Секунду он молчал, а затем медленно поднялся со своего места, отстегнул пояс, на котором болтались меч и кинжал, и, бросив их на пол, кивнул:

— Хорошо, я сдаюсь…

Он ожидал, что его начнут спрашивать об извержонке, но волчий вожак только молча кивнул. К медведю с двух сторон подошли дружинники, быстро его обыскали и, связав ему руки за спиной, встали по бокам. После этого в комнату зашли Парат и его жена, а следом за ними появился еще один дружинник, ведя за руку извержонка.

Увидев старосту, Изворот ощерился в хищной усмешке:

— Значит, Парат, это ты меня волкам продал? Ну-ну, посмотрим, как ты под долгой плетью извиваться будешь, сколько твои дочери медведей ублажат, прежде чем подохнут от… любви!!

— Нет, Изворот, — неожиданно усмехнулся вожак волчьей стаи, — тебе не удастся пройтись по его спине долгой плетью! — И, повернувшись к своим волкам, скомандовал: — Деревню спалить, скот и способных к работе извергов увести в наши земли, остальных — уничтожить!

Парат, до того молча смотревший в пол, вскинул взгляд на Скала, и вдруг его ноги подкосились. Упав на колени, он пополз на карачках в сторону волчьего вожака, бессвязно выкрикивая:

— Господин! Ты же обещал! Ты же мне обещал пощадить деревню! Я же все сделал, как ты сказал, господин!

Скал брезгливо смотрел на старого изверга, а когда тот подполз почти к самым его ногам, пнул его сапогом в бок и спокойно ответил:

— Изверг, я ничего тебе не обещал! Я сказал, что если ты все сделаешь, как надо, я, может быть, вас пощажу! Может быть! И я вас щажу, я оставляю большинству из вас жизнь, а остальным дарую легкую смерть! Или ты мне не благодарен, что я спасаю тебя от долгой плети твоего прежнего господина? К тому же твои дочери родят волчат! И ты еще не доволен!

Старик, опрокинутый ударом сапога на бок, вдруг как-то сразу затих, зато заговорила его жена. Она негромко, но со страшным отчаянием в голосе произнесла:

— Будьте вы все прокляты! Все многоликие, какие вы только ни на есть в этом Мире! И пусть вашу Волчью звезду погасит великое небо!

Стоявший рядом с женщиной дружинник коротко взмахнул клинком, обрывая ее слова, и она рухнула на пол, заливая тряпочные половички своей кровью!

И тут Скал заметил, как за всей этой сценой, широко распахнув свои голубые глаза, наблюдает Вотша. Он переводил взгляд с распростертой на полу женщины на стоявшего со связанным руками Изворота, со своего похитителя на скорчившегося старика… Наконец его взгляд остановился на лице Скала, и тому показалось, что в глазах его воспитанника бьется некий страшный, неразрешимый вопрос!

Скал шагнул к Вотше и поднял его на руки.

— Это война, малыш, — глухо произнес дружинник и, секунду помолчав, повторил: — Это война!

Больше двух недель полевая стая Скала разоряла и жгла приграничные деревни и городки восточных медведей. Шесть десятков опытных воинов, половина из которых обернулась к Миру родовой гранью, прошли по земле топтунов огненным смерчем, сметая постройки, сжигая посевы и покосы, угоняя весь скот и работоспособных извергов, подавляя любой намек на сопротивление. От них нельзя было спрятаться или убежать, от них нельзя было откупиться, их нельзя было остановить. Ночью волки окружали обреченную на уничтожение деревню или городок, а рано утром невдалеке от околицы слышался долгий, заунывный волчий вой. Как только этот вой стихал, с двух сторон в селение врывались всадники и начинали методично обшаривать каждый дом, каждый сарай, каждый погреб. По деревне или городку катились рев и блеяние скота, визг и вопли насилуемых извергинь, хрип убиваемых извергов — тех, кто посмел оказать хотя бы малейшее сопротивление, попытался защитить своих жен, дочерей, малолетних детей. Вал этих страшных звуков медленно катился в сторону центральной площади, на которой неподвижно, словно некий высший судия, высился всадник на огромном вороном жеребце. Именно он, этот всадник, вожак полевой стаи восточных волков, решал судьбу захваченного селения и участь его жителей. Правда, решение это не отличалось разнообразием — скот и те изверги, что могли еще работать, угонялись на земли восточных волков, ценный скарб увозился, а все остальное сжигалось на месте.

