– Рассказывай…

Я невесело улыбнулся:

– Ишь какой нетерпеливый. Давай немного подождем, я все тебе и расскажу, и покажу. Потерпи, на фирму вернемся, будет тебе раскрытие всех секретов, как у Агаты Кристи. Читал про такого бельгийца Эркюля Пуаро?..

Дальше мы ехали молча. Корень думал о чем-то своем, я выстраивал сюжет своего рассказа.

Так, в молчании, мы доехали до дверей фирмы. Когда мы, покинув наш шикарный лимузин, поднялись в приемную, я остановил Коренева, двинувшегося в кабинет, и начал свой рассказ:

– Ты, наверное, знаешь, что всех твоих сотрудников мучает один праздный вопрос?

Он вопросительно поглядел на меня.

– Что за комната отдыха имеется в распоряжении их шефа. При этом все знают, что вход в нее из твоего кабинета. Так вот, в ночь с воскресенья на понедельник я изобрел способ посмотреть эту таинственную комнату.

– Сказал бы, что она тебя так интересует, я бы тебе сам показал, – недовольно пробормотал Корень. – Тоже мне, секрет нашел!

Я, не обращая внимания на его реплику, продолжил:

– Именно здесь, в приемной, я обнаружил, что в здании кто-то есть. Из коридора под дверь пробился лучик света. Я подождал, и скоро в приемную, подсвечивая себе дорогу фонариком, знаешь, таким – на карандаш похожим, зашел мужик в черном, облегающем трико, с мешочком на поясе. У него имелся ключик от твоего кабинета…

Короче, я рассказал ему все, что увидел той ночью, и провел по маршруту, которым следовал похититель. Корень молча слушал меня и только дважды грязно выругался – когда я рассказал, как вор прятал документы в вентиляционный короб в его кабинете, и когда я привел его к канализационному люку и, открыв его, показал ему текущую мутную водичку.

Корень швырнул в люк железяку и, задвинув крышку, спросил:

– А как ты сам проник в здание, тоже нырял в городские нечистоты?

– Так меня в здании не было. Я просто все это наблюдал, не выходя из собственной квартиры.

– И каким же образом ты это устроил? – проявил Корень явно нездоровый интерес.

– А тем же самым способом, которым заставил сегодня Глянцевый труп доложить о проделанной работе и полученной прибыли… – обозлившись, выдал я.

Корень поглядел на меня диким взглядом и вдруг спросил:

– Так он что… В смысле… Мертвый Борька что, на самом деле все это рассказал?!

– А ты что, при этом не присутствовал. Для кого же я работал ужасно вредную работу? Я, можно сказать, пупок надрывал, мертвяка на правду колол, а господин начальник даже внимания на мою трудовую деятельность не обратил! – Я разошелся и изгалялся на всю катушку.

– Ты знаешь… Ты знаешь, я думал, у меня галлюцинации начались. Я как увидел, что Борька язык убрал, глаза открыл и сел, сразу зарок дал – больше ни капли спиртного… – ошарашенный, Корень явно не знал, что и подумать.

– Ах да, я и забыл, что ты вчера в гордом одиночестве заливал огненной водой свой скорый конец и готовился хлебать тюремную баланду, когда я тебе документики твои позорные притаранил! – Я уже разозлился не на шутку.

Но Володька не обращал на мои издевки никакого внимания. Он, похоже, заново переживал впечатления от моего разговора с голым трупом в бескозырке. Несколько секунд спустя он вдруг замотал головой, а потом уставился на меня с явным ужасом и восхищением.

– Ну ты, конечно, не расскажешь, как ты это делаешь? – со скрытой надеждой в голосе констатировал он.

– Конечно, не расскажу, – согласился я. – Тем более что я сам до конца этого не понимаю. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается, или, как говаривал покойник, – хорошо смеется тот, кто смеется последним. Так что радуйся жизни, Корешок. Пошли… – И я потянул его вверх по лестнице.

Он быстро пришел в себя. Что значит настоящий бизнесмен. Главное – результат, а как он получен… Да хоть с помощью Дьявола – ему все едино. Корень бодро вышагивал по лестнице, рассуждая, что необходимо будет установить на черных площадках стальные двери, а люк на… заварить.

А мне неожиданно стало как-то тоскливо. Вспомнился ночной разговор с бабушкой. Как она меня убеждала быть осторожнее!

На площадке я тронул Володьку за локоть и попросил:

– Слушай, я посижу здесь несколько минут. Мне подумать надо, а там у нас толкотня сейчас и гвалт.

Он долго смотрел на меня, кивнул и, уже открывая дверь, тихо спросил:

– Все в порядке? Может, надо чего?..

Я грустно улыбнулся и покачал головой.

Когда за ним закрылась дверь, я уселся на краешек относительно чистого подоконника и задумался. Сегодня вечером у меня предстояла важная встреча, которая еще неизвестно как кончится. Надо закруглить нерешенные дела. Никаких хвостов оставлять нельзя, чтобы потом стыдно не было. Да, собственно, у меня и оставалось-то доделать всего ничего.

Я глубоко вздохнул, прогоняя свою хандру, и негромко позвал:

– Афанасий…

Тишина.

Я позвал громче:

– Афонька, ты где? А ну-ка, давай сюда!..

В мусоре, пролетом ниже, что-то зашуршало, и по площадке промелькнула крыса. И опять все стало тихо.

Я встал и, приоткрыв дверь, выглянул в коридор. Двое ребят курили и, похоже, травили анекдоты. Уходить они не собирались.

Прикрыв дверь и подперев ее доской, я спустился на пролет ниже и опять уселся на замусоренный подоконник.

И снова позвал:

– Афонька, вылезай!..

Снова зашуршало и из-за рваной картонной коробки показалась белая шерстяная голова, сверкавшая голубью маленьких глазенок. Голова посмотрела на меня, повертелась, оглядывая полутемную площадку, и наконец Афонька вылез на свет божий и робко подошел ко мне. Сегодня телогрейки на нем не было.

– Слушаю, господин, – сказал он, наклонив головенку, и сразу добавил: – Там мужики топчутся, я боялся, они услышат, как ты разговариваешь…

Я с улыбкой разглядывал маленькую грязно-белую меховую фигурку, стоявшую передо мной.

– Слушай, Афанасий, тебе не надоело в нежилом доме обретаться. Ты же домовой, тебе хозяйство положено вести. А здесь у тебя, небось, и каргорушей-то нет… – припомнил я незнакомое словечко.

Он поднял голову и как-то тоскливо на меня посмотрел:

– Конечно, нет… Откуда ж им взяться, каргорушкам-то. Хозяйства нет, хозяев нет, так одни насельцы – несерьезный народ. Со мной уже другие домовые и не водятся. А что я могу сделать, если жильцов-то переселили… – и он горестно вздохнул.

– А хочешь, я тебя в хорошую семью порекомендую?

– Как это?.. – не понял он.

– Ну как… моему очень хорошему другу собака нужна. Ты же можешь собакой перекинуться. Только чтоб пес побольше был. Вот я тебя и порекомендую. Мне кажется, ты отличным домовым был. Что ж тебе пропадать? А?..

Голубые глазки засветились так, что можно было подумать, будто в голове у Афоньки зажглись два фонарика. Он облизнулся и неожиданно хрипловато спросил:

– И что, твой друг сам меня позовет к себе жить?..

– Если ты ему и его хозяйке понравишься – позовет. Но главное, как мне кажется, тебе надо будет подружиться с их сыном. Отличный мальчишка. Только мне кажется, он тебя сразу раскусит… Ну, что ты домовой.

– У него что, дар есть? – Афанасий, похоже, несколько оторопел.

– Это мне так кажется. Но может быть, я и ошибаюсь. В любом случае, Афонька, если ты или твоя Анфиска в этой семье чего по-крупному нашкодите, или Данилу обидите, я вас обоих в пыль размету… или размечу… или разметаю… Ну в общем – в пыль! Ты меня понял?! – Я скорчил самую зверскую рожу, на которую был способен.