 808 штук. Перед началом войны, в 1914 году Российская империя имела в армии 7088 орудий, из них крупного калибра только сорок. В войсках же Германии и Австро-Венгрии пушек было 14 446, в том числе тяжелых крупнокалиберных 996.

Заводы бы и рады увеличить производство, однако испытывали острый недостаток в металлообрабатывающих станках, инструментах, качественной стали. Станки и инструменты почти все заграничные – немецкие, французские, английские.

На флоте ситуация была не лучше. Например, на Балтике у России была бригада подводных лодок из двух дивизионов. Лодки первого дивизиона имели «рыбные» имена – «Минога», «Акула», «Макрель», «Окунь». Создавались под руководством полковника И. Г. Бубнова еще во время русско-японской войны, уже безнадежно устарели. Самое скверное – на лодках стояли немецкие двигатели, которые выработали свой ресурс, нуждались в капитальном ремонте. Только одна лодка – «Акула» – могла двигаться самостоятельно. Другие выводились на позиции буксирами. Кроме того, торпеды были несовершенны, имели конструктивные недостатки, не выдерживали погружения, тонули. Потому в 1914–1915 годах дивизион не смог одержать ни одной победы, не был потоплен ни один корабль.

Конечно, отсутствие громких побед на фронте и на море порождало разговоры о предательстве в царском окружении, о бездарности генералов. Большую лепту вносили большевистские агитаторы на фронте и в тылу. На фронте они разлагали армию изнутри, в столице множили слухи о предательстве, в том числе военного министра В. А. Сухомлинова. Генерал от кавалерии участвовал в боевых действиях, имел множество наград. Решения принимал быстро, но к глубокому анализу событий и выводам был не способен. Со 2 декабря 1908 года занимал пост начальника Генштаба, а с 11 марта 1911 года пост военного министра. Его трудами был создан императорский военно-воздушный флот, автомобильные части, пулеметные команды и военная контрразведка, пока довольно слабая.

Из-за множащихся слухов, да еще нашептываний государю почти ежедневно, царь обвинил Сухомлинова в неспособности руководить армией и 12 июня 1915 года уволил генерала с поста министра. Началось расследование, 21 апреля 1916 года он был арестован, находился в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. Потом был выпущен под домашний арест, снова арестован, его осудили и поместили в «Кресты». В возрасте семидесяти лет по амнистии был освобожден большевиками, сразу выехал с женой в Финляндию, откуда в Веймарскую республику. Умер второго февраля 1922 года и похоронен на русском кладбище Тегель в Берлине.

Филер попался опытный, со стажем. Довел Иванова до дома, а к окончанию смены на Путиловском заводе подошел к проходной. Стоял в сторонке и высматривал второго участника встречи. Завод огромен и проходных несколько, неизвестный мог выйти в другом месте. Но филеру повезло, объект его интереса вышел здесь. И филер благополучно проследовал за ним до дома, через дворника вызнал фамилию, имя и отчество.