Жители захваченных селений знали свою участь и потому взирали на вожака захватчиков с угрюмым безразличием, зато вид второго всадника, не отстававшего от вожака ни на шаг, возбуждал в них странную тревогу, а порой непонятный ужас. На небольшой, но резвой лошадке к боку неподвижного вороного жеребца жался мальчик-извержонок, одетый в темно-серую замшевую куртку и такие же штаны. Его широко открытые глаза внимательно следили за всем происходящим вокруг, словно впитывая в себя, навсегда запоминая происходящее. Ничем не прикрытые, отросшие почти до плеч белые волосы странным ореолом обрамляли его голову. Иногда он поднимал свои огромные глаза к вожаку, тот, нарушая свою неподвижность, наклонялся к мальчугану, и извержонок шептал что-то ему на ухо. И тогда случалось чудо — какой-нибудь старый изверг, или беременная извергиня, или маленький, обессиленный ребенок оставались… в живых. Слух об этом странном, непонятном извержонке катился впереди волчьей полевой стаи и своей невозможностью, своим противоречием всем правилам жизни в этом жестком, беспощадном к извергам Мире наводил на них ужас!! Никто не мог понять, зачем маленькому извержонку оставленные в живых по его выбору изверги, а непонятное страшило больше привычного… ожидаемого!

На шестнадцатые сутки волки ушли за пограничную реку, отгородившись от страны восточных медведей кроме текучей воды еще и полосой выжженной земли. В этой «войне» волки потеряли убитыми шесть человек, а потери медведей никто не считал!

Еще два дня спустя Скал, оставив в Мурме тридцать волков, вернулся с остатками полевой стаи в Край. Вотша ехал рядом с наставником на своей небольшой шустрой лошадке. За три последние недели он сильно подрос, из его глаз навсегда ушел страх, а сами глаза стали… светло-серыми с темными ободками вокруг радужной оболочки! И уже никогда больше не изменялись!

Ратмир узнал о похищении Вотши через три недели после происшествия. Всеслав, послав сообщение Скалу, тут же отправил гонца в Лютец к брату, в надежде, что тот сможет чем-то помочь в возвращении извержонка. Гонец задержался в пути, так что, когда он прибыл в Звездную башню, Скал уже нашел и Вотшу, и его похитителей. Однако Ратмир не знал, что извержонок в безопасности, а потому в тот же вечер договорился со своим наставником о поездке в Край и попросил аудиенции у Вершителя. На следующее утро он был принят Канугом.

Когда Ратмир попросил разрешения снова отправиться на родину, Вершитель не без удивления переспросил:

— Ты снова желаешь посетить свою стаю?! Странно! Ты прожил в университете сорок лет, прежде чем решил навестить родину в первый раз, а теперь не прошло и года, как ты снова желаешь отправиться в Край. — Он, прищурившись, посмотрел на дважды посвященного волхва. — Может быть, у тебя появилась там… любимая?!

— Нет, Вершитель, — спокойно ответил Ратмир. — Я получил известие от брата. Он просит приехать для решения некоторых семейных проблем.

— Ну что ж, раз тебя просит приехать брат, я не возражаю, — кивнул Кануг. — Надеюсь, что… «семейные проблемы» не задержат тебя слишком долго!

— Нет, Вершитель, я предполагаю вернуться в течение двух недель!

Кануг махнул ладонью, отпуская княжича, и тот с молчаливым поклоном удалился. В тот же вечер Ратмир, повернувшись к Миру родовой гранью, отправился в путь. Его сопровождал лишь гонец Всеслава.

Два волка без приключений добрались до Края всего за шесть дней. Вотша уже был в замке, но Всеславу некогда было заниматься извержонком — он готовился к встрече послов стаи восточных медведей, ехавших заключать мир и договариваться о возвращении тел своих погибших сородичей. А вот Ратмир, едва появившись в замке, приказал привести в свои покои Вотшу